Ирина Кузяева - Лесовка
Мучимый вопросом «правда или сон», он не заметил, как вокруг все изменилось. Лес потемнел. На пути все чаще стали попадаться засохшие и умирающие деревья, сохраняющие лишь призрачную видимость жизни. Рухнувшие деревья давно успели обрасти плотным слоем мха.
Вода была темной, точно смола, над ней кружилась многочисленными роями мошкара. От прибрежных зарослей, сырых и густых, ползли запахи гнили, прелого дерева.
Мрак. Чащоба. Веяло холодом и сыростью. Отовсюду торчали корни, сухие ветки. Звук, на который шел Константин нарастал. Только сейчас он понял, что ошибся. Это не крики друзей, а зов.
Женский голос звал, звал…
Под ногами захлюпало, вокруг расположилась опасная болотная муть. Самойлов нерешительно остановился. Ради эксперимента поднял с земли небольшой сук и метнул в булькающую жидкость. Раздался радостный чавкающий хлюп — и все, сук скрылся в болотной массе.
— Ну, что развернемся, пока еще можно, или так и сгинем на болоте? — участливо спросила Ягодка.
От неожиданности, что кошка заговорила (никак не мог привыкнуть), Константин шарахнулся, словно девица от мыши, и соскользнул в болотную жижу, погрузившись в нее по колено.
— Понятно, принципиально умрем! Назло всякой логике, — ехидничала кошка. — Глупо ведь отступать, не испробовав все на собственной шкуре.
Константин попробовал выбраться, но ноги засосало в болото. В панике, он стал сильнее извиваться, отчего увяз еще больше.
— Не шевелись, дурак! — закричала Ягодка.
Константин послушно замер, чувствуя, что все равно погружается в трясину, только медленнее.
— Суетой делу не поможешь. Я сейчас попробую тебя вытащить.
— Как? — вскрикнул Самойлов, прикидывая габариты кошки и свои.
В результате совсем отчаялся.
— Как в овраге — палку тебе принесу, попробуешь на нее опереться.
— Так это была ты? — удивился Константин, прикидывая, что воображение говорить, конечно, может, но бревна таскать ему не под силу, это точно.
— Слушай, не отвлекай меня, а то ты итак уже по пояс увяз, — рявкнула на парня Ягодка и припустила по кочкам искать спасательный шест.
Косте осталось, стоять и ждать, надеясь, что он все-таки психически здоров. Хотя с кошкой, вымышленная она или нет, спокойнее.
«Предупреждала ведь, что иду на самоубийство. Зачем же слушать говорящую кошку? Лучше пойти и утопиться» — с досады он шлепнул кулаком по водяной мути и обрызгал лицо, которое тут же скисло.
Константина мучил вопрос, вернется ли Ягодка. Вдруг, решила, что самоубийство сугубо личное дело каждого и решила не мешать. Он боялся, что она скрылась в лесу, смеясь над его идиотизмом.
Вскоре заметил, что шум, на который он до этого шел, затих. Вокруг только оглушительно квакали лягушки. Недалеко пузырилась болотная вода. Квакши затихли. Не естественная тишина воцарилась вокруг, прерываемая порой стоном ветра, который наводил дополнительной жути.
Бульк. Бульк.
Жижа снова вспучилась, на поверхности показалось нечто напоминающее длинную коричневую змею, толщиной в метр, не меньше, а длинной… не угадать.
Стук сердца отдавался в ушах, словно звон кузнечного молота.
Монстр появился всего на миг на поверхности болота, словно сообщая о своем прибытии, вселяя ужас и панику. Константин, погруженный уже по грудь, надеялся, что болотная тварь здесь не по его душу, а так, мимо проплывала. Секунда, за секундой ничего не происходило. Время тянулось мучительно долго, вязко и нудно, словно смола. Голодная топь четко делала свое дело, засасывая непутевого путника в крепкие объятья.
По ноге проскользнуло что-то мощное и сильное. Он весь дернулся, будто в задницу впилась оса, а то и две.
Тварь не ушла. Плавала рядом, нагоняя страха. Ждала, когда он глубже погрузится в жижу. Ноги обвило мощное тело твари, оно кружило вокруг Константина, сдавливая крепкими мышцами. Сзади раздалось шипение. Затылка коснулось нечто влажное, словно пробуя на вкус. Константин не выдержал и заорал:
— Ягодка-а-а!
Лесовка
Я уже знала, что человек покинул наши владения, идя на смерть в руки болотника Тофа. Слышно было, как кикиморы уже пели песню — зов, завлекая в болотную пасть свежую жертву. Надо спешить. Может — успею, может — спасу.
Неслась сквозь лес с бешеной скоростью, словно стрела, выпущенная из арбалета, закованная в линии ветра. Лапти-скороходы отлично делали свое дело.
