Король сусликов - Гоян Николич
Женщины, сидевшие на корточках и наблюдавшие за тем, как горит их деревня, закричали и затрясли головами.
Парнишка развернулся и, шатаясь, побежал к деревьям. Его мотало из стороны в сторону, потому что руки по-прежнему оставались связаны за спиной. На бегу он то и дело оглядывался, выкрикивая проклятия через плечо.
Старшина выстрелил первым, дав короткую очередь из своей винтовки М-16, но промахнулся. Тогда лейтенант неспешно извлек из кобуры кольт, картинно прицелился, выстрелил и тоже промахнулся. Пуля выбила фонтанчик грязи из-под ног паренька. Следующая пуля попала точно в цель. Голова парнишки взорвалась, оставив висеть в воздухе облачко мельчайших капелек крови. Тело рухнуло возле груды переломанных ящиков из-под припасов, будто бы в один миг лишившись всех костей.
Пока лейтенант стрелял в паренька, мы по-прежнему стояли в строю, продолжая обсуждать военный магазин в Дананге и целесоообразность покупки там стерео — новой модели с четырьмя каналами и здоровенными динамиками. Разговор тут же зашел об ограничениях по весу багажа — сколько вооруженные силы разрешат взять с собой бесплатно, когда наш срок службы во Вьетнаме подойдет к концу.
Лейтенант сунул кольт обратно в кобуру и взмахом руки приказал убрать тело паренька, ну а мы все трепались о том, где что купить, и о ценах на травку, которой торговали у старой пристани в Сайгоне. А если дали отпуск, то лучше всего отправиться в Бангкок, в отель «Виндзор» — там в подвале отличный стрип-клуб. Женатые, то есть офицеры, ездили отдыхать на Гавайи. Сидней представлялся нам слишком дорогим вариантом, да и местные там вели себя больно заносчиво, особенно в районе Кингс-Кросс.
Там, где лежали упакованные тела, желтозубый солдат подбирал что-то с помощью длинной палки и совал в мешок. Вокруг носа и рта он повязал футболку.
Забравшись в вертолет, мы достаточно долго летели в молчании, и только через полчаса, перед самой посадкой, я, перекрикивая гул мотора, доносившийся сквозь открытые двери, проорал:
— Херово, что мы так и оставили висеть на дереве ту штуковину.
Медик Андерс пересчитывал пузырьки с нашатырным спиртом и что-то писал в своей маленькой инвентарной книжке. Один из передних карманов его гимнастерки бугрился от лежавших там бинтов. Другой карман Андерс набил тюбиками с парафиновой мазью. Любитель «Житана» закурил еще одну сигарету, выдохнул дым. Его клубы скользнули по щекам, снесенные встречным ветром. Достав противогаз, солдат принялся менять в нем фильтры.
Больше никто не поминал ни то, что мы увидели на дереве, ни паренька из сожженной деревни. Вместо этого мы с жаром спорили, откуда у лейтенанта такая модная летная рубаха.
Все происходившее тогда я и сейчас помню в мельчайших подробностях.
На следующий день Андерсу, Гиллеспи, парню в новеньких штанах, лейтенанту да и всем остальным ребятам в моем отряде было суждено погибнуть.
В ходе этой поездки воспоминания о случившемся посещали меня с десяток раз. Я пытался разбирать в уме М-16, представлял зеленые пули-трас-серы, пролетающие в нескольких сантиметрах от лица. Воспоминания о трассерах позволяют на некоторое время забыть обо всем остальном.
…Убедитесь, что винтовка разряжена. Если вы случайно застрелитесь, обратитесь к вашему лечащему врачу.
Я допил кофе, встал из-за столика крошечной забегаловки под навесом и снова двинулся в путь.
ГЛАВА 7
Когда я был у доктора Нгуена в последний раз, то заметил среди медицинских справочников, обрамленных вырезанными из нефрита статуэтками тигров, томик «Гекльберри Финна». В кабинете ощущался запах табачного дыма.
— После ранения вы проходили курс лечения в Японии, — промолвил доктор, сверившись с блокнотом.
— В дурдоме.
— Ну, там лечили ваш глаз. — Нгуен снова заглянул в записи. — И гепатит.
— Меня привязывали к кровати. Так поступают с сумасшедшими.
— Это было после вашей первой командировки во Вьетнам?
— Нет, после второй. У меня сорвало крышу после второй командировки.
Ожесточенно грызя трубку, Нгуен принялся что-то писать в блокноте. Затем он перевел взгляд на листок, который достал из папки, и ткнул в него трубкой.
— Вы провели там три месяца. В Японии. В Иокогаме.
— Нет, меня все три месяца лечили в Корее. В Пусане. Во-первых, меня ранило, во-вторых, мне занесли гепатит во время переливания крови. Но это было в Пусане. Не в Японии. А вот после того, как привели печень в порядок и я начал странно себя вести, меня отправили в Иокогаму.
— Ясненько, — кивнул доктор.
— Да что-то не очень похоже, — покачал я головой. — Я это все уже раз десять повторял, и при этом мне постоянно задают одни и те же вопросы. Да, всякий раз врач чирикает что-то у себя в блокноте, но по итогу вы меня спрашиваете об одном и том же. Так что я знаю, о чем вы меня сейчас спросите.
— И о чем же?
— Зачем я добровольно вызвался поехать во Вьетнам второй раз. Ну как, док, угадал? — Я показал пальцем на стол Нгуена. — Сорок сраных лет меня лечат, а папка все одна и та же. Та же самая картонная папка. Неужели никто не может разориться и за пятьдесят центов купить новую?
— Ну-у-у-у… — протянул доктор, уставившись на меня.
Теперь я шел по улице Нгуена Хюэ, также украшенной горшками с желтыми цветами, что остались здесь после праздника Тет. Я увидел парочку туристов со следами солнечных ожогов, которые, сутулясь, застыли у ярко освещенной витрины магазина. Над ними нависал балкон старого здания, построенного в эпоху французского колониализма. Камни, из которого оно было сложено, сливались с вечерними сумерками. Женщина была в эластичной лиловой юбке, мужчина — в бесформенной панаме из сувенирного магазина, причем ростом и дородностью он уступал своей спутнице. На его плече, на тоненьком ремешке, словно дамская сумочка, висел крошечный фотоаппарат.
Во время нашей последней встречи я раздосадовал доктора Нгуена, третьего по счету психиатра, назначенного мне за последние два года, сказав, что у меня едет крыша. Я тут же пояснил, что схожу с ума, и это факт, а уж какими словами обрисовать мое состояние, на самом деле не является принципиально важным. Я напомнил этому мозгоправу, что в моем состоянии никто не смеет мне запретить давать волю воображению и создавать в уме целые миры, если это поможет продержаться еще один день. Главное, найти мозгу занятие — вот что важно. Поэтому поцелуйте меня в жопу и посмотрите лучше на
