Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия
– Мне неизвестен указ, где чары, которыми они пользовались, объявлялись бы запретными.
– Но они владеют той новой магической силой, которая привела к беспорядкам прошлой ночью.
– Да, – признал Ханнер.
– Тогда, если они волшебники, почему не сопротивлялись аресту? Как тебе удалось привести их сюда?
– Наняв других магов, разумеется. Вот эти трое помогли мне поймать и удержать пленных. – Ханнер показал на своих помощников.
– Так они тоже маги?
Ханнер кивнул. Магистрат вздохнул.
– Насколько я знаю, правитель еще не прислал указаний, считать ли использование этих новых чар преступлением.
– Тогда они закон не нарушали, – сказал Ханнер. – И вам следует заниматься только настоящими преступлениями: воровством, насилием, вандализмом и незаконными действиями. Ну и отказом подчиниться представителю власти.
– То есть тебе?
– Вот именно.
– Лорд Ханнер, как мне известно, ты пока что не занимаешь никакого официального поста на службе лорда Азрада.
– Верно.
– Тогда я не могу заняться этим делом – только правитель может решить, вправе ли ты был действовать от его имени. – Лицо чиновника неожиданно просветлело. – А это значит, что я, к сожалению, должен передать это дело в руки представителен верховной власти.
– Но это невозможно! – возразил Ханнер. – Правитель не допускает во дворец никого, и я сомневаюсь, что лорд Караннин согласится прийти сюда и вершить суд.
– Честно говоря, милорд, это не мои заботы.
Ханнер взглянул на магистрата в упор.
– Прекрасно! Тогда я снимаю обвинение в неподчинении власти. Разбирайся с остальными преступлениями.
– Я не вижу здесь потерпевшую сторону – владельцев похищенного и испорченного имущества.
Эта капля переполнила чашу.
– Бога и демоны! – взревел Ханнер, поразив всех, в том числе и себя самого. Он шагнул вперед, к самому столу, лишь в последний миг удержавшись от искушения перегнуться через него и схватить магистрата за грудки. – Ты представляешь лорда Азрада! Не прекратишь ли ты увиливать от своей работы, господин? Я привел к тебе троих мужчин и девушку, схваченных на месте преступления, когда они тащили все, что понравится, и крушили все, что мешает, я привел троих свидетелей, не считая себя, и я требую, чтобы ты занялся этим делом!
– Я не могу! – уперся чиновник. – В любой момент правитель может объявить эту новую магию вне закона и повелеть перевешать их всех!
– Пока еще он этого не сделал! – прорычал Ханнер, наклоняясь вперед и едва не тыкаясь носом в нос магистрата. – Я держал схваченных преступников в доме моего дяди, но я не могу держать их там вечно! Понятия не имею, когда Азрад что-нибудь решит, ты этого тоже не знаешь; не может же весь город замереть и дожидаться, пока он что-нибудь надумает! Просто забудь о магии, хорошо? Обращайся с ними, как с обычными ворами и насильниками.
– А если я отпущу их, а правитель...
– Я возьму всю ответственность на себя! Ты просто делай свое дело!
– Ты берешь ответственность на себя? Перед этими свидетелями?
– Да, разрази тебя гром!
– Что ж, хорошо. Обычные воры и громилы, значит... – Он оглядел пленников и ткнул в первого: – Ты! Отрицаешь ли ты хоть слово в том, что поведал лорд Ханнер о твоих делишках прошлой ночью?
Он выбрал Киршу, единственную женщину.
– Нет, милорд, – сказала она.
– Есть ли у тебя смягчающие обстоятельства, которые, по твоему мнению, должны быть учтены при вынесении приговора?
Девушка замялась, глянула на Рудиру и сказала:
– Я считала, что мне все снится, милорд. Магистрат откинулся в кресле.
– Вот как? – протянул он. – Очень интересно!.. Почему же?
– Н-ну... мне и в самом деле снился сон... кошмар... Что я падаю, и горю, и задыхаюсь... а потом я проснулась, и оказалось, что я парю в воздухе... Милорд, я раньше никогда даже не разговаривала с магом, а летала только во сне. Вот я и решила, что все еще сплю.
– И ты не заметила, что мир вокруг совершенно такой, как наяву?
– Но он не был как наяву! Поначалу, во всяком случае. Я могла летать и заставлять летать вещи, и отовсюду слышались крики – все, казалось, сошли с ума, так что я решила, что это сон, а если нет, то конец света, и я могу делать все, что захочу.
– И ты помчалась по улицам, грабя лавки?
Девушка кивнула; вид у нее был совершенно несчастный.
– Это не делает чести ни твоему воспитанию, ни твоему здравому смыслу.
– Я знаю, – прошептала она.
– Пять плетей, и ты должна возместить жертвам причиненный тобой урон.
