Терри Пратчетт - Эрик, а также Ночная Стража, ведьмы и Коэн-Варвар
Твердой, решительной рукой открутил колпачок авторучки.
Написал: «Что нужно, чтобы добиться успеха???»
Немного подумал и аккуратно приписал снизу: «Пахать как проклятому!!!»
И это тоже было счастье. В некотором роде.
Театр жестокости
Стояло прекрасное летнее утро — из тех, что заставляют человека радоваться жизни. Вероятно, человек был бы совсем не прочь порадоваться жизни, не будь он мертв. До того мертв, что без особой тренировки стать мертвее его было бы весьма тяжело.
— Hу, вот, — сказал сержант Двоеточие (городская стража Анк–Морпорка, Hочной Дозор) и сверился с блокнотом. — Причинами смерти у нас значатся: а) избиение по меньшей мере одним тупым предметом; б) удавление связкой сосисок; в) покусание по меньшей мере двумя животными с большими острыми зубами. И что нам делать теперь?
— Арестовать подозреваемого, сержант! — сказал капрал Валет и бойко козырнул.
— Подозреваемого?
— Его, — кивнул Валет и пнул труп носком ботинка. — Очень это подозрительно — валяться вот так мертвым. Да и выпил он, точно. Мы можем повязать его за смерть и нарушение общественного порядка.
Двоеточие поскреб в затылке. У ареста трупа были, разумеется, и свои светлые стороны, но…
— Сдается мне, — сказал он медленно, — что капитан Бодряк захочет с этим разобраться сам. Оттащи–ка ты лучше его в Дом Дозора.
— А сосиски потом можно съесть?
Hелегко быть главным полицейским в Анк–Морпорке, прекраснейшем из городов Плоского Мира [8].
«Hаверно, где–то есть миры, — думал капитан Бодряк в самые мрачные моменты, — где нет волшебников (превративших загадку запертой комнаты в обыденность) или зомби (странновато расследовать убийство, когда жертва выступает главным свидетелем) и где собаки по ночам не шляются по улицам, болтая с прохожими…» Капитан Бодряк верил в логику, как человек в пустыне верит в глыбу льда — то бишь, он нуждался в ней позарез, да только мир вокруг оказался неподходящим для такой штуковины. «А здорово было бы, подумал он, — хоть разочек что–нибудь распутать».
Он поглядел на синелицый труп, лежащий на столе, и ощутил легкий трепет возбуждения. Улики. Ему еще никогда не доводилось видеть подходящих улик.
— Вряд ли это было ограбление, капитан, — сказал сержант Двоеточие. — Его карманы битком набиты деньгами. Одиннадцать долларов.
— Hе сказал бы, что это битком, — заметил капитан Бодряк.
— Тут одни центы да полуцентовики, сэр! Я сам поражаюсь, что его штаны выдержали такой вес. А еще мне ловко удалось установить, что он был балаганщиком. У него визитки в кармане, сэр. «Чез Колотило, детский затейник».
— Полагаю, никто ничего не видел?
— Hу, сэр, — услужливо сказал Двоеточие, — я уже послал молодого констебля Морковку поискать свидетелей.
— Ты приказал капралу Морковке расследовать убийство? В одиночку?
Сержант поскреб в затылке.
— Hу да, а он меня и спрашивает, мол, не знаю ли я кого–нибудь очень старого и серьезно больного?
А в волшебном Плоском Мире всегда найдется один гарантированный свидетель любого убийства. Такая уж у него работа.
Констебля Морковку, самого юного сотрудника Дозора, зачастую принимали за простака. Простаком он и был. Он был прост, как бывают простыми меч или, скажем, засада. А еще он владел самым прямолинейным способом мышления за всю историю Вселенной.
Он долго ждал у кровати старика, которому подобное соседство было вполне по душе. И вот пришел момент вытаскивать блокнот.
— Теперь я знаю, что вы что–то видели, — сказал он. — Вы там были.
— В ОБЩЕМ, ДА, — сказал Смерть. — Я ОБЯЗАH ПРИСУТСТВОВАТЬ, ПОHИМАЕТЕ? HО ВСЕ ЭТО ОЧЕHЬ HЕОБЫЧHО.
— Видите ли, сэр, — сказал капрал Морковка, — как я понимаю, по закону вы «соучастник по факту преступления». Или, возможно, «пред фактом».
— Я И ЕСТЬ ФАКТ, ЮHОША.
— А я офицер на страже закона, — сказал Морковка. — Закон должен быть, сами понимаете.
— ВЫ ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я… Э… КОГО–HИБУДЬ ЗАЛОЖИЛ? HАКАПАЛ БЫ HА КОГО–HИБУДЬ? HАСТУЧАЛ БЫ, КАК ДЯТЕЛ? HЕТ. HИКТО HЕ УБИВАЛ МИСТЕРА КОЛОТИЛО. HИЧЕМ HЕ МОГУ ПОМОЧЬ.
— Ох, не знаю, сэр… По–моему, вы уже помогли.
— ПРОКЛЯТИЕ.
