Кровавый "Парк динозавров" (СИ) - Каминский Андрей Игоревич
Перед Джоном Конго горел костер и он подбрасывал в него какие-то травы, дававшие едкий дым, от которого слезились глаза и кружилась голова, заставлявший видеть все вокруг в странно искаженном виде. Сам великан, бормотавший что-то себе под нос, представлялся Саре чем-то большим, чем человек: черная, как ночь, угрюмая, фигура, окутанная испарениями от еще теплой крови и дымом от сгоравших колдовских трав. Перед Сарой предстала сама Душа Африки, ее Черный бог.
Внезапно Джон вскинул голову и с его губ сорвался жуткий хохот. Этот страшный призыв еще возносился в ночное небо, когда мрак за спиной Сары вдруг взорвался столь же оглушительным хохотом. Сара резко обернулась и ее сердце захолонуло одновременно от страха и восхищения увиденным.
Под кронами высоких деревьев словно ожила часть ночной тьмы, мерцавшая огненно-алыми глазами. Могучий зверь, не уступавший размером льву, но куда более массивный, с огромной головой и мощными передними лапами. Бурый мех покрывали еще более темные пятна. Верхняя губа вздернулась, обнажив подобные кинжалам клыки, и вдруг огромная гиена уселась на задние лапы, скрестив передние на груди. Пораженная Сара увидела между лап чудовища, то, что и по сей день вызывало отторжение у многих исследователей-мужчин — налитый кровью огромный клитор, превышающий размер мужских половых органов этих удивительных животных.
Джон произнес еще несколько слов и вдруг сорвал с Сары накидку, оставив ее абсолютно голой. Одновременно он вылил ей на голову чашу с кровью. В тот же тварь, одним прыжком преодолев расстояние между ними, ударом головы сбила женщину с ног. Огромная пасть раскрылась над лицом Сары, пахнув смрадом разлагающегося мяса, клацнули зубы, способные перекусить ногу слона и тут же язык твари прошелся по женскому телу от лица до промежности, слизывая кровь. Порыв ветра окутал обоих дурманящим дымом от костра и Сара вдруг ощутила, как что-то длинное и скользкое тычется ей между ног. Под воздействием не то дурманящих испарений не то монотонных заклятий Джона, — Сара почувствовала, как отступают, куда-то сгинув страх, стыд, вообще все человеческое. Звериная сила тела, водоворот вечной охоты и чары темной страсти — все это захватило Сару могучим потоком, меняя ее изнутри. Уже не отдавая отчета в своих действиях, она подалась вперед всем телом и с ее губ сорвался дикий хохот, как и из пасти самой гиены. Сара уже не видела, как Джон Конго, сойдя с алтаря, становится позади огромного зверя, возлагая на вздыбленную холку свои могучие руки.
Только Луна, равнодушно светившая с ночного неба, видела древний как мир ритуал. Извращенный обряд, в незапамятные времена рожденный далеким островом в Индийском океане, смешавшийся позже с самыми черными и мерзкими приемам африканского колдовства изменил Сару, навеки связав ее жизнь с судьбой Короля Конго. В этой связи редко бывал секс — не плотская близость, а глубокое идейное родство стало основой их союза. Похожее чувство в свое время сблизило Сару и с Дарреном Пенвордом — женщину привлекали не сексуальные пристрастия лорда, но его суждения, подчас шокирующие даже эко-радикалку Хардинг.
— Люди меня не интересуют, — как-то сказал лорд, — их слишком много на этой Земле. Единственное на что они годны — это стать великолепной пищей для диких животных.
Сара про себя лишь покрутила головой, восхищаясь и одновременно ужасаясь подобной смелости взглядов. Она была соратницей Пенворда, пока не познакомилась с Джонни Конго, чья грубоватая бескомпромиссная идейность показалась ей более честной и чистой, чем рафинированная мизантропия английского аристократа. Впрочем, самого Пенворда Сара не спешила выводить из заблуждения, что по-прежнему остается его верной сторонницей. Именно поэтому Пенворд поручил ей эту миссию, не зная, что Сара совершает ее уже не для английского лорда, но для волосатого черного дикаря.
После того, Джонни Конго выкинул за борт несчастную журналистку, катер шел дальше. