Андрей Смирнов - Артур, племянник Мордреда
Если ты понимаешь, что такое атака тяжеловооруженной конницы на открытой местности во фланг не успевшей перестроиться пехоте, то можешь представить себе, что было дальше. Конница смяла все — и левый фланг, и центр, и все остальное. Я едва успел вывести киммерийцев из боя, чтобы конница под горячую руку не смяла и их тоже. Со склона холма я смотрел на разгром пиктской армии, и сердце мое пело. Это была моя первая крупная военная победа. Первая, но, смею заметить, не последняя.
Пикты, хотя и были разбиты, еще не были окончательно уничтожены. Они разделились на десятки отрядов, одни из которых убегали к лесу, другие пытались скрыться в холмах, а третьи еще оказывали героическое сопротивление. Тех, которые оказывали сопротивление, конница сминала быстро, но она не могла успеть повсюду. Меня не устраивала просто победа. Я хотел полностью уничтожить их армию. Поэтому я разделил киммерийцев на сотни и велел прочесывать холмы в поисках пиктов — но предварительно приказал трубачу дать еще один сигнал. Вскоре после этого на сцене появилась легкая кавалерия. Она занялась преследованием бегущих и блестяще справилась с этой задачей.
Итоги сражения были таковы:
Из восьмидесяти тысяч пиктов уцелело не более двух или трех тысяч, которым повезло попасть к нам в плен. Не знаю, может, кому-то и удалось удрать, но таких были единицы.
Из четырех тысяч киммерийцев сто двадцать семь сложили свои головы в этой битве. Всех их мы похоронили как подобает. Еще около трех сотен было ранено. Все эти потери были понесены нами в первые минуты боя, когда мы атаковали пиктскую фалангу.
Из четырех тысяч всадников погибло всего одиннадцать человек, и не было ни одного тяжелораненого.
Наибольшие потери понесли мои рейнжеры — почти двести человек убитыми. Замечу — они не участвовали в сражении и ни один из них не погиб от пиктского оружия. Рейнжеры сопровождали нас, когда мы вышли из леса и попрятались по холмам задолго до начала боя. Отдавая команды, я упустил из виду одну незначительную деталь, которая и стоила мне этих двух сотен. Легкая конница и киммерийцы, занимаясь отловом убегающих пиктов, по ошибке изрубили в капусту отряд моих разведчиков, прежде чем разобрались, что перед ними — свои.
В последующие месяцы мы занимались планомерным захватом Пиктляндии. Захваченные территории я объявил Великим Пиктляндским Герцогством и щедро раздавал городки и деревни в ленное владение своим родичам и друзьям. Мы выиграли еще несколько (уже не столь масштабных) битв, заняли все города и столкнулись с проблемами, которые я хотя и предвидел, но избежать не мог.
Во-первых, пиктов давно никто не завоевывал, и они справедливо относились к нам, как к наглым захватчикам.
Во-вторых, киммерийцы пиктов презирали, а пикты киммерийцев люто ненавидели.
В-третьих, население Пиктляндии составляло не менее двух миллионов человек. Ты еще помнишь, сколько было солдат в моей армии?
В общем, удержать Пиктляндию оказалось гораздо труднее, чем захватить. Стало совсем худо, когда эти засранцы занялись своим любимым занятием — засадами и ловушками. Стрела, выпущенная рукой убийцы, могла настигнуть киммерийца или наемника где угодно — в доме, когда он подходил к окну, на улице, на лесной дороге…
Естественно, я не сидел сложа руки. Регулярно проводились зачистки. Местному населению было запрещено передвигаться по стране. Вовсю работала разведка. Были подкуплены все более-менее влиятельные семьи. В обмен на сотрудничество местной знати вернули толику привилегий. Были наняты дополнительные отряды рейнжеров.
Но пикты все равно продолжали стрелять. Каждый день умирал кто-то из моих людей. Я запрещал за них мстить, но слишком часто этот приказ нарушался. Киммерийцы мстили за родичей, сжигали одну или две деревни, убивали совершенно непричастных туземцев — что, конечно, не способствовало росту народной любви.
Меня пытались убить чаще, чем кого бы то ни было — что, впрочем, неудивительно. Пока все эти попытки проваливались. И дело было не только в хороших доспехах, которые, вдобавок, были оплетены защитными чарами. Не только в успешных действиях моей личной охраны и не в везении. Я обнаружил в себе странную способность — я мог предощущать опасность. Я понял это, когда произошло самое первое покушение. Что-то сжало мои внутренности в ледяной комок, мозг отключился, и я, не размышляя ни о чем, просто упал на землю. Стрела пронеслась совсем близко, оставив за собой только свист и порыв ветра, а мои телохранители уже бежали туда, откуда она прилетела.
