Чингиз Цыбиков - Бабайка
— Ну ежели у человека из спины торчит арбалетная стрела, то надо полагать, из арбалета? — отвечал Стайлз.
— А что-нибудь необычное вы видели? — спросил я. Констебль покосился на меня, но ничего не сказал.
— Пожалуй, да, — помолчав, сказал овцевод. — Нечасто увидишь человека, которого убивали два раза.
— Два раза? — недоверчиво спросил Хёрст.
— У бедняги Ханта под левой лопаткой была еще одна рана. Вроде как лежачего его ткнули. Только без нужды это было. Ему и первой раны…, — и Стайлз махнул рукой, мол, вот так-то.
— Ещё что-нибудь приметили? — спросил констебль.
— Да вроде бы больше ничего, — пожал плечами Стайлз.
Пока никаких зацепок. Может Хёрст что-то и извлечёт из этой беседы, для меня же пока — по нулям.
— Ребята, ежели вам больше нечего спросить, — сказал овцевод, — вы бы отпустили меня, а то на парнишку моего пока не велика надежда, неровен час, не уследит за стадом.
Констебль подумал, оглядел для чего-то окрестности, словно надеясь увидеть что-то.
— Никуда не уезжайте до конца следствия
— Куда ж я поеду от овец? — удивился Стайлз.
— А может, лежало что-нибудь такое интересное возле тела?
Овцевод посмотрел на меня странным взглядом, словно я напугал его слегка этим вопросом.
— Что такое? — тут же ухватился за этот испуг Хёрст. — Норберт Стайлз, что вы скрываете от нас?
Овцевод молча помотал головой, дескать, нет, нет, всё нормально, и вдруг отчаянно махнув рукой, отвязал от пояса кошелек, и что-то вытянул из него, запустив пальцы щепотью, и тут же зажал это что-то в кулак крепко, словно засомневавшись снова. Только поздно уже было сомневаться — констебль требовательно сказал:
— Ну!
И Стайлз разжал кулак.
На мозолистой зелёной ладони лежал неправильной формы, с неровными сглаженными краями камень ярко-желтого цвета.
Они были здесь, подумал я, машинально отмечая, как уважительно посмотрел на меня констебль. И зачем-то убили этого человека. Так что теперь это и моё расследование тоже. Я вспомнил лесную мышь, лежавшую сто лет тому назад на полировке моего стола, и мне сразу стало жарко, и я словно выпал из этого мира на несколько мгновений, как Сандро Мтбевари…
— Что? — я понял, что Хёрст обращается ко мне.
— Я говорю, может нам ещё что надо здесь сделать?
— Можно, — сказал я, собираясь с мыслями, — надо посмотреть вокруг, может, найдём орудие убийства.
— Ну это вряд ли, — с разочарованием в голосе сказал констебль, — они ж его разверили наверняка сразу. Хотя… стрела-то истинная, но всё равно — вряд ли. А вот прикинуть, откуда они его подстрелили — это можно.
— Хе, — сказал овцевод. — Связанного человека можно подстрелить откуда угодно.
XVIII
— Ужас какой, — сказала Джоанна. — Сначала связать, потом стрелять … а потом еще и добивать уже мёртвого.
Уже в пятый раз за последние полчаса.
Констебль же напротив молчал. Но было видно, что ему тоже отчасти не по себе.
До неприличия простые люди. Где уж им знать о таких вещах, как контрольный выстрел. В моём городе на них бы пальцами показывали и смеялись бы при этом.
Мы подъехали к дому на южной окраине Далёкой Радости. Здесь проживал некий Тэд Верста, приятель Роджера Ханта. Если кто и мог считаться приятелем Роджера, сказал шериф, так это Тэд Верста, вы же знаете его, Джефф. Знаю, отвечал констебль задумчиво.
Дом снаружи выглядел так себе. Небольшой, густо заросший какой-то травой, ассоциативно похожий на заброшенную советскую дачу. Темное некрашеное дерево. Маленькие темные окна. Крыша, крытая соломой, кое-где светящаяся прорехами. Видать, были у хозяина дела поважнее, нежели забота о собственном доме.
Констебль спешился, широкими, спокойными шагами подошёл по притоптанной в траве дорожке к двери и три раза стукнул в дверь. Никто не отозвался. Хёрст оглянулся на нас, и молча поманил пальцем, дескать, чего сидим, идите сюда.
Тэда мы нашли на заднем дворе. Он сидел на лавке и жевал. Получалось это у него очень даже неплохо. Когда человек вкладывает в дело всю душу, не может получаться плохо. Увидев нас, Тэд сплюнул на землю длинной, мощной струёй и отвернулся.
— Как дела, Тэд, — сказал констебль. Не спросил, а именно сказал. Видно было, что дела Тэда его не очень-то интересуют. Просто надо с чего-то начинать разговор.
Тэд неторопливо встал с лавки, и стало ясно, отчего его прозвали Верстой. Он и в самом деле был чрезвычайно долговяз и худ, одним словом — Верста. И этот самый Верста мельком глянул на меня и направился к дому.
Будто к нему и не обращались.
— Тэд, я к тебе не в гости пришёл. Я веду расследование. Так что будь добр, остановись.
Сказано было негромко, но таким голосом, что Джоанна, поёжившись, искоса глянула на констебля, и тень испуга мелькнула в её глазах, а Тэд Верста остановился и остался так стоять — молча, спиной к нам, уронив голову вперёд.
