Клёст - птица горная (СИ) - Ключников Анатолий

Захотелось лютовать, чтобы и другим жизнь мёдом не казалась.

— Который час? — простонал я, видя, что на улице явно светло.

— Уж полдень скоро, господин десятник! — подобострастно отозвался Бом, сияя от уха до уха.

— Что же вы, сволочи, на утреннюю разминку не ходили? — еле-еле процедил я, потирая многострадальные виски, пытаясь приподняться и докопаться до кого-нибудь.

— Обижаете, господин десятник! — гавкнул Бом ещё сильнее. — Всё по чести: нас Штырь с утра гонял на разминку!

— Ага! — подтвердил Бим.

— Молодцы… выражаю благодарность от лица командующего.

— Рады стараться, господин десятник! — гаркнули друзья хором.

«Убью! Вот встану и точно убью!»

Оказывается, я спал в том же доспехе, в каком ходил к командующему: чешуйчатые пластины, нашитые кровельной черепицей на льняную рубаху. Я в таком и в «Сладких кошечках» фланировал, — для солидности. Спать в таком железе — точно все бока отлежишь; однако, мои солдаты — они же не холуи горничные, в конце-то концов, и раздевать меня догола не обязаны.

«Надо бы до Грача дойти… похмелиться…»

Я кое-как вышел наружу. Кашевар колдовал над закопчённым котлом, Шестёрка подкладывал дрова. Штырь стоял, держа руку на перевязи — как всегда. Рядом смущённо и неловко переминались с ноги на ногу три мужика, вид которых вогнал меня и вовсе в смертную тоску: «Пополнение? — да чтоб вас всех…»

— Здрав желаю, господин десятник! — отрапортовал Штырь, вытянувшись и ударив себя кулаком в левое плечо. — За время вашего отсутствия…

— Молчать! — крикнул я, поморщившись и облизав языком сухие губы. — Это кто такие?

— Пополнение, господин десятник…

— Хорошо, пускай зайдут по одному. И, это… спасибо, Штырь. Благодарю за службу.

— Да ладно, чего там.

Я не обратил внимание на этот «неправильный» ответ, не предусмотренный воинским уставом: и голова трещала, и не хотелось шпынять солдата, проявившего сознательность. Злодейская память услужливо рисовала мне прохладные кувшины с капельками влаги на боках, виденные мною в разные годы, в разных местах, — наполненные винным нектаром разного цвета и вкуса или простым пойлом.

У новобранцев клички говорили сами за себя: Рыбак, Бондарь и Столяр. Все трое вливались в армейские ряды впервые. Я окончательно убедился, что мой десяток создан для сбора самого низкопробного сброда, и, конечно же, он такой не один. Вопрос вставал такой: сколько их вообще, и есть ли у Божегории возможность содержать в армии только пригодных для войны, а не таких, одного беглого взгляда на которых было достаточно, чтобы сразу понять, что солдатами им не стать никогда? Мало того, что телосложение не то, так ещё и мозгами боги обидели.

Например, Рыбак пошёл в наёмники для того, чтобы заработать на свадьбу.

— А, если убьют тебя, идиот? Или останешься без руки или без ноги. Нужен ты будешь своей невесте в таком виде?

— Нет у меня пока невесты — бедняк я. Есть у меня одна девчонка на примете, но денег у меня нет — не отдаст её отец за меня.

Если Бог желает наказать — лишает разума. Но Рыбаку, похоже, боги мозги с рождения не дали. Наверное, Пресветлый махнул рукой — пусть Нечистый им занимается, а Нечистый был уверен, что Рыбак записан в очередь за умом к Пресветлому. Говорят, что случаются и такие досадные накладки. Обидно, что теперь эти недоделки идут ко мне.

— Пока ты служишь, её десять раз замуж отдадут.

— Да я тут недолго, к следующей осени как раз обернусь. Денег хватит: я подсчитал.

— А если война?

— Дык вроде у нас мир со всеми, тихо… никто про войну не говорит.

Ничего, уж я-то постараюсь ему показать, что в армии деньги за просто так не раздают. Очень интересно: в Божегории набирают наёмников, которым, если их удерживаешь в войсках, нужно платить половинную неустойку, — даже если нет войны. Зачем это, и как долго будет продолжаться? — неужели у страны так много денег? И зачем брать в наёмники всех подряд? — неужели денег всё-таки очень много?

Если Рыбак оказался человеком худосочным и смахивал на щуку, то густобородыйБондарь, наоборот, очень походил на дубовую бочку, — тяжёлую, добротную, крепкую и широкую. Хм, похоже, они и впрямь профессионалы своего дела, раз так стали похожи на то, чем занимаются.

— Мой дед был бондарем, и отец, и я. Я решил отправить сына в университет, чтобы он стал человеком.

— А бондарь не человек, что ли?

