Артем Тихомиров - Седьмая пятница
— А ты совсем не изменился…
Ох, предпочел бы я, чтобы наша беседа не начиналась столь мелодраматически, но раз уж началась, ничего не поделаешь.
Голос я узнал. Он тоже ничуть не изменился с тех времен, когда боги любви витали над нашими головами и готовились благословить очередной чародейский брак. Когда Талула говорит вот так, без свидетелей, поджилки у меня трясутся от… не знаю, каким словом назвать это ощущение… может, страсти? В общем, лично меня этот тембр просто потрясает. Перед глазами сразу же начинают кружиться звезды, как после хорошего прямого в челюсть, который я получил много лет назад от одного приятеля.
Короче, она появилась передо мной, словно прекраснейший из призраков, невесомая, словно кисея или газ, столь же стройная и невысокая, как раньше, с тем же задором в голубых глазах. И известный полумрак библиотеки был, как всегда, не в силах скрыть ее прелесть.
Если еще короче, то передо мной предстала Талула Поттер.
— Приветик, — сказала она, склонив голову набок.
— Привет, — прохрипел я, не зная куда день свои руки.
«Мало было виски. Мало!»
Талула — брюнетка, и голубые глаза ее, похожие на кусочки небесной лазури, лишь подчеркивают цвет этих волнистых локонов. Кожа белая, что снег, и румянец разливается во всю щеку подобно сиянию молодой зари. Так, насколько я помню, описывали знающие люди Белоснежку, хотя, несомненно, Талула даст ей сто очков форы по всем показателям. Чародейка носит изящные очки в золотой оправе, и этот аксессуар не только не снижает уровень ее обворожительности, но добавляет к нему четкий и удачный штришок. Небольшой рост — дополнительный элемент в женском арсенале Талулы. Даже не будучи кокеткой, она неизменно производила своим появлением фурор в любом обществе и заставляла всех субъектов мужского пола пускать слюни. Тому я сам был свидетелем, более того, первое время был и частью толпы ухажеров, что вились вокруг нее. Лишь моя настойчивость позволила мне выделиться из общей массы молодых аристократов и прийти к финишу. До сих пор удивляюсь, как это получилось и что Талула во мне нашла.
— Я предпочла бы другие обстоятельства для разговора, но уж какие есть, — сказала чародейка, подходя ближе.
Я с трудом удержался, чтобы не попятиться. За эти годы я как только не воображал себе этот момент, но всегда смотрел на него с пессимистической стороны. Вот что значит нечистая совесть.
— Да… — сказал ваш покорный, следя, чтобы язык не прирос к небу, а он очень хотел это сделать. — Все необычно…
Талула держала в руке какую-то книгу. Я бы не удивился, если бы выяснилось, что только для того, чтобы трахнуть меня ею по лбу.
— Я рада, что наконец… Скажи, у тебя была очень веская причина исчезнуть? Так, любопытства ради интересуюсь.
— Ну… хрм-м… понимаешь… так… сложилось…
— Сосредоточься, — посоветовала Талула Поттер. — Иначе ничего не сумеешь сказать. Раньше ты не был таким мямлей.
— Извини. — Я горел, как факел, и диву давался, почему до сих пор в библиотеке не вспыхнул пожар. — Извини. Похоже, я не найду подходящего объяснения. Я… просто испугался. Я трус, что поделать?
Талула подвинула очки к переносице указательным пальцем. Вспомнив этот жест, я ощутил слабость в ногах.
— Не думаю, — сказала чародейка. — Будь ты трусом, ты бы не признался…
— Но я трус! Талула! Посмотри на меня! Ты умеешь смотреть в глубину лучше, чем Гермиона и кто бы то ни было, Меня называют тряпкой, размазней, сливовым пудингом! Кем же я еще могу быть?
— Тем, кого я ждала…
«Так, у меня дергается глаз!..»
— Что ты сказала? Извини, твои родственники так орут, словно их режут. Пообщавшись с ними, я почти оглох!
— Ты тот, кого я ждала, — сказала Талула громко. Эхо подхватило ее слова и вознесло к библиотечному потолку.
Через несколько мгновений я обнаружил, что сижу на стуле, а Талула обмахивает меня платочком и смотрит с озабоченностью, которую встретишь только на лицах мамаш, чьи чада получили солнечный удар хмурым зимним утром.
— Браул, ты упал в обморок, — было сообщено мне со всей непосредственностью, на какую способна молодость.
Я закрыл лицо руками, горя еще сильнее, чем раньше. Нет, ни один прогноз, даже самый плохой, не оправдался. Я бы понял, если бы чародейка устроила мне истерику, если бы швырялась книгами, била по щекам или охаживала мой череп скалкой. В этом случае совершенно ясно, что ничего иного я не заслуживаю. Но как понять то, что происходит сейчас? Осознав, что нахожусь в самом центре жгучей мелодрамы, я окончательно растерялся. К тому же мелодрама была какая-то неправильная. В обморок должны падать девицы, а не молодые люди, разве нет?
— Ты так дрожишь, словно суслик, вытащенный на мороз посреди зимы, — сказала Талула, держа меня за руку.
— Его участь несравненно лучше моей, — простонал я.
— Ты не хотел меня видеть? Тебе неприятно?
— Нет, нет, нет! Я не то имел в виду!.. Просто я готов сквозь землю провалиться от стыда. Живи я на сто лет раньше, то немедленно бы бросился на меч!
— Зачем же так драматизировать? — Талула сложила свои уста в такую улыбку, что я едва не поседел.
Я снова закрыл лицо руками.
— Похоже, перебор. Ты оказался не готов. Гермиона предупреждала…
— О чем? — выдохнул я, леденея.
— Что тебя нужно подводить к теме постепенно.
— Гермиона все знает?
— Да.
Слов прокомментировать этот ужас у меня не нашлось.
— Как давно?
— С самого начала… Браул, Браул, тебе плохо?
— Не… знаю… наверное, мушинка в горло попала.
Талула треснула меня по спине.
— Так лучше?
— Ага.
Способность дышать вернулась, но не сразу. Трудно представить, что случилось бы со мной, если бы перед встречей я не хлебнул виски. Но опять же надо было приложиться не к одному стакану, а к десяти как минимум.
— У нас мало времени. Сейчас наверняка мамаша скликает гостей к ужину. Подведем некий итог. Согласен?
— Ну…
— Убери, пожалуйста, руки от лица! Вот так. Мне нужно видеть твои глаза. И не пускай слюни, ты не маленький…
Я пообещал, что не буду. Талула, кажется, поверила и впала в кратковременную задумчивость.
— Итак, ты сбежал от меня накануне того дня, когда мы готовились объявить о нашей помолвке. Это раз. Ты избегал моего общества пять лет, боясь справедливой кары. Это два. Я верно излагаю?
— На такое изложение способен лишь истинный гений, о прекраснейшая…
— Цыц! Ты так и не женился за это время, а я не вышла замуж. Это три.
Что ж, факты — вещь упрямая, хотелось сказать мне.
— Причина твоего бегства, как я поняла, это страх связать себя обязательствами и семейными узами?
— Д-да…
— Молодец, что не отрицаешь. Постарайся и дальше быть искренним. Я должна твердо знать, что провела эти годы в одиночестве не зря.
Я закивал, точно дрессированный морской котик.
— Тогда вопрос ребром, Браул. Ты любил меня?
— Да…
— Хорошо. И все-таки струсил. Ладно, бывает. Современные мужчины ничем не гнушаются. Чтобы не идти под венец, они готовы на бесчестье.
— Вот именно, — сказал я. — И с этой точки зрения мне непонятно, почему ты скрыла это и, судя по всему, убедила Гермиону молчать!
— Был болваном ты, Браул, болваном и остался! — улыбнулась Талула. — Зачем жечь за собой мосты?
— Но я же сжег!
— Тебе так казалось.
— Э…
— Я не стала выносить это на публику по многим причинам. Ну хотя бы потому, что меня бы приняли за чокнутую. Сам посуди, никто не знал о наших отношениях, и что было бы, появись я и заори во все горло…
— Да, ты права. Пришлось бы всем и каждому рассказывать предысторию.
— Вот именно. Поэтому я поговорила лишь с Гермионой, попросила у нее совета.
— И что же?
— Она посоветовала повременить, пока все не уляжется. Понаблюдать. Подождать. Я согласилась и взяла с нее клятву, что она ничего тебе не скажет. Почему ты вздыхаешь?
— Диву даюсь. Эта егоза ни разу не проговорилась, ни полусловом, ни намеком не дала понять, что в курсе дела. И это Гермиона! Ты уверена, что мы говорим об одном и том же человеке?
— Сто процентов.
— Выходит, я абсолютно ее не знаю.
— Не расстраивайся. — Талула погладила меня по голове. — Это не так уж и страшно.
— Тебе легко говорить, а мне с этим жить. И бояться каждую минуту нового сюрприза. Правда, Гермиона похожа на глубоко законспирированного шпиона?
— Верно, что-то в этом есть.
— Талула…
Чш-ш! Всякие разные подробности мы обсудим позже, ладно? Нет времени. Я пригласила тебя сюда, чтобы выяснить главное.
— Главное? Талула, ты меня путаешь!
— Еще один вопрос ребром. На сегодня последний. Ты любишь меня?
Попытка отлепить язык от неба, к которому он припаялся-таки, ни к чему не привела.
