Рон Хаббард - Испытание смертью

Мне стало стыдно. Но когда пришло время идти спать, я потребовал, чтобы мисс Щипли и Кэнди нацепили датчики от электрокардиографа. Они вели себя настолько страстно, что провода порвались. Игла электрического прибора, естественно, замерла, я в ужасе представил себе, что занимаюсь любовью с трупом, и вынужден был покинуть свой пост.

Мисс Щипли холодно констатировала, что на сей раз я не заработал свои деньги, и отказалась платить. Они даже положили меня спать отдельно, на софе в задней комнате.

Я лежал и размышлял, что же все-таки случилось со мной, но тут зазвонил телефон.

— Говорит Торпедо.

— Ты звонишь из Хейритауна? — предвкушая хорошие новости, спросил я.

— Нет, я в Гарлеме.

— Что? Послушай, ты, идиот. Мишень находится в огромном доме на колесах с тонюсенькими алюминиевыми стенками, которые даже дробью можно пробить! — и я сообщил ему номер машины и описал ее. — В настоящий момент он припаркован на стоянке в Кингсленд-Пойнт, на расстоянии семь десятых мили к западу от Северного Хейритауна, если смотреть по течению Гудзона. Тебе нужно отправиться прямо туда, приставить ружье к ее виску, выстрелить, и все, дело сделано. Отправляйся скорее! Что тебя здесь задержало?

— Мне нужно было ружье, и я нашел просто игрушку. Это двухзарядное ружье для охоты на слонов фирмы «Холланд и Холланд», триста семьдесят пятого калибра. Может сразу пол-амбара снести! Оно снабжено суперточным прицелом ночного видения «Бош и Ломб», а дальность выстрела у него до тысячи ярдов. Мне понадобилось время, чтобы его украсть, но в работе оно — просто класс!

— Просто класс? Откуда ты знаешь?

— Вы же не хотите, чтобы й пошел на дело с непроверенным ружьем и промахнулся, верно? Я специалист. Я хорошо знаю свою работу.

— Надеюсь, проверка прошла успешно, — с ледяным сарказмом произнес я.

— Конечно, — ответил он. — Когда стемнело, я пошел в Гарлем. Там есть такая аллея, знаете, направо от той развилки, где играет самый громкий в мире оркестр. Я дождался, пока не появилась какая-то негритянка, и прихлопнул её. У нее позвоночник чуть напрочь не оторвало. Потом я оттащил тело в подвал, сорвал одежду и взял свое. Она оказалась просто конфеткой. Лежала и смотрела на меня безжизненным взглядом, лежала и смотрела. Я, наверное, раз шесть это сделал. Хотя позже она остыла и слишком затвердела, поэтому я решил, что мне лучше позвонить вам.

— Тебе платят за работу! — набросился я на него.

— Конечно-конечно! Я просто тренировался. К тому же я не хотел сразу же отправляться на настоящее дело. У меня руки до сих пор трясутся от выстрелов.

— Они трясутся у тебя от другой охоты, — горько сказал я.

— Да, конечно, — отозвался он. — Видите ли, у того психолога в тюрьме был сифилис, и он заразил меня через (…) и рот и велел распространять болезнь дальше. Поэтому мне приходится прижигать язвы мышьяком. Но я зря трачу на это время, потому что трупу все равно, сифилитик ты или нет: он лежит себе, смотрит и молчит.

— Заткнись! — рявкнул я. — Принимайся за работу!

— О, извините. Я немного увлекся с этой черной. Теперь я знаю, где находится мишень. Я поймаю тачку, поеду прямо туда, застрелю ее, сделаю с ней все, что мне нужно, а когда она остынет и нельзя будет (…), позвоню снова и доложу. Желаю вам тоже приятно провести время! — и он повесил трубку.

Я попытался насладиться сознанием того, что графиня Крэк скором времени превратится в оскверненный труп.

Но неожиданно меня поразила одна мысль. Та девушка позапрошлой ночью, Пышечка, сказала, что у нее был коитус с козлом.

Я где-то читал, что испанцы, впервые появившись в Америке, подцепили там сифилис и разнесли его по странам Старого Света. А современные исследования обнаружили, что это заболевание вызывает американское животное лама, разновидность длинноногого козла.

Тот козел заразил ее сифилисом или нет?

Может, я сам теперь заболею?

Я бросился к книжным полкам и нашел медицинский справочник. Там было написано, что вначале болезнь развивается незаметно и до появления первых признаков проходит от десяти до тридцати дней. Сперва появляется небольшой гнойничок, который потом исчезает. Но потом возникают язвы: человек буквально разваливается на куски и обычно сходит с ума. Застыв от ужаса, я читал дальше. На Волгаре не существовало ничего подобного. Тамошние врачи и лечить-то эту болезнь, вероятно, не умели. Я должен был узнать об этом как можно больше, хотя и понимал, что мне придется ждать еще десять дней, прежде чем все выяснится. Я с трудом успокоился. В конце концов, пока не стоило так волноваться.