— Сколько же можно эти бочки катать?!Бондарь богатым никогда не станет, а вот после университета — другое дело! Другие возможности.

— А твой сын имеет склонность к учёбе?

— Да ерунда всё это! Если за учёбу вовремя платишь, то всем плевать, как он науки постигает. Лишь бы читать-писать умел, а с дипломом ему все двери станут открыты.

«Не зря люди говорят, что каждый с ума сходит по своему. То ли сына его пожалеть, то ли папу-дурака.».

ХмурыйСтоляр оказался молчалив и скрытен, как Штырь с Кашеваром. Мол, долги появились, заёмщики за горло берут, тюрьмой грозят. Ему я поверил более охотно, чем Шестёрке.

Когда я во второй раз заявился к каптенармусу в окружении трёх мужиков, один из которых мог задушить человека, просто прижав его тело к себе, второй смотрел мутными рыбьими глазами и играл худосочным кадыком, а третий как бы неловко разминал пальцы, покрытые мелкими шрамами от ссадин, то бедняга сразу побледнел, хотя рядом стояли часовые. Вторая экипировка прошла в удивительно дружелюбной обстановке полного понимания проблем рядового состава.

Новички резко повлияли на схему тренировок: теперь в центр десятка я поставил Бондаря, а справа-слева от него — Столяра и Рыбака. Справа от Столяра место занял Бим, а слева от Рыбака — Бом. Благодаря Бондарю тройка новичков, получив в довесок Шестёрку, легко выдерживала столкновение щит-в-щит с Кашеваром, Бимом, Бомом и Штырём, стоявшим против Шестёрки для сбережения правой сломанной руки.

Обучить подчинённых владению мечом в должной мере я не надеялся, поэтому основной упор сделал на применение копий. В конце-концов, они помогли бы спасти их жизни гораздо больше.

Если кто-то хочет скрасить скучные армейские будни, то самое лучшее лекарство — это сходить полюбоваться оружейной тренировкой зелёных новичков. Ещё лучше, чтобы это были не подростки, а дядьки в годах, военной службы не знавшие. Разбег, удар в соломенное чучело копьём…

— Ты как втыкаешь, чудо моё?! Ты девке на сеновале так втыкать будешь! Это — твой враг, и ты должен ударить так, чтобы пробить его насквозь!!! Понял?!

— Так точно, господин десятник! — гаркнул Шестёрка.

— Давай сначала… чучело.

Столяр пробил мешок с соломой насквозь, но копьё вырвать не смог: застрял наконечник. Он стоял и яростно тряс палкой туда-сюда, потом догадался упереться в чучело ногой и рвануть древко на себя со всей силы — всё-таки вырвал, но брякнулся на спину пятками кверху.

Рыбак ухитрился вообще ударить мимо, но при этом бежал так быстро, что не смог вовремя остановиться и с размаха врезался в пыльный мешок. Потом стоял, чихал под ржание всего учебного полигона, а я мысленно выл, — в глубине души.

Почему-то вначале мой десяток часто повторял одну и ту же ошибку: щит на левой руке оттягивал её вниз, а боец, пока добегал до чучела-мишени, невольно постепенно опускал острие копья под тяжестью щита. Оно на ходу втыкалось в землю, а потом случалось разное: обычно человек останавливался, роняя оружие, но бывало, что кто-тозапинался о своё же древко и ничком падал на свой щит, да так, что шлем откатывался. Как только никто себе руку не сломал — уму не постижимо.

Удивил Бондарь, сумевший удержать могучими руками вонзившееся копьё и сходу вырвать его в утоптанную почву остриё, да так, что вперёд и в стороны брызнули мелкие земляные комья, врезав по шее и затылку Кашевару и Бому, атаковавшим справа и слева от него. Бом уронил оружие и начал чертыхаться, мотая очумевшей башкой и принимаясь сбрасывать доспех, чтобы вытряхнуть крошки, попавшие за ворот. А Кашевар от неожиданностиспоткнулся и с разбега шмякнулся на живот в полный рост, раскинув руки ласточкой, да так, что земля под нашими ногами явственно дрогнула; его копьё отлетело ещё дальше в сторону — Шестёрка получил удар по левой щеке древком, невольно повернулся в его сторону, и ему дополнительно прилетело в глаз пригоршней запоздалой земельной крошки. В итоге пацан тоже грохнулся наземь, запутавшись сразу в двух копьях и порвав ремень щита. В небеса взметнулась мутная пыль, поднятая упавшими телами, вперемешку с руганью, составленной из удивительной смеси поварского, народного и воровского жаргона. Что-то на тему пожеланий заниматься грязным совокуплением с тухлыми креветками, стать жертвой похоти племенного быка, а пожелания Шестёрки я и вовсе озвучить не решаюсь… самыми дружелюбными из них оказались те, что предлагали ему до самой смерти заниматься любовью только с бочками, — через дырку для краника.