Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера
Недавно очередная комиссия проехалась по объектам солнечной системы, как обычно, придя к выводу о необходимости полного обновления. По счастью, отставные иерархи не дошли в своих рекомендациях до того, чтобы взрывать Солнце, но обратили внимание на недопустимость посторонней колонизации — имелось в виду распространение человеческой расы на соседние планеты. После их визита была проведена серия астероидных бомбежек, выкосившая чахлые ростки цивилизации на Юпитере, Венере и Марсе. Луну пока трогать не стали — ею решили заняться немного позже, в ходе оздоровления обстановки на Земле, да и поселенцев там было очень мало. Характер намечаемого оздоровления был неясен: братья не могли знать в точности о планах высшего командования, так как имели доступ, или, как его еще называли, окно или шлюз, только к своему непосредственному куратору. Деяния высших сил могли наблюдаться, но общаться напрямую с этими силами было невозможно. Куратор располагал выходом на своего непосредственного начальника, которого Морис и братья уже не могли видеть, а этот начальник — окном на своего иерарха, и так далее, по всей невероятно растянутой цепочке подчиненности. Аналогичная субординация существовала в обратном направлении — до мельчайших, почти бессознательных сил.
Бюрократическое устройство Вселенной, таким образом, основывается на том, что любое звено имеет только три окна: для общения с начальником, подчиненными и равными. По этому же принципу человек на Земле не может общаться с муравьями или, скажем, вулканом — для этого требуются некоторые промежуточные силы, что-то вроде переводчиков (как их называли в древности, духов или демонов). Впрочем, как бывает при переводе, передача информации через несколько промежуточных звеньев оборачивается потерями и искажениями. Братья совершенно не были уверены, что их куратор излагает волю иерархов именно в том виде, в каком она была изъявлена. В конце концов, самые высшие силы настолько необъятны и необъяснимы, что их подчиненные, каждый на своем уровне, могут только предполагать, чего именно желает начальство, трактуя эти желания сообразно собственному разумению. При спуске руководящих указаний вниз по командной лестнице их содержание неизбежно извращалось, зачастую доходя до конкретного исполнителя в совершенно противоположном виде. Классическим примером подобных курьезных аберраций были так называемые священные книги, якобы надиктованные людям свыше. Содержание этих книг неизменно веселило знакомых Мориса, гораздо более посвященных в механику принятия космогонических решений, чем самый возвышенный земной пророк или мессия.
Промежуточная зона, в которой находились Морис и братья, сменилась видом Юпитера с расстояния в несколько сотен тысяч миль. Поскольку поверхность планеты была покрыта жидким водородом, земляне осваивали ее спутники.
— Вот и наш текущий объект, — пояснил брат Фил, указывая на Ганимед. — Основную массу работы мы уже выполнили. Иерархи потребовали, чтобы образ планеты был избавлен от вмешательства чужеродной психики. На спутниках было несколько крупных — по земным понятиям, естественно, — колоний, поэтому даже израсходовав четверть астероидного пояса, окончательно уничтожить следы людей не удалось. Они как зараза, как чума. От них никогда нельзя избавиться до конца. Ты же знаешь, как было на Земле — потопы, обледенение, эпидемии, думаешь, ну вот, все, очистка закончена, а глядишь — они опять размножились. За каждой щелью, в которой они прячутся, не уследишь.
— Я давно говорю, что у них где-то есть покровитель, агент вражеских сил, — убежденно добавил брат Ояма.
— Перестань, ради бога. Ты уже всем надоел со своей шпиономанией, — поморщился Якоб.
— Ради какого бога? — ехидно спросил Ояма.
— Не цепляйся к словам. Ради куратора, если хочешь, — ответил Якоб.
— Угомонитесь вы! — призвал братьев к порядку Фил. — Так вот, Морис, нам приказали полностью очистить окрестности планеты от следов человеческой деятельности. Мы носимся над Ганимедом уже битый час — то там метеорит швырнем, то туг, землетрясение организуем, а все равно какое-то шевеление происходит. Это последний участок на Юпитере остался, все остальные уже вычищены. Ты среди нас — самый большой мастер по обнаружению человеческих сознаний. У тебя врожденный локатор лучше всех. Помоги, пожалуйста! Сроки уже поджимают, а нам еще Венеру с Марсом астренизировать. У иерархов какие-то планы в отношении всей системы, но нас в них, само собой, не посвящают, только требуют, чтобы все было быстро и аккуратно.