Но тут я дошел до самого ужасного раздела. Там было сказано, что болезнь названа по имени персонажа из поэмы: Сифилюс. А этот человек был пастухом!

А пастухи пасут коз!

Поверьте, я провел жуткую бессонную ночь. Я знал, что обречен и скоро покроюсь язвами и сойду сума.

Бледный, полный ужаса рассвет протянул к окну трясущиеся пальцы, и тут зазвонил телефон.

Я вскочил, как от пушечного выстрела.

Может, это хорошие новости, сказал я себе, чтобы подавить вопль, рвущийся из моего зараженного тела. Может быть, Крэк мертва.

— Говорит Торпедо, — сказала трубка. — Слушайте, у меня плохие новости. Там не оказалось дома на колесах А в мусорном ящике я нашел кучу разорванной бумаги с надписью: «Магазины Ньюарка». На одной упаковке написано: «Бифштексы для домов на колесах, хранить в морозильнике», а на другой — тот номер, который вы мне дали, и надпись «поварской халат». Поэтому я решил, что они действительно были там несколько часов назад. Наверное, я их видел. Это такой огромный дом на колесах и еще другой, поменьше. Я встретил их на западной развязке, когда они переезжали Гудзон по мосту Тэппен-Зи. Это всего в миле или около того на юг от Хейритауна. Я еще, помню, подумал: «Господи, ну и махина, и весь сверкает», когда въезжал в Хейритаун. Поэтому теперь я знаю, как он выглядит. Но это еще не все.

— Господи, что еще?

— Помните конверт, который вы мне дали? Так вот: с час назад записка и бумага исчезли. Это не так страшно, потому что я помню номер вашего телефона наизусть. Но деньги, которые там были, тоже испарились! Там ничего не осталось, кроме горстки зеленой пыли.

О, (…) его! Жидкость из распылителя попала на деньги в конверте!

А Торпедо меж тем продолжал:

— Поэтому я ничего не могу сделать.

Идиот! Он видел дом на колесах и упустил его! Я понял, что мне надо делать. Он слишком туп и может только убить, больше ничего.

Преисполненный решимости, я сказал:

— Поезжай на угол Одиннадцатой авеню и Пятидесятой улицы. Давай прямо сейчас, Я тебя встречу на северо-западном углу.

Он ответил, что будет там.

Я потихоньку пробрался в большую комнату и нашел кошелек мисс Щипли. Там лежали две тысячи долларов. Их я и взял.

Потом написал записку: я, мол, страшно расстроен, что не утодилим этой ночью, и собираюсь отправиться куда-нибудь в горы, посидеть там и подумать о том, что произошло, но через неделю или даже меньше вернусь и буду готов начать все снова.

Я взял с собой удостоверение федерального служащего. Если меня заметят вместе с наемным убийцей, я смогу сказать, что выполняю правительственное поручение и нанял его, чтобы провести санкционированное правительством мероприятие «в национальных интересах», так, как они провели мероприятие в отношении Мартина Лютера Кинга, президентов Кеннеди и Линкольна и многих, многих других.

Затем я вооружился, взял свои приборы и одежду и выбрался из квартиры.

Я должен был сам, лично, убедиться, что Торпедо нашел нужную мишень и что графиня Крэк умрет.

В компании наемного убийцы, который постоянно держал палец на спусковом крючке, я провел следующие три дня, колеся по дорогам в поисках графини Крэк.

На юг вело несколько дорог, и мы их объездили вдоль и поперек, опрашивая служащих на всех заправочных станциях и переездах.

В самый первый день, около полудня, на экране моих видеоприборов появилось изображение. Графиня Крэк стояла на чем-то, что больше всего походило на вершину холма, и смотрела на горы, вздымавшиеся в голубоватой дымке перед ней. Она так и не взглянула ни на какие дорожные знаки, а вскоре опять начались помехи. Но ошибиться было невозможно: она находилась где-то в глубине страны, там, где равнины Атлантического побережья, постепенно повышаясь, переходят в Аппалачи. Таким образом, из сферы поисков можно было исключить все дороги на побережье. Я чувствовал, что мы скоро найдем их.

Но мне было не по себе, и меня поддерживало исключительно чувство долга, присущее мне как офицеру Аппарата. Я не мог больше выносить общество Торпедо Фиакколы.

Дело не только в том, что это грязное животное ужасно воняло, — он еще без конца стонал, уговаривая меня поторопиться. Он жаждал добраться до своей жертвы и целыми днями скулил и жаловался, что расстроен и больше не может. Он вертел в руках ружье, разряжал и заряжал его, заклинал пули поточнее попасть в цель и помочь ему полностью насладиться. Меня просто тошнило от отвращения.