Сергей Фокин - Адские врата
И тут словно глаза у Степаниды ещё раз открылись. Охнула она и выронила скалку, а сама стоит, ни жива, ни мертва. Глаза большие сделались, точно от ужаса. Но не себя смотрит, а на старика, по голове которого струйка кровяная стекает.
— Прости меня, дуру шатоломную! — вскричала в очередной раз за сегодня и кинулась обнимать Лешего. — Что с тобой сделала? Убила?
— Не совсем пока, — проскрипел тот. — Но ещё двадцать шагов — и точно дуба дал бы… Староват я становлюсь, Степанидушка! Не для меня забавы да беганье. — И ни одного слова в упрёк про вероломство с дубиной.
Она повисла на его шее, прижавшись всем телом, и не сказать, чтобы Лешему это не понравилось. Всё-таки замечательная она баба! И не только характером, но и остальными достоинствами, хорошо сейчас видимыми.
— Что же ты, хрыч старый, натворил? Признавайся, или подлечу сегодня, а завтра доконаю!
— Не хотел я, честное слово не хотел, чтобы так вышло. Чёрт лысый сподобил. Приходил недавно и бутылочку принёс с питьём волшебным. Память отбивает временно. Думал я тебя подольше задержать, хотя бы на пару недель. Надоело уже одному жить, хочется по-человечески… — Сказал так — и недавние свои мысли вспомнил, усмехнулся даже.
— Нашёл бы себе нормальную девку, да и жил бы, — сквозь слёзы проговорила Степанида Ивановна, положив голову старику на грудь. — Вот и была бы семья.
— Да как же я без тебя-то? — спросил он, охнув, потому что голова его качнулась, и отозвалось это движение болью во всем теле.
— Привык уже, дурачок?
— Привык.
— За это и прощаю тебя. Но в другой раз деньгами меня не приманивай, ни к чему мне твоё золото. Если нужно, сама спрошу. Понял? — Она подняла лицо и посмотрела в его глаза. А там — раскаяние искреннее.
— Понял. — Леший вздохнул. — Пойдём домой, что ли? Мне ведь тебе поведать многое нужно.
— Так ведь только из постели, блудник окаянный! — воскликнула она удивлённо. — Чего ты тут без меня наглотался, признавайся? Кореньев укрепляющих, что ли?
— Да нет, Степанида, не о том речь веду. — Они поднялись, и, обнявшись, двинулись потихоньку к берлоге. — Про Николу с Оксаной да внучат. Были у меня твой сын с Савелием на днях. Много чего в селе случилось. Касается это тебя напрямую.
Охнула женщина и вцепилась ему в руку:
— Говори, не тяни! Что там?
Когда рассказ его закончился, остановилась Степанида, задумалась. На лице её борьба отразилась, мысли противоречивые. Потом посмотрела на спутника и кивнула, зловеще сузив глаза:
— Так вот он какой, цветочек аленький! — Касалось это, понятно, чёрта. — То, что послал Николу к Кикиморе, правильно. Хоть и боюсь я старую каргу, а другого пути у сына не было. Бог даст, пронесёт лихо мимо него. Думаю, что и на твою бывшую управу найти можно. Говорили мы как-то с нею мимоходом. Злая, но деловая баба. Если найдёт Никола к ней подход, должна помочь ему. Впрочем, вчера это было, всё давно решилось.
— Могла она и загубить парня, — заметил Леший. — Не впервой ей это.
— Так ведь и ты всю жизнь на молодых заглядывался! — усмехнулась Степанида, и понял старик, что вернулась она в себя полностью, до последней капли. — А теперь вон привык, говоришь.
— Всё меняется, — согласился он. — Время нынче быстрее летит, что ли…
— Мы становимся старше да неповоротливее. Молодёжь соображает лучше нас. Верю я в Николу. А коли так, будем считать, что живой он и невредимый. И, чтобы вину твою передо мной загладить, сделай что-нибудь для него.
Удивился Леший, почесал затылок:
— Чего же ты хочешь?
— Дай ему умение, чтобы противников одолеть. Ты же справляешься со своей заботой, хотя и немолодой. Волшебством хитрым, не иначе. Надели им Николу, пусть попользуется. Одному богатырю с целым легионом чертей без поддержки не справиться.
Задуматься теперь пришёл черёд Лешего. Хмыкал он несколько раз, прикидывая варианты, потом остановился на одном и говорит:
— Если только силу ему дать медвежью…
— Хорошее дело, — одобрила Степанида. Она тем временем уже размышляла, как ей самой сподручнее в дело ввязаться.
Кивнул старик и стал бормотать непонятные слова, руками размахивать и ветер поднимать. Закружился вокруг него вихрь и по повелению Лешего ринулся над лесом в ту сторону, где находилось село.
— Отыщет? — спросила женщина с пониманием.
— Отыщет. Даже под землей.
— Тогда и нам мешкать нечего, старый. Ты со мной?
— Куда? — удивлённо спросил он.
