Евгений Лукин - Из материала заказчика
— Знаешь что, Боря?.. — вымолвил я, вновь обретя дар речи. — Иди-ка ты, Боря, на фиг!
Повернулся и пошёл к своей калитке.
* * *Сумасшедший. Хорошее слово. Сразу всё объясняет, не объясняя притом ничего. Ненормальный — словцо поточнее. Вполне можно, согласитесь, сойти с ума, в то же время оставаясь в пределах общепринятой нормы. Тем более если вокруг сплошное сумасшествие.
А вокруг сумасшествие. Фантастика вторглась в быт и обесценилась как литературный приём. Стоит придумать что-либо небывалое, тут же сопрут — и в жизнь! Экстрасенсы воруют, эзотерики воруют, наука нетрадиционной ориентации ворует… И немалые, надо полагать, денежки заколачивают.
Но гастарбайтер, пытающийся нанять работодателя, — это что-то ещё неслыханное в мировой практике. Не знаю, как вы, а я на всякий случай предпочту держаться от таких гастарбайтеров подальше.
Запер калитку изнутри и удалился в дом с твёрдым намерением не показываться наружу в течение часа как минимум, пока этот чокнутый не найдёт себе новую жертву. Отправил снасти в угол, открыл холодильник, налил стопочку, сварганил бутерброд с варёной колбасой, подсел к столу, задумался, хмыкнул.
Воля ваша, а что-то с этим Борей изначально не так. Акцент, например. Какой-то он у него… смешанный, усреднённый. Городской. Примерно так изъяснялись в Ашхабаде, где обитало около сотни национальностей и наречия перемешались, как в Вавилоне.
Но какой же он горожанин? Хлопкороб хлопкоробом.
Я поднёс стопку к губам — и вдруг засмеялся. Сообразил наконец, что именно мне напомнило Борино поползновение всучить деньги. Попытку публикации за свой счёт. Смеялся я долго. Даже стопку отставил, чтобы не расплескать.
Потом приступ веселья прошёл, но настроение улучшилось.
«Ну и чего ты ноешь? — благодушно увещевал я сам себя, зажёвывая водку бутербродом. — Подумаешь, публиковать тебя перестали! Всю жизнь сочинял в своё удовольствие, да ещё и гонорары за это получал… У других вон и того не было».
Так-то оно так, но жить на что? Запасной профессии нет, да и возраст поджимает. Немало лет, а дальше будет больше…
Умей я тачать романы из материала заказчика, жил бы сейчас припеваючи: гнал бы продолжение Мондье или Шванвича. Предлагали ведь, и не раз… Не умею. Могу, простите, живописать лишь то, чему был свидетелем сам, как это ни странно. Даже если действие у меня происходит на другой планете…
Взгляд мой упал на удочку в углу. Да. Когда рыбалка была ремеслом, а не развлечением, о подобной снасти и мечтать не приходилось. Раздвижной хлыст из чего-то там углеродистого, съёмная катушка с неестественно тонкой и прочной леской, стальные крючки… А когда человек шёл на ловлю ради жратвы, он брал дрын и дратву, а крючок выгибал из проволоки.
Интересно, какое ещё из так называемых серьёзных занятий в будущем станет забавой? Сельское хозяйство? Так давно уже вроде… Взять, к примеру, дачников. Та же Лада Егоровна — кто она? Фермер-любитель. Овощеводство… садо-мазоводство… Причём никакой прибыли — одни расходы.
А что на очереди? Политика? Бизнес? Армия? Вот это уже любопытно. Конгрессмен-любитель… Над этим стоит поразмыслить.
Тени за окном переместились, день клонился к вечеру. Надо полагать, ушёл мой Боренька. Другого заказчика побрёл искать.
Покинув дом, я направился по застеленной линолеумом дорожке к штакетнику. Отомкнул калитку, выглянул на всякий случай.
— Хозяин…
* * *— Ну и что ты из этого сможешь построить?
Мы стояли над пыльным курганчиком обломков, оставшихся после уничтожения обвалившейся подсобки. Прежние владельцы участка когда-то хранили в ней дрова. Неповреждённых кирпичей в общей груде не наблюдалось.
Он поднял на меня тёмные, радостно вспыхнувшие глаза.
— Всё могу. Чего надо?
Я не выдержал и ухмыльнулся.
— Да мало ли чего мне надо! Ворота вон надо…
Он встревожился, огляделся.
— Железо есть?
— Ржавое.
— Покажи.
И двинулись мы с ним к сваленному неподалёку дачному металлолому, изрядно, как я и предупреждал, поглоданному коррозией. Там имелось всё: от дырявого ночного горшка до велосипедной рамы.
Восторгу Бори не было предела.
Разумеется, я совершил непростительную глупость, позволив этому этническому психу войти в калитку. Ну вот как его теперь выставишь такого!
