Витаутас Петкявичюс - Великий охотник Микас Пупкус
То же самое врач проделал и с Чюпкусом.
— Это мое изобретение! — гордо заявил он. — Очень хороший пистолет, но я все же недоволен. Если удастся, увеличу калибр, дробь покрупнее подберу и можно будет каждому человеку делать прививки на всю жизнь, а возможно, и на более длительный период.
— Мне предостаточно, — ответил я, потирая зад, — до конца жизни не смогу спокойно садиться. Уж лучше вы новое свое изобретение на ком-нибудь другом испытывайте.
Обиженный врач покинул каюту.
На берегу нас с Чюпкусом ожидал невиданный прием: не успели мы сойти с корабля, как в нашу честь загрохотали пушки, в небо взвились ракеты, а на земле, под землей и под водой громкоговорители заиграли гимн этого государства. Войска взяли на караул, отсалютовали нам и застыли в торжественной неподвижности. "Самое время дать тягу, — подумал я. — Сейчас никто из них не только гнаться не станет, но и не пошевелится". И когда я уже совсем собрался драпануть, меня подкузьмил Чюпкус. Не вынес он звуков торжественного гимна, завыл. И сразу же со всех сторон к нему кинулись глубоко тронутые нейлонцы, стали его гладить, нахваливать, а самый главный генерал повесил Чюпкусу на шею блестящую медаль, на одной стороне которой был изображен поющий петух — символ Нейлонии, на другой — выбиты золотые буквы: "Не от петушиного крика встает солнце".
Когда музыка смолкла, ко мне подошли несколько офицеров, встали вокруг с обнаженными саблями, а громкоговорители попросили: "Обычаи нашей страны требуют, чтобы вы исполнили гимн своего государства".
Я ломаться не стал, закрыл глаза и грянул:
Вышел батюшка в лесок!Вышла матушка в лесок! —
орал, что было сил, отбивая такт ногой.
Когда я закончил, мне вручили высший охотничий орден Нейлонии. На одной его стороне ящерица в короне и надпись венчиком: "Не бей ужа — солнце заплачет", а на другой — изображен разудалый охотник с улыбкой от уха до уха и с кружкой пенистого пива в руке.
После этой церемонии на автомобиле без колес подъехал президент Нейлонии, под гром пушек поднялся на трибуну, нажал кнопку, и из всех громкоговорителей полилось пение — здесь было принято, чтобы свои речи, заранее написанные лучшими поэтами и положенные на музыку лучшими композиторами, президент пел.
Но я почти не слушал. Глазел на странные сапоги президента: красные толстые подошвы, голенища, разукрашенные всевозможными блестящими пуговицами, железками, замками-молниями.
"Совсем такие же, как те, оставленные возле задранного волками человека, — подумал я и кивнул Чюпкусу — посмотри, мол. Он несколько раз потянул носом, торчком поставил уши и тихо зарычал. — Ага, попался-таки, коронованный браконьер! — обрадовался было я, но сразу же засомневался: — Не может быть. Неужели такой благообразный старичок мог таскаться по чужим странам, тиранить зверей, чинить людям вред?! Нет, тут, наверно, что-то другое".
— Приветствую вас с прибытием в свободную и вечно молодую Нейлонию, — наконец на высокой ноте закончил свою арию президент. — Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях.
Предоставили и мне ответное слово.
— Дорогие нейлонцы! — обратился я к полупустой площади, а умная машина в тот же миг перевела на нейлонский язык:
— Неподкупные!
— Желаю, чтобы все у вас было, кроме достатка, чтобы много хотели и ничего не умели, пусть в ваших хлевах стоит сноп на снопе, решето на решете, а скота — ни на волос, — выпалил я одним духом, а машина без расстановки молола свое:
— Желаю вам всем быть миллионерами и до конца своих дней просить милостыню, желаю вам деньги огребать ситами, причесываться метлами, желаю вам не болеть, не лысеть, как скот в хлевах, — деловито перевирала она, мигая разноцветными лампочками.
"Что это я плету?" — испугался я, поглядев на вооруженных солдат, но продолжал говорить все громче и яснее:
— Желая повидать вашу удивительную страну, мы с огромными трудностями покрыли невиданное расстояние — шириной в пять куриных шагов, глубиной в шесть воробьиных коготков и длиной в три мышиных окорока, мы переплыли Ледовитый океан и Пестрое море, — лихо врал я, ничего не соображая, а умная машина хитро мигала и врала еще отчаянней:
— Мы, разведчики удивительной страны, победили пятерых шагающих петухов, шесть когтистых воробьев и три мышиных окорока, а потом поплыли в море и, если бы не вы, старик Дед Мороз превратил бы нас в Ледовитый океан…
Я испугался, как бы машина еще чего не наговорила, и поспешил закончить:
— Да здравствует Нейлония и ее повелитель! Спасибо за внимание!