— В ад, конечно. Но для этого домой вернуться нужно. Корешок у меня на сеновале сушится один. Шибко нужен, чтобы ворота отворить. Я ведь в стороне от беды своей семьи не останусь, не думай.
— Эк, тебя завело! — озадаченно буркнул Леший. Потом махнул рукой и решился: — Куда же мне деваться — с тобой. Только вот в чём загвоздка: портал мой сегодня уже не сработает. Отправлял я вашего попа. Теперь сутки ждать придётся, пока не восстановится. Не доделанный он, времени всё не найду. Да и то сказать, не было прежде необходимости пользоваться так часто… А нынче вон как вышло! — И старик развёл руками.
— Полетим на метле, — решительно отозвалась Степанида Ивановна и посмотрела на хозяина с едва заметной усмешкой: — Не испугаешься?
У Лешего душа в пятки ушла. И пожалел он, что дал согласие.
17
Чёрт руки потирал! Сломался кузнец, нечего в ответ сказать. А тут ещё жена его явилась бесчувственная. Чудно было видеть её такой, но даже порадовался нечистый: лишняя боль Николу покладистее сделает. Договор заранее заготовлен был, ведь это часть плана, и думал над ним чёрт долгие пять лет. Теперь пришла пора собирать урожай.
Полез он в карман, а самого радость распирает. Такого громилу обработать не всякий сумеет. Его товарищи, небось, сейчас дыхание затаили: готовятся дифирамбы петь. Кое-кого известил он насчёт своих задумок — так ставки на него принялись ставить, как на ипподроме. Нашлось немало насмешников. Тем лишь бы зубы поскалить, помощи не дождёшься. Поганый всё-таки в основной массе народ — черти.
Плюнул от этих мыслей нечистый, да чуть в Николу не угодил. Скрипнул кузнец зубами, но стерпел, только в глазах яростный огонь засверкал, как в прежние годы у комсомольцев на стройках века. Ему бы сейчас будёновку со звездой да шашку — перепилил бы дуб, не задумываясь. А уж если челюсти железные, что Кикиморе достались…
Чёрт, видно, о них тоже наслышан был — даже поёжился. Знать, об одном и том же подумали. Привидится такое во сне — оторопь возьмёт.
Между тем появившаяся из штанин бумажка с договором полетела вниз.
— Ознакомься, кузнец. Ничего против стандартного варианта. Обязуюсь я больше не солить тебе до самой твоей погибели, когда душа перейдёт в мою собственность.
Подхватил Никола листочек, прочитал внимательно, потом спросил:
— Что-то я не пойму. А дальше что с нею будет?
— Так ведь это не твоя забота уже! — хмыкнул чёрт. — Доживай свой век и не беспокойся ни о чём.
— Слышал я другое, любезный! — покачал головой кузнец. — О мере ответственности сторон. Если ты часть меня получить хочешь, обязан сообщить, с какой целью. Ведь ценность-то приобретаешь немалую.
— Между прочим, отчёта я давать не обязан, — недовольно отозвался чёрт. — Но коли спросил, изволь, отвечу. Ты — это кусок мяса от головы до пальцев на ногах. Жизнь твоя закончится в глубокой старости, в довольстве и спокойствии. Чего надобно ещё знать, чтобы радоваться?
— Не по существу говоришь! — оборвал его Никола. — Про душу бессмертную речь веди.
— Она к тебе пришита, как пуговица к рубашке! Почему ты её считаешь своей, не понимаю! — Нечистый скроил ужасную физиономию и пожал плечами. — Пусть с ней деется, что угодно. Оказавшись в могиле, не всё ли равно тебе будет?
— А может быть, ты обманываешь меня, плешивый хвост? — воскликнул кузнец. — И душа — часть меня самого, как кровь, к примеру. Попробуй, слей её всю — и конец придёт. Смотрю я вот на жену, и сомнением всё больше терзаюсь. Нет у неё души сейчас — и совсем другою она сделалась. Читал я в юности, что человек не заканчивается напяленной на него шляпой. Может быть, совсем иная у нас природа, чем ты хочешь представить? Что на это скажешь?
— Высокие материи нужно было в институте изучать, — хмыкнул нечистый веско. — Философии разные… Теперь поздно уже.
— Сдаётся, неполный договор-то твой! И стараешься ты меня в заблуждение ввести. А ну как шепну я твоему начальству после смерти, что обманом ты завлекаешь людей в ад?
— Если бумага подписана, можешь говорить что угодно. Там нет сносок со звёздочками мелким шрифтом, ничего между строчек не выведено. Всё прозрачно. Но коли уж тебе интересно, что ждёт твою душу, то знай: будет она жариться на сковороде по вторникам и четвергам, а в остальные дни смотреть на мучения других и трепетать в ожидании худшего. И длиться это будет до скончания веков, потому что добровольно расставшемуся с ней новая душа не полагается. Так что лови булавку и постарайся выдавить из пальца хотя бы одну каплю, большего мне и не требуется! — хихикнул чёрт.
