Клёст - птица горная (СИ) - Ключников Анатолий

Шатёр командующего был сделан из шёлка, крашеного в такой же солдатский зелёный однотонный цвет. Его по центру подпирали аж три шеста в ряд — там запросто могла бы заночевать целая сотня. Вестовой довёл меня до порога и представил часовым:

— К командующему. По личному указанию, — и подтолкнул в спину.

Я вошёл внутрь.

У дальней от входа стены стоял круглый стол, накрытый картой как скатертью. За ним вразвалочку сидел подтянутый старик с внимательным взглядом из-под белых седых бровей, гладко выбритый. Над столом висело несколько закрытых фонарей, освещавших ближний круг, лица хозяина шатра и двоих молодцеватых адъютантов.

Пока я шёл к нему, успел оглядеться. В шатре имелось несколько тумбочек, на одной из них располагались бритвенные принадлежности: чаша, зеркальце, помазки с мягкой щетиной, разноцветные баночки — надо полагать, с мылом и кремами. Справа и слева вдоль стен имелось несколько заправленных лежанок, но какая именно командирская — не понять. Может, он их по очереди использует. Белое постельное бельё оказалось дорогим хлопковым, но, по счастью, без кружавчиков. Пол выстилали войлоки, памятные по жилищу Кудрявого; отчётливо витал запах варёной баранины, усиливающий сходство. По стенам тут и там висело самое разное холодное оружие, которым можно было бы вооружить полусотню, чем-то напоминающее экспонаты дворянских замков. За каким лешим командующему требовалось такое количество смертоносного железа, — оставалось только гадать.

— Клёст, по Вашему приказу! — послышался вослед крик вестового.

Складки на лице старика сместились, словно змеи, устраиваясь поудобнее. Он сидел в наглухо застёгнутом мундире из тонкой шерсти, что я для себя объяснил лишь тем, что старческая кровь плохо греет даже в самый жаркий день.

— Клёст, Клёст… — пожевал тот губами, словно пробуя моё имя на вкус. — Это ведь ты в первый же день покалечил двух солдат? А потом угрожал смертью полковому интенданту? Говорят, ты слишком жесток со своими подчинёнными, и с головой у тебя не всё в порядке. Это правда?

— Так точно, Ваше сиятельство! — лихо ответил я, придурковато улыбаясь.

— Ну-ну… — продолжил тот, мелко покивав подбородком. — А знаешь, что за это тебе полагается?

— Готов отказаться от службы, Ваше сиятельство! Без выплаты зарплаты! — я вытянулся в струнку. — Разрешите идти?

Старик опешил, адъютанты изумлённо переглянулись. Командующий неловко встал, одёрнул мундир и вышел из-за стола мне навстречу, показав небольшое брюшко и невысокий рост. Остановился в трёх шагах, внимательно разглядывая мою фигуру.

«Ой, мама, а не под военный ли суд он хочет меня подставить?»

Когда-то у меня случались тесные общения с представителями закона, и, должен признаться, тёплых воспоминаний они мне не оставили. А вот штрафной десяток помнился во всех красках.

— Я попросил уточнить всё подробно, — продолжил хозяин шатра. — И даже сам лично посетил твои занятия…

— !!! — я вытянулся ещё круче.

— И вот что я тебе скажу, солдат… — он сделал паузу, вдохнул поглубже, и я тоже невольно дошёл до пика внутреннего напряжения. Сейчас, вот сейчас будет решена моя судьба!

— Жаль, что ты не зарезал того каптенармуса — этот мир стал бы без него намного чище. Терпеть не могу всю эту сволоту, но без них, увы, никак нельзя. И шваль всю эту уголовную мне приходится терпеть! — он начал раздражаться. — В эпоху моей молодости, во время войны, мы их вешали везде, где только ловили, — безо всякого суда и следствия. А теперь, вишь ты, политика…

Он замолчал, явно опасаясь сболтнуть лишнее. Потом продолжил:

— Ну, хотя бы один мерзавец стал инвалидом — и то старику радость. Полный расчет — и за ворота! — он рубанул рукой так, как будто держал ею лёгкий кавалерийский меч. — Слава Пресветлому, в моём легионе появился хотя бы один адекватный командир, с нормальной головой, хотя бы иностранец!

