Павел Михненко - Затянувшийся арест
В кабине было тихо. Наконец-то! Датчик загрузки мусорного контейнера показывал девяносто процентов. Я запросил дежурного.
— Всё в порядке, мистер Акофф, больше у нас ничего нет. Счастливого пути! — вежливо ответил мне он.
Пожелав всем счастливого возвращения на родину, я отстыковался от летающего полицейского участка, помигал габаритными огнями и со вздохом облегчения направил свой мусоровоз к ближайшей базе…
•Проснулся я, как и положено по распорядку, через шесть часов. Бросил взгляд на навигационную панель. Верный автопилот аккуратно вёл корабль заданным курсом. До встречи с базой оставалось не более двух часов. Я потянулся в кресле, расправил смявшуюся во время сна куртку, на кармане пригладил отстегнувшуюся липучку.
На кармане… В нём лежали все мои документы. Сейчас карман был пуст! Стараясь не поддаваться нахлынувшей досаде, я отстегнул ремни, поднялся над креслом и спокойно — да уж какое там спокойно! — один за другим ощупал все карманы. Потом сделал два глубоких вдоха и повторил процедуру, на этот раз тщательно ощупывая карманы изнутри.
Документов не было. Идентификационная карта-паспорт, чип-удостоверение, полётное задание и талоны на бесплатный обед в столовой…
Я растерянно огляделся по сторонам. Взгляд упёрся в скафандр, бесформенным ворохом запиханный за стеклянную дверцу подвесного шкафа. Тут я всё понял: документы выпали из кармана, когда я переодевался в этот чёртов скафандр или когда, стараясь не слушать надоедливого старпома, опрометью драпал с полицейского крейсера. Ясно было одно: все мои документы летели сейчас в сторону Земли-матушки под жизнерадостные возгласы просыпающихся полицейских. А я — не идентифицируемая, а значит, вроде бы и не существующая личность — летел в прямо противоположном направлении — к старой, насквозь пропахшей мусором базе переработки. И всё бы ничего, если бы не два десятка обременённых сознанием собственной значимости, отупевших от однообразной работы менеджеров, каждый из которых сочтёт за честь выдворить с базы не имеющего документов мусорщика вместе с его полицейским мусором.
Тут уж сомневаться не приходится. Я как-то уже побывал в подобной ситуации, забыв чип-удостоверение водителя мусоровоза. Дело едва не закончилось тюрьмой…
— И что мне теперь делать?! — воскликнул я.
Бортовой компьютер, неусыпно ожидающий от меня голосовых команд, пробубнил в ответ:
— Вопрос не конкретен. Просьба переформулировать.
Хорошо, что компьютер не реагирует на незнакомые ему слова. Иначе бы он просто сгорел от безуспешных попыток расшифровать те высокохудожественные идиомы, которые я во всё горло выкрикивал в течение последующих двадцати минут.
Немного успокоившись (аудиогимнастика всегда помогала мне в сходных обстоятельствах), я влез с ногами в пилотское кресло и попытался здраво порассуждать.
Выходило это у меня плохо, особенно в те моменты, когда я вспоминал укоризненный взгляд и седую бороду старпома Дафта.
— Без документов лететь на базу не имеет никакого смысла, — рассуждал я вслух.
— В лучшем случае пошлют куда подальше, а в худшем — могут и арестовать. Возвращаться с мусором домой нельзя. Стоит мне пересечь орбиту Марса, как маячок загрузки привлечёт к моему несчастному мусоровозу такую ватагу патрульных катеров, что в космосе тесно станет. Остаётся одно… — я горько усмехнулся своим мыслям, — сбросить мусор на каком-нибудь астероиде.
Сбросить мусор на астероиде! Для мусорщика, работника департамента космической экологии, сделать такое — всё равно, что воспитателя детского сада научить детей курить.
— Никогда! — гордо произнёс я. — Ведь есть же профессиональная этика!
После этих слов мне стало немного легче. Я сосредоточенно потёр переносицу и громко скомандовал:
— Компьютер! Карту пояса астероидов — на центральный экран!
•Астероид был достаточно крупным, чтобы мой мусоровоз мог удобно разместиться на его каменной поверхности. Посадка прошла удачно. Я осторожно выглянул в иллюминатор, словно опасаясь быть замеченным каким-нибудь заплутавшим патрулём. Осмотрелся. Астероид как астероид. Разноцветные звёзды острыми колючками разбросаны по чёрному небу.
Да какое это, собственно, небо?..
— Вряд ли этому одинокому утёсу, дрейфующему в безбрежных просторах космоса, повредит десяток-другой тонн мусора, — произнёс я, подивившись невесть откуда взявшемуся художественному слогу.