Воздух за домом был накрест простёган мошкой. Отмахиваясь от мелкой летучей пакости сигаретой, я хмуро следил за тем, как нарастает идиотизм ситуации. Мой мигрант, не обращая внимания на кровососущих, суетился вокруг ржавых останков и с умным видом прикладывал инструмент то к замшелому ротору бывшего электромотора, то к половинке гигантской дверной петли. Измерял, что ли…
Кстати, об инструменте. Во-первых, понятия не имею, что это за штука. Во-вторых, мне казалось, будто сначала, когда мы сегодня с Борей встретились впервые, в руках у него было нечто иное: курбастенькое,{Курбастый — толстый, крепкий} отдалённо схожее со слесарными тисочками. А то, чем он в данный момент тыкал в мою ржавь, скорее напоминало цельнометаллический молоток, по короткой рукоятке которого за каким-то дьяволом шла крупная резьба.
Готов допустить, что это два разных устройства. Тогда где он таил второе? И куда дел первое?
На моё счастье, за штакетником послышалось фырчание автомобильного мотора. Кажется, кто-то притормозил напротив калитки.
— Ну ты пока здесь смотри давай… — барственно, как и подобает владельцу имения, распорядился я. — Там ко мне вроде прибыли…
И тронулся на звук, искренне надеясь, что, пока буду идти до забора и обратно, авось соображу, как мне поступить с неодолимым Борей.
Неужели всё-таки жулик? Тогда в чём смысл жульничества?
Вышел на улицу — и чуть не присвистнул от изумления. Ай-яй-яй-яй-яй! Ну кто же так делает? Даже дети малые знают: нельзя возвращаться на место преступления.
Возле штакетника стояла обшарпанная «семёрка» с прицепом, из которой высаживались те самые башибузуки, что всего за девятнадцать тысяч возвели уникальный забор, мимо которого я теперь прохожу стиснув зубы, чтобы не заржать. Впрочем, в их оправдание следует сказать, что остановились они, осмотрительно не доехав до участка Лады Егоровны метров этак тридцати.
— Хозяин, строиться будем? Из нашего матерьяла…
— Ну-ка, поди сюда, — сказал я.
Старший басурман (лет двадцати на вид) почуял неладное и на всякий случай отступил к открытой дверце «семёрки».
— Да ладно тебе! — пристыдил я его. — Подойди. Дело есть.
Поколебавшись, подошёл.
— Ваш? — спросил я, указывая в сторону дома, из-за которого очень кстати показался Боря, сосредоточенно высматривающий что-то под ногами.
Голый по пояс заборостроитель остолбенел. Смуглые щёки его стали пепельно-серыми.
— Нет! — хрипло выдохнул он. — Не наш. — Порывисто повернулся ко мне.
— Прогони его, хозяин!
— Почему?
— Плохой человек!
— Ты его знаешь?
Но тот уже метнулся за руль. Взволнованно каркнул что-то по-своему, дверцы захлопнулись — и «семёрка» рванула с места. Вот это да!
* * *В дачной улочке оседала белёсая пыль, а я всё смотрел вослед бултыхающемуся по ухабам прицепу и пытался собраться с мыслями, Собственно, что мне удалось выяснить? Они с ним знакомы, и они его боятся. Тихого тронутого втирушу Борю… И ведь не просто боятся! Я вспомнил их искажённые лица за пыльными стёклами — и что-то стало мне зябко.
Плохой человек… Хотелось бы знать, что это означает в понимании проходимца, ободравшего на девятнадцать тысяч Ладу Егоровну!
— Хозяин…
Я вздрогнул. Настолько был весь в себе, что даже не заметил, как он подошёл.
— Пойду я, хозяин… — смиренно доложился Боря.
— Ты ж вроде строить собирался! — вырвалось у меня.
— Нет, — вздохнул он. — Сейчас — нет. Ночью.
— Почему не днём?
— Днём заметят.
— Кто заметит?
— Заметят, — уклончиво повторил он.
— И что будет?
— Накажут.
— За что?
— За то, что строю…
Да-а, с ним точно не соскучишься.
— Так тебя уж заметили!
Удивился слегка. Но, кажется, не испугался. — Кто?
Я объяснил. Боря наморщил низкий закоптело-коричневый лоб.
— Забор это они строили? — несколько отрывисто уточнил он.
— А то кто же! Они…
Сокрушённо покачал головой.
— Наказывать надо… — с упрёком молвил он.
В памяти немедленно всплыли искажённые смуглые лица в салоне «семёрки».
— Так ты их уже наказывал?
— Нет, — сказал он. — Других один раз наказывал.
Ни слова больше не прибавил — и пошёл.
— Постой! — ошеломленно окликнул я его. — Ты куда? Мы ж с тобой ещё ни о чём не договорились!
Обернулся с детской обидой в глазах.
— Как не договорились? Договорились! Ты мне не платишь — я тебе не плачу. Ты мне разрешаешь строить ворота — я тебе строю ворота… Как не договорились?