Он возвёл очи к шёлковому потолку, и я тоже скосил туда взглядом: глаза старика вспыхнули таким фанатичным религиозным огнём, что мне невольно поверилось в то, что сам Господь-Вседержитель явил ему свой лик. Разумеется, я ничего не увидел, и с тоской подумал, что дедок поехал крышей даже круче, чем я сам пытался старательно изображать для всех.

— Я предлагаю тебе стать сотником наёмников. Да, я понимаю, что этот вопрос должен был решать ваш тысячник: вы подчиняетесь мне только во время боя. Но, уверен, что он мне не откажет: у вас как раз формируется очередная сотня, у неё есть свой командир. Однако, человек этот явно не с таким опытом, как у тебя: я в курсе, где и что у кого творится. Если согласишься, то я смогу спать спокойно: хотя бы одна сотня из того сброда, что составляют наёмные войска, станет хоть на что-то пригодной! Зарплата, довольствие — сам понимаешь, станут совсем другие…

Я понимал. Понимал, что влип окончательно. Вся моя игра пошла насмарку, поскольку я играл её для зрителя другого плана, а мне попался сдвинутый на воинской службе дед, желавший железной метлой вычистить накопившуюся дрянь и на этой почве ненавидевший даже кровного родственника. Согласись я на заманчивое вроде бы предложение, и тогда мне не вырваться из божегорской армии в ближайшем обозримом будущем.

— Прошу простить, Ваше сиятельство, но я не могу принять Ваше предложение, — сказал я деревянным голосом. — У меня ранение в голову, иногда бывают страшные боли, и я не потяну подобную ответственность. Я прошу отпустить меня домой.

Старик что-то горячо возражал, а я вяло поддакивал, не смея спорить. В конце-концов я покинул шатёр командующего, сохранив прежнее звание.

У меня опять появилось точно такое же чувство нереальности происходящего, как после «Сладких кошечек», словно я нахожусь совсем не там, где должен, заученно делаю то, что тут положено и плыву по течению, уносящему меня всё дальше и дальше вглубь совершенно чужой для меня жизни какого-то вшивого десятника, принятого в сброд наёмников, случайный образом собранного ради усиления 5-го легиона Божегорской армии, давно забытого богами.

На подходе к своей палатке мне навстречу вышел Грач. Он, увидев, что я явно не в себе, быстро вскинул и опустил подбородок, как бы спрашивая о том, как дела. Я остановился, не в силах разговаривать, — я встал лишь только потому, что мне загородили дорогу. Потом моя рука сама залезла в карман, выудила и показала загородившему дорогу соседнему десятнику две серебрушки:

— Грач, мне нужно напиться. Прямо сейчас. До упада. Сделай, брат, прошу тебя…

— Тут золотой нужен… — ответил Грач, задумавшись, глядя то на мою ладонь с двумя монетами, то на меня, то на весёлое летнее небо.

Я вывернул карман:

— Да всё, что угодно…

Если завтра война, если завтра в поход…

Я проснулся утром, как ни удивительно, на своём законном месте, в палатке моего десятка. Под моей головой покоилась заботливо уложенная скатка одежды, а ноги вытянулись совершенно свободно, без обуви. Я инстинктивно схватился за пояс: он оказался на месте, а смертоносные железяки мирно спали в своих гнёздах. Шлем тоже лежал недалеко от изголовья.

— О, командир проснулся! — гавкнул радостно Бом, своим криком как будто ударив меня ножами по вискам, — по обоим сразу.

Я тихо простонал, не в силах произнести даже два слова «убью, сволочь!».

— Вот, водички холодненькой пожалте, — заботливо отозвался Бим, поднося к моим губам медный котелок со стылой водой.

Я повернулся на бок — поясница ломанулась жуткой болью, как будто я вчера разгружалцелый обоз с мешками пшеницы. О, блин, я же ничего не помню — вполне возможно, что и разгружал… где меня вчера носило, кстати?..

Тихо простонав, я с жадностью принялся глотать живительную влагу, кусая зубами край котелка. Да уж, все кости болят — или я вчера докопал-таки в одиночку второй защитный ров вокруг нашего военного лагеря, или уже силушка не та, чтобы пить вино без меры. Как уж там в древней сказке говорилось: «Подносили ему чашу зелена вина полтора ведра. Брал он ту чашу одной рукой, выпивал её за единый дух.» Это уже явно не про меня…