— Обратите внимание, — орала машина, — страна Нейлония здорова, а ее президент бессмертен. Речь окончена. Точка. Восклицательный. Не скопляйтесь на улицах.
"Ну и тарабарщина! Вот так изобретение! Счастье, что меня никто не слушал. С такой машиной и до плахи недалеко: ты ей дело говоришь, а она околесицу несет. Правильно люди здешние решили: не заводи спор с телевизором".
После торжества президент пригласил меня на обед. В огромном зале, уставленном всевозможными чучелами, нас ожидали министры этой страны, генералы, корреспонденты и особо доверенное лицо президента — уполномоченный по охотничьим делам полковник Гасбер Посоль фон Фасоль. Пировали мы стоя, а как только кто-нибудь из гостей, отяжелев от еды, плюхался на стул, вмонтированные в сиденье аппараты начинали трясти его. Когда съеденное утрясалось, снова появлялся волчий аппетит.
Такого удивительного гостеприимства я еще нигде и никогда не встречал. Чтобы доставить хозяевам удовольствие, я приналег на угощение. Умял все: воробьиную печенку, копытце теленка, маринованную лягушку да искусственного хлеба краюшку, а после тряски добавил поросячьи рожки, улиткины ножки, морскую куропатку, горчицу всмятку и семь дырок от бублика. Запил угощение ледоколой — ледяным соком, настоенным на лекарствах, а на загладочку мятную пилюльку проглотил.
Наелся до отвала, стал ремень распускать, и в этот момент взгляд мой упал на сапоги Гасбера. Поглядел и замер от изумленья. Они тоже были на толстых красных подошвах, с желтыми голенищами, изукрашенными блестящими пуговицами, молниями и железками. "Еще один!" — подумал я и решил идти напролом. Вежливо хлопнул полковника по плечу и осведомился:
— Алло, полковник, а не встречались ли мы с вами на узкой просеке?
— Алло, Мики, встречались, только не на просеке, а на волчьей тропе, — поправил он меня и весело оскалился.
— Так это ты, Гасби, в спешке потерял сапоги? — уточнил я на всякий случай.
— На охоте, Мики, всякое случается: и в бочке заколоченной посидеть, и без собачьей упряжки остаться, и котами своих приятелей травить, — не остался и он в долгу.
"И с браконьерами посчитаться", — хотел я возразить, но в этот миг ко мне подошел президент и предложил всем проглотить в мою честь по пилюле сухого вина.
— Я хотел бы в вашем обществе поохотиться, — сказал он.
— Охотно поохочусь, только верните мне ружье, — ответил я и решил пока отложить счеты с Гасби.
— Договорились. Как только я немного освобожусь от государственных дел, тотчас же отправимся. — Президент попрощался и поручил меня господину Посоль фон Фасолю. — Вы можете располагать полковником Гасби, как мною самим.
Не успел президент выйти, меня обступили любители сувениров и знакомств с выдающимися людьми. Жена полковника Гасби выдрала из моей шляпы петушиное перо, приняв его за павлинье, дочка президента отхватила поля у шляпы, а потом налетела целая орава девочек, машинами воспитанных, манерам по телевизору обученных. Накинулись на меня, пообрывали все пуговицы, оторвали полы пиджака, рукава, стали выворачивать карманы, как у ворюги какого-нибудь. Через пять минут так меня общипали, словно через льномялку пропустили.
Но им и этого показалось мало. После первой атаки Гасбер отдал меня на растерзание корреспондентам. Те схватили меня, поволокли на середину зала, посадили на пороховую бочку, поставили по бокам двух часовых с горящими факелами в руках и принялись допытываться:
— Как вам понравилась наша страна? — спросил редактор юмористического журнала "Крокодиловы слезы".
— Страна как страна, а зачем же на порох сажать? — забеспокоился я. — Да еще открытый огонь подносить?
— Такой у нас обычай: когда сидишь на бочке с порохом, откровеннее и сговорчивее становишься, на вопросы отвечаешь коротко и ясно. Но вы не бойтесь, мы взрываем только вралей.
Поскольку вралем я никогда не числился, у меня отлегло от сердца. Я приосанился, вынул огниво и закурил трубку.
— Какого вы мнения о мудрости нашего президента? — спросил корреспондент еженедельника "Голос рыбы".
— О, думаю мудро…
— Мы хотели бы услышать ваше мнение о том, как быстрее и успешнее поднять охотничье хозяйство Нейлонии? — спросил представитель журнала "Колесо счастья".