Выждав для конспирации пару минут, я скомандовал:
— Компьютер! Режим выгрузки на поверхность. Без прессовки. Без пакетирования. Тремя партиями. Уровень безопасности — максимальный. Удаление от корабля — двадцать метров. — Я перевёл дух. — Запуск!
В кормовой части лязгнуло, по кораблю прошла мелкая дрожь. Завыла система предупреждения. Выгрузка началась.
Я подтянул колени к подбородку (поза эмбриона — нервничаю!), сцепил пальцы в замок. Двадцать минут, не больше. Скоро я навсегда покину это замусоренное мной место. Да, собственно говоря, оно и замусоренным-то не будет. Стоит мне только включить стартовый двигатель, как все эти объедки с полицейского стола взмоют вверх и начнут свой вечный путь сквозь космос в нескольких десятках метров от поверхности астероида.
Но на душе всё равно было неприятно. Даже тревожно. Причём тревожнее и неприятнее, чем я мог ожидать. Какое-то нехорошее предчувствие холодной липкой массой вползало в сознание. Да что же это такое? Неужели профессиональная этика так громко взывает к совести?
Разгрузка подходила к концу. Я приблизился к иллюминатору. Включил внешний прожектор. Портативный робот-бульдозер, то и дело подпрыгивая из-за малой гравитации, старательно отодвигал партии мусора подальше от корабля, расчищая аккуратную стартовую площадку. Новоявленный мусорный атолл мрачно поблёскивал в лучах корабельного прожектора. Горы пластиковых пакетов, двадцатилитровые баллоны из-под воды. Ворохи отслужившей свой уставной срок форменной полицейской одежды. Длинный, похожий на гроб белый контейнер с прозрачной крышкой. Снова баллоны…
Контейнер?! Я вздрогнул и плотнее прильнул к иллюминатору. Откуда тут взялся этот контейнер? И что это, чёрт возьми, за…
У меня похолодело внутри. Я видел такие контейнеры раньше. Я знал, что это такое!
— Компьютер! Внешний прожектор — десять градусов влево!
Белый луч поплыл по мусорным торосам.
— Стоп! — заорал я, вжимаясь лицом в иллюминатор.
Там, под угольно-чёрным небом, на уродливой каменистой поверхности астероида, в белом контейнере для анабиоза, закрытом прозрачным пластиковым куполом… лежал человек.
Я отшатнулся от иллюминатора. Машинально, каким-то генетически заложенным в нас движением, протёр глаза. Картина не изменилась. Под пластиковой крышкой ясно различался силуэт человека. Широкая синяя полоса на корпусе контейнера указывала на то, что этот жуткий "спальный ящик" — с полицейского крейсера. Да и откуда ему ещё взяться?
Так вот что означал тот удар, который я почувствовал, находясь на корпусе своего мусоровоза во время перекачки мусора с "Оазиса"!
— Компьютер! Остановить выгрузку! — скомандовал я сиплым голосом.
— Выгрузка завершена две минуты назад, — тупо констатировал электронный мозг корабля.
— Остановить бульдозер! — раздражённо заорал я, досадуя на «несообразительность» своего электронного собеседника.
Бульдозер послушно опустил ковш.
Я распахнул дверцу шкафа и трясущимися руками вытащил скомканный полицейский скафандр…
Вот уж не думал, что когда-нибудь вспомню добрым словом надоевшую за годы полётов невесомость. Строго говоря, на поверхности моего тайного прибежища гравитация не была нулевой. Но эти "ноль-ноль-восемь же", к счастью, не играли никакой роли. На Земле такой контейнер я бы не смог даже сдвинуть с места. Однако и здесь, на астероиде, пришлось попотеть, втискивая двухметровый ящик в крошечную шлюзовую камеру жилого модуля корабля. Позади услужливо суетился робот-бульдозер, но толку от него было мало.
Наконец, почти совсем выбившись из сил, я втащил контейнер в пилотскую кабину и сорвал с себя прозрачный шлем.
Внутри хрустального «гроба» лежала девушка. Длинные ресницы, смешная короткая чёлка. Крошечные складки в уголках плотно сжатых губ создавали впечатление, что она лукаво улыбается. На девушке был лёгкий белый комбинезон для длительного анабиоза. Нашивка на груди извещала, что зовут её Марта… Лейтенант Марта Стивенсон.
Я закрепил контейнер страховочным ремнём на полу и открыл крышку контрольной панели. Мои подозрения оправдались. Индикатор жизненной активности светился красной цифрой 7 %. Семь процентов! Показатель шесть с половиной говорит о состоянии, несовместимом с жизнью! Я взглянул на таймер — три месяца стационарной работы и почти двадцать часов автономки! Контейнер-саркофаг слишком долго работал в автономном режиме. Его умная электроника пыталась как можно дольше сохранить жизнь вверенного ей человека, но двадцать часов!..