Ко мне привели убийцу — черноволосого пикта с благородной осанкой. Рейнжер передал мне его оружие — черный ростовой лук.
— Ты хотел меня убить? — Спросил я у пикта.
— Вы все сдохните! — Выплюнул он. — Сдохните, вонючие горцы!.. Сдохните!..
— Я дам тебе шанс убить меня. — Ответил я. — Верните ему меч.
Ему дали оружие. Я снял доспехи и обнажил собственный клинок. Мой неудавшийся убийца немедленно бросился в атаку. Он был довольно неплохим бойцом — для пикта.
Естественно, настоящего поединка не произошло. Некоторое время я защищался, затем выбил меч у него из рук, сшиб с ног и приставил острие меча к его горлу. Кадык моего врага судорожно дергался вверх-вниз. Разбитые губы сочились кровью. Во взгляде не было страха — только ненависть, бесконечная, как сама тьма.
Впрочем, я и не рассчитывал, что он воспылает ко мне любовью. Я убрал клинок в ножны и сказал:
— Я дважды мог бы отнять у тебя жизнь, но вместо этого я тебе ее дарю. Иди. Ты свободен.
Очень благородно звучит, не правда ли? Вынужден признаться — я не благородный герой, а циник.
Пикт сделал несколько шагов к лесу. Его никто не преследовал. Его глаза по прежнему горели фанатичным огнем ненависти, но на мгновение мне показалось, что в них мелькнуло что-то еще… Нет, не сомнение… Скорее — недоумение.
— Мы все равно вышвырнем вас отсюда, горские ублюдки! — Прошипел он. Один из моих телохранителей шагнул было к нему, но я поднял руку, и он остановился. Я пожал плечами и не обращал на пикта внимания до тех пор, пока он не скрылся за деревьями.
Облачаясь в доспехи, я улыбался. Нет, я не великодушный, не благородный герой. Будь я героем, я бы не начал войну, которая унесла жизни десятков тысяч людей, виновных только в том, что они пытались защищать свою родину. Будь я великодушен, я не совершал бы того, что совершает любой завоеватель в покоренной стране — не брал бы, к примеру, в заложники семьи тех молодчиков, которые охотились на моих людей. Но я должен был казаться благородным и великодушным. Именно для этого я и отпустил своего убийцу. Местное население должно научиться любить меня и бояться моих людей. Когда эта цель будет достигнута, страна станет моей от и до, вдоль и поперек.
Тех убийц, которые стреляли в моих людей, мы вешали. Тех убийц, которые стреляли в меня, я отпускал. Соотношение первых и вторых — тысяча к одному, но какой имидж мне создавали эти единицы!
Большинство из них продолжало меня ненавидеть — большинство, но не все. Четвертый по счету упал на колени и признал меня своим господином. Убийца номер девять был не так эмоционален, но он поклялся, что ни он, ни его семья больше не поднимут на нас оружия. Убийца номер одиннадцать после того, как я пощадил его, схватил нож и перерезал себе горло. Не знаю, что он хотел этим доказать, но на всякий случай мы похоронили его с почестями.
Прошла зима, вновь наступило лето, и я вдруг понял, что живу в Пиктляндии уже целый год. Обстановка по-прежнему была напряженной, но большого мятежа не было, и я смел надеяться, уже не будет. Надолго оставлять страну нельзя было ни в коем случае, но я решил, что вполне могу позволить себе двухдневный отпуск. Я достал колоду, выбрал карту Аваллона и переместился во дворец.
Там, конечно, все всё уже знали. И про войну, и про мои методы освоения завоеванной территории.
— Я слышал, ты одержал блестящую победу на Нэлеорских равнинах. — Улыбнулся мне Жерар за общим обедом. — Поздравляю.
— Спасибо. — Я искоса взглянул на Марка. Он перехватил мой взгляд и подмигнул. Кажется, он немного гордился мной.
Впрочем, я не преувеличивал свои достижения. Марк гордился мною так… как, скажем, в другом мире отец мог бы гордится сыном, с отличием закончившим колледж.
— Сколько у тебя было людей, Артур? — Со змеиной улыбкой осведомился Каин.
Я перечислил.
— И врагов было всего лишь в восемь раз больше? — Он снисходительно рассмеялся. — А у тебя были потери?
— Меньше тысячи. — Произнеся это, я тут же пожалел о сказанном. Выглядело так, как будто бы я пытался оправдаться. Какого черта позволяет себе этот полудурок?..
— Я бы не назвал это блестящей победой. — По-прежнему широко улыбаясь, заявил Каин. — Нет, не назвал бы. По-моему, так себе результаты. Средненькие.