Девушка поникла, а Ханнер подумал, что приговор вполне справедлив.
Однако говорить он ничего не стал: ему надо было прийти в себя. Прежде он никогда вот так, прилюдно, ни на кого не орал и никогда, с самого детства, настолько не выходил из себя.
Он надеялся, что это не связано с чародейством: мысль, что он в конце концов начнет с воплями бегать по улицам, как случилось прошлой ночью с многими чародеями, приводила его в ужас.
С другой стороны, на его глазах дядя Фаран пару раз точно так же выходил из себя, обычно когда не высыпался или слишком много и долго работал, так что, возможно, вспыльчивость у них семейная, и он, Ханнер, прежде просто не имел случая проявить ее.
Следующим перед магистратом предстал юный Роггит, сын Райела. Он знал, что не спит, но утверждал, будто думал: город разрушают демоны, а потому торопился набрать сокровищ, чтобы, улетев, безбедно жить в Алдагморе.
– Алдагмор? -переспросил офицер. – Почему – Алдагмор? У тебя там семья?
– Нет, милорд.
– Тогда почему Алдагмор, а не Малые Королевства, или Тинталлион, или что угодно еще?
– Не знаю, милорд, – со склоненной головой сказал Роггит. – Мне просто казалось, что так нужно.
Очень интересно, думал Ханнер. Алдагмор, самое южное из баронств Сардирона, лежало прямо на север от города, а тех, кто пропал прошлой ночью, последний раз видели уходящими на север. Нет ли здесь какой-нибудь важной связи?
– Ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что делаешь, – заметил магистрат. – Семь плетей и возмещение убытков потерпевшим.
Третий пленник, Грор-Кривозуб, просто сказал, что был не в себе от кошмаров, проснулся, увидел, что все словно с цепи сорвались, и последовал их примеру; ему было назначено восемь плетей. Четвертым был Салдан от Южных Врат, тот старик, что дрался с убитым Рудирой парнем; он не искал себе оправданий и тоже был приговорен к восьми плетям.
Ханнер раздумывал, надо ли говорить, что Салдан в запале мог и убить кого-нибудь, а значит, заслуживал более сурового наказания, чем относительно легкое бичевание, но в конце концов промолчал. Насколько было известно Ханнеру, никто, включая Салдана, не знал наверняка, убил ли он кого-нибудь, а поскольку, чтобы выяснить это, магистрату пришлось бы обращаться к магу, Ханнер решил, что сомнение следует толковать в пользу Салдана.
А кроме того, ему не хотелось, чтобы для расследования использовалась магия, раз уж он убедил магистрата закрыть на нее глаза.
Стражники увели четверых осужденных; если никто из них не болен и не захочет, чтобы за поркой наблюдали доверенные лица, бичевание состоится немедленно, после чего наказанные будут освобождены и отправятся по домам, как только смогут надеть туники.
Никакого желания смотреть на порку у Ханнера не было; поэтому он распрощался и вместе с тремя чародеями – с тремя другими чародеями, напомнил он себе, – вышел из управы и повернул к востоку.
– Хочу посмотреть, что творится у дворца, – сказал он. – Вы трое как, пойдете со мной?
– Я – нет, – отказался Зарек. – Слишком уж много там кругом стражи. Я бы пошел обратно, если ты не возражаешь. – Он помялся. – Этот управитель меня впустит?
– Берн? – Специальных распоряжений Ханнер не отдавал, но Берн показался ему человеком сообразительным, и к тому же он слышал, как Ханнер этим утром приглашал всех приходить. – Думаю, да, но если откажется, просто подожди поблизости, я скоро вернусь.
Зарек кивнул и на следующем же углу свернул вправо, к Высокой улице.
Рудира и Отисен остались с Ханнером. Шагая по Торговой улице, Ханнер с интересом поглядывал на деревенского паренька.
– Я считал, ты спешишь домой, – сказал он.
– А я передумал, – отозвался Отисен. – Это все, знаешь ли, ужас как интересно. Да и на дворец посмотреть еще раз хочется – весьма впечатляющее здание.
Ханнер моргнул и не ответил, но не потому, что остался равнодушным к словам паренька. Напротив, он счел их поразительными и занятными.
«Впечатляющее»?.. Он никогда не думал так о дворце – только как о доме. В конце концов он родился там и всю жизнь провел в его стенах, среди знакомых уютных комнат и залов.
Отисен же, без сомнения, рос на хуторе; поездка в город сама по себе должна была стать для него событием, тогда как Ханнер и ночи не провел вне городских стен. Ханнеру подумалось, что весь город должен был показаться весьма впечатляющим тому, кто никогда не бывал в нем; дворец, же, как бы то ни было, самое большое здание Этшара Пряностей.