Морис задумался. Он старался избегать участия в астренизации (астральной ассенизации), так как вполне обоснованно считал, что после своей земной смерти успеет вдоволь натаскаться космического мусора. Кроме того, оставался непроясненным один вопрос.
— Скажи, Фил, а что, неужели эти внеземные колонии были настолько плохи?
— Ты имеешь в виду…
— Да, основное людское предназначение, — договорил за брата Морис.
Как-то на одном из совещаний куратор вскользь намекнул, для чего вообще была затеяна вся эта история с разведением человечества на Земле. Когда ему задали несколько уточняющих вопросов, он уклонился от ответов и больше эту тему в разговорах не затрагивал. Однако братья для себя сделали вывод, что люди представляли для иерархов интерес своими сновидениями, причем не всеми, а, как выразился куратор, «системообразующими». Содержание этих системных сновидений определялось многими факторами, но в наибольшей степени — психикой Земли. Массовое переселение людей на другие планеты не привело к тому, что снов стало меньше, просто качество их изменилось. Ведь каждая планета Солнечной системы имеет свою психосферу, отличную от земной. Даже элементы выстроенной людьми периодической таблицы своими психическими и физическими качествами отличались от, казалось, точно таких же атомов и молекул, с которыми человечество привыкло иметь дело за годы развития земной техники. Эту горькую истину первыми усвоили передовые межпланетные отряды хореоматиков. Их тревожные сообщения были, однако, проигнорированы земными властями, стремившимися поскорее эвакуировать население прочь с угасающей, изуродованной войнами планеты. Такое пренебрежительное отношение имело печальные последствия. После начального триумфального, как думалось пришельцам, освоения чужих миров прошла полоса необъяснимых катастроф и загадочных эпидемий (Морис и братья были уверены, что космические силы к этому непричастны — все объяснялось психическим сопротивлением планет), отбросившая колонистов далеко назад, на средневековый уровень. Кое-где население даже опустилось до полуживотного существования. Впрочем, это были сугубо людские проблемы, мало волновавшие космические инстанции. Галактические силы более заботило то обстоятельство, что просочившаяся за пределы своей колыбели и оказавшаяся во враждебной психосфере цивилизация стала генерировать не системообразующие, а системоразрушающие сны. Это было недопустимо.
— С точки зрения иерархов, хуже некуда, — ответил Морису Фил. — Поэтому и комиссия нагрянула сюда вне плана, и в рамки нас вогнали очень жесткие. Сказали, что мы на Земле околачивались долго, местную специфику знаем, нам и карты в руки. Впрягайся, брат. Мы на тебя надеемся. Ты нам их только покажи внизу, а дальше мы сами все сделаем.
— Ладно, — согласился Вейвановский. Он заметил, как астральные коконы остальных братьев радостно засветились. Морис пару раз приходил к ним на помощь в таких делах, но сейчас, похоже, дело было особо срочное.
Вейвановский отделился от братьев и немного снизился над поверхностью Ганимеда. Даже быстрый психический анализ показал, что спутник сильно утомлен пребыванием пришельцев. Стало понятно, почему иерархи всячески препятствуют встречам разных цивилизаций — небесные тела нервно реагируют на появление чужеродных элементов, а это нарушает общий психический баланс в галактике. Вокруг Юпитера колонии были почти полностью разрушены: от огромных городов остались развалины; силовые поля, защищавшие колонистов от неприветливого космоса, были пробиты и уже никого не могли спасти. Уцелевшие горстки людей забаррикадировались в нескольких сохранившихся подземных сооружениях, не предпринимая попыток выйти наружу. На Ганимеде Морис оценил их численность в человек пятьдесят-шестьдесят. Он еще больше сконцентрировался; спутник предстал перед ним как совершенно гладкое синее поле, на котором видны были несколько десятков светящихся бугорков — сознания колонистов. Эта картина немедленно стала достоянием всех братьев.
— Спасибо, Морис! — Вейвановский почувствовал несколько благодарных прикосновений к своей оболочке.
— Спасибо, брат! Мы — твои должники!
— Сейчас мы их, мерзавцев, всех до одного! Воспоминаний не останется! — мимо промчался возбужденный брат Ояма.