Так стоял он несколько мгновений, и, наконец, я услышал его хриплый голос:
— Я не убивал.
— Я знаю, — сказал констебль жёстко. — До такого даже ты бы не додумался. — Тэд Верста вздрогнул. — И ты не настолько храбр, чтобы убивать мертвых. — Тэд Верста вздрогнул во второй раз. — Я пришёл спросить, когда ты видел Роджера Ханта в последний раз.
Тэд Верста вздохнул
— Это было в салуне. Не скажу точно… в общем, за день до смерти. Роджер был весёлый в тот вечер. Говорил, что есть дело денежное для нас обоих. Он договорится и всё мне расскажет, — и тут в голосе его вдруг словно прорезалась тяжкая, давняя обида. — А тебе хотелось бы, чтоб это был я, правда?
— Я — королевский констебль, Тэд, — сказал Хёрст печально. — И неважно, чего я хочу. Ну так что?
— И всё. Потом он ушёл. А чуть погодя ушёл я.
— Он один ушёл?
— Один. Кажется.
— Народу много было?
— Нет… к полуночи человек пять всего оставалось.
— Чужие были? — спросил я.
— Кто это? — спросил Тэд Верста у констебля.
— Не тебе задавать вопросы, Тэд, — любезно отозвался констебль.
Тэд Верста некоторое время с мрачным интересом разглядывал меня, а потом таки сказал:
— Это Далёкая Радость, мастер, здесь всегда есть чужие.
— Я имею ввиду совсем чужие.
— Да… кстати, да. Была одна необычная пара. Мужчина и мальчик.
— Он был в очках? — спросил я.
Констебль цепко глянул на меня.
— Да.
— И они ушли вместе с Хантом?
— Нет, раньше. Намного раньше.
Ну это ни о чём не говорит.
— А они говорили с Хантом? — спросил Хёрст.
— Дай подумать… нет, я такого не видел. Но, может, пока меня не было?
— Ладно, всё, — сказал констебль. И было у меня ощущение, что этот допрос-разговор стал ему неинтересен, что появилась вдруг какая-то тема, занимающая его намного сильнее.
— День к вечеру, спросить нам больше нечего, — сказал констебль Хёрст. — Едем.
XIX
— Вы знаете их, — сказал констебль. Он сказал это десять минут спустя, когда мы ехали к Судному дому, или, говоря попросту, к шерифу в участок. Возражать не было смысла, и я кивнул, соглашаясь.
— Рассказывайте.
А что рассказывать, подумал я, о красной черепахе? об оранжевом человеке без имени? о Лю и Линде? или о том, почему я прусь через все эти миры?
— Этот человек… его настоящего имени я не знаю, — подумать только я всё-таки это говорю. — Он… он украл моего сына, и теперь я гонюсь… преследую его. Проблема в том, что в разных ми… в разных землях он выглядел по-разному.
— Что значит по-разному? — спросил констебль.
— Что такое проблема? — почти одновременно с констеблем задала свой вопрос Джоанна.
И мы с Хёрстом посмотрели на неё.
— Джоанна Бэнкс, приказываю вам двигаться в двадцати шагах впереди нас.
Джоанна сверкнула глазами, но возражать констеблю не посмела. Констебль смотрел ей вслед, пока она не отъехала на достаточное, на его взгляд, расстояние.
— Так что значит «по-разному»?
— Я видел его змеем, я видел его драконом. Может, он и другие обличья принимать может. И тот камень, что показывал Питер… Я знаю, где водятся такие камешки. И я знаю, что они были там.
Констебль сразу уцепил главное для себя.
— Значит, по Дальним Землям бегает тварь, вера которой столь велика, что она может обернуться кем угодно, и эта тварь убивает людей?
— Как будто так, — сказал я. — Но вообще-то в других землях он этого не делал.
— Чего этого? — не понял Хёрст.
— Не убивал, — сказал я. Хотя… — Насколько я знаю, — внёс я поправочку.
— То есть нашему королевству оказана честь, — недобро улыбнулся констебль.
Я промолчал.
— Но ты можешь его одолеть?
Вот мы и перешли на «ты».
— Я не знаю, — сказал я медленно. — Я могу только надеяться.
Констебль хмыкнул, почесал лоб средним пальцем правой руки.
— Выходит, я должен помогать тебе, — сказал он.
— А я тебе, — сказал я.
— Ты когда-нибудь участвовал в поединках?
Твою мать. Поединок.
XX
— Дуэль — это просто.
Вот с этих слов в гостинице «Рубеж», в комнате констебля началась лекция на тему «Что такое поединок, как его провести и при этом не умереть». После недолгих препирательств, в которых участвовали констебль, шериф (оба на законных основаниях), Джоанна (не имея на то никакого права) и я (не имея на то никакого желания и основания, но меня всё время в это препирательство втягивали). Шериф считал, что научать меня должен констебль — как представитель власти, столичная штучка и знаток последних веяний, констебль же упирал на то, что опыт здесь важнее, да и какой он знаток; всего один поединок! — восклицал шериф, у вас был поединок?! — восклицала Джоанна; уймись, хором говорили представители власти; скажите ему, Григорий, говорил шериф; да какая там столица, с каких это пор Йорк — столица? — это уже констебль; ну и как там в Йорке? уймись, Джоанна! уж и спросить нельзя; мастер Григорий, скажите им!