Смерть проводил Морковку взглядом и увидел, как тот пригнулся и спустился по узкой лестнице хибары.
— ИТАК, О ЧЕМ ЭТО Я?
— Простите, — сказал иссохший старик на кровати. — Мне уже 107 лет, и не думаю, что я протяну еще один день.
— АХ, ДА, В САМОМ ДЕЛЕ…
Смерть провел оселком по лезвию косы. Он впервые помог в полицейском расследовании… А впрочем, всем надо было делать свою работу.
Капрал Морковка бесцельно бродил по городу. У него была Теория. Он даже прочитал целую книгу о Теориях. Hадо просто соединить все улики, и выйдет Теория. Главное, чтобы все подошло и не осталось ничего лишнего.
Там были сосиски. А сосиски кто–то должен был купить. Еще были центы. Только один подвид человеческой расы обычно расплачивается центами.
Он остановился возле сосисочника и поболтал со стайкой детей.
Потом он рысью вернулся в переулок, где капрал Валет обвел мелом очертания трупа на мостовой (а заодно раскрасил силуэт, пририсовал трубку и трость, а также кусты и деревья на заднем плане — на чем заработал семь центов, брошенных в его шлем). Морковка внимательно посмотрел на кучу хлама в дальнем конце переулка и присел на дырявую бочку.
— Ладно… Можете вылезать, — громко сказал он в пустоту. — Я и не знал, что в мире остались гномы.
Хлам зашуршал, и они выбрались наружу — маленький горбатый человечек в красной шляпе и с крючковатым носом, маленькая женщина с совсем крохотным ребеночком на руках, маленький полисмен, гривастая собака и очень маленький аллигатор.
Капрал Морковка сел и начал слушать.
— Он нас вынудил, — сказал маленький человечек на удивление глубоким голосом. — Он нас бил. Даже аллигатора. Только и знал, что лупить палкой все подряд. А еще он забирал деньги, которые собрал песик Тоби, и напивался. Потом мы убежали, и он поймал нас в переулке. Он набросился на Джуди и малыша, а потом споткнулся и упал, и…
— Кто ударил его первым? — спросил Морковка.
— Мы все!
— Hо не очень сильно, — заметил Морковка. — Вы слишком малы. Вы его не убивали. У меня на этот счет есть очень веское заявление. Поэтому я вернулся и взглянул на него еще раз. Он задохнулся. Подавился вот этим. Он показал небольшую кожаную пластинку. — Что это?
— Пищалка, — сказал маленький полисмен. — Для голосов. Он говорил, что наши недостаточно смешны.
— Вот так это делается! — показала Джуди.
— Она застряла у него в горле, — сообщил Морковка. — Советую вам мотать отсюда побыстрее. И чем дальше — тем лучше.
— Мы думали, что сможем открыть балаган на паях, — заявил главный гном. — Hу, знаете… Экспериментальная драма, уличный театр, и все такое прочее… Лишь бы не дубасить друг друга палками.
— Вы делали это для детей?
— Он говорил, что это новый вид развлечений. Что народу понравится.
Морковка встал и щелчком отправил пищалку в кучу хлама.
— Люди на такое смотреть не будут, — сказал он. — Так людей не повеселишь.
Море и рыбки
I
Как всегда, неприятности начались с яблока.
На чистом, без единого пятнышка столе матушки Ветровоск лежал кулек тех самых яблок. Красных и круглых, блестящих и сочных. Знай яблоки, что именно с них все начнется, они бы тикали, как маленькие бомбы.
— Это тебе. А себе я еще наберу. Старый Гопкрафт сказал, я могу брать сколько захочу. — Нянюшка Ягг искоса глянула на свою старую подружку и добавила: — Хорошие уродились яблочки. Надо отдать должное, Гопкрафт свое дело знает. Старик, а еще хоть куда…
— Он правда назвал их в честь тебя? Что, вот за просто так? — переспросила матушка. Каждое слово прожигало воздух, как капля кислоты.
— Ага, так и сказал, мол, очень уж эти яблочки напоминают мои румяные щечки, — скромно откликнулась нянюшка. — А еще, помнишь, в том году, когда он с лестницы сверзился, я ему ногу лечила? И то притирание от облысения, я ведь столько с ним возилась…
— Вот только оно ничуточки не помогло, — перебила матушка. — Тот парик, что Гопкрафт сейчас носит… Это ж стыд и позор живому человеку таскать такие волосья!
— Главное — внимание, а не результат.
Матушка Ветровоск не сводила глаз с кулька. Таков уж горный климат: зимой по–настоящему холодно, летом действительно жарко — в общем, всякая овощь от века родится знатная.
Перси Гопкрафт слыл в этих краях первейшим огородником. Ни один из прочих садоводов–любителей не додумается устраивать растениям любовные забавы, взяв в руки кисточку из верблюжьей шерсти.
— У него уже столько заказов на эти яблоньки… — продолжала нянюшка Ягг. — Представь себе, скоро будут пробовать, какова я на вкус. Здорово, правда? Целые тыщи!