Вот они западные границы наших владений. Впереди глухой строй темных стволов. Сюда не проникал ни один луч света. Здесь властвовала давящая тишина. Изредка можно услышать одинокий крик случайной птицы.
Словно в страшном сне тянули к недосягаемому солнцу свои сухие, почти безжизненные ветки когда-то пушистые деревья. Вокруг сохла обреченная растительность. Казалось бы, им просторно здесь, но мрак дикой чащобы давил и губил, высасывая последнюю силу. Дыхание кромешной тьмы, идущей из глубины, обдавало холодом. Оно вбирало, втягивало в себя.
Земля покрыта мхом. Он уже подобрал под себя все вокруг — и глыбы дикого камня, и валежник, и павшие деревья, которых тут несчетное множество. Вот мох тянулся к молодым елочкам, стоящим на границе. Но дубы великаны стояли рядом на страже нашей цветущей земли.
Напомнила себе, что лесовке, особенно дочери Хозяина леса, не пристало робеть при виде кладбища. Многие умирающие деревья с безжизненно поникшими ветвями, можно было бы спасти. Но я не имела на то права. Это не моя вотчина, здесь я чужая. Законы лесных жителей строги — со своим указом в гости не ходи. За ослушание, пострадавший может потребовать, что угодно.
Я чувствовала, что человек где-то рядом, так же близко находилась опасность. Смерть.
Отбросила колебания в сторону, все-таки он здесь оказался по моей вине, мне и ответ за все держать. Я ступила на мертвую землю, ожидая, что меня сейчас же поглотит гиена огненная. Ничего. Все по-прежнему — уныло и однообразно. Глубоко вздохнула, собираясь с духом, перекинула светло-русую косу через плечо и дальше зашагала бодрее.
Начало болота. Я споро перескакивала с кочки на кочку, чутье хозяйки леса меня не подводило. Со всех сторон противно булькала и пузырилась голодная топь. Далеко, кикиморы завели ивашку, не опоздать бы. Болотные жители уже почуяли мое присутствие и медлить не будут.
Внезапно болото накрылось тишиной — не скрипели деревья, перестала булькать трясина, квакши забросили свою песню и притаились. Что-то ужасное должно было случиться, отчего даже местным обитателям не по себе.
Краем глаза заметила движение сбоку. Разрушающее заклинание уже было готово, я выбросила скрещенные руки в сторону опасности и во время изменила маршрут ворожбы, так как остановить смерч такой силы невозможно. Ветер рвал с корнем трухлявые деревья и жалкую растительность, поднимаясь вверх, закручивал в столбы грязную болотную воду и уходил в сторону от того, кого я приняла за врага.
На одной из кочек замерла в испуге черная кошка. Перед тем как я закрутила вихрь, она видимо собирала прыгнуть на новый безопасный участок, да так в этой позе и осталась. Кажется, у нее даже глаз начался дергаться. Надо отдать должное, Ягодка быстро пришла в себя и стала прыгать по кочкам в обратную сторону, на каждой останавливалась и выжидающе смотрела на меня. Звала за собой.
Я чувствовала, что она переживает. За человека. Приглядевшись, заметила на морде животного слезы. И это моя вина, что человек и кошка в опасности. Комок ненависти к самой себе рос катастрофическими темпами, угрожая задавить меня тяжестью. Еще чуть-чуть и я закончу существование самосожжением от стыда за собственные поступки. Но это все после. Сейчас сделаю все, что бы исправить случившееся.
Кошка, как и я, почуяла угрозу. На секунду замерла и рванула в сторону происшествия так, словно за ней гналась стая голодных волков, пускающих слюни в ожидании ужина. Пришлось не отставать.
Болотник Тоф
Тронный зал Болотника Тофа утопал в роскоши, вопреки сложившемуся мнению, что на болоте сырость, грязь и темнота. На полу лежал гигантских размеров пушистый зеленый ковер из мягкого мха. Стены украшены картинами, которые писали заморские русалки. Вот Тоф на охотничьей пиявке, вокруг болото, в котором тонут тысячи заблудившихся ивашек. Вот он принимает грязевые ванны с кикиморами. Вот с длинноволосыми мавками играет с утопленником. Самая любимая его картина, где Тоф восседал на троне из человеческих костей и черепов, а в ногах лоснилась к нему лесовка Василиса.
Сколько предложений руки и сердца он ей сделал. Недотрога Василиса каждый раз, год за годом отказывала и отказывала.
— И что ей только надо? — широко улыбнулся болотник своему отражению в зеркале, обнажив редкие желтые зубы.
Тоф распрямил плечи, выпятил грудь, попытался втянуть живот, отражение послушно повторило позу.
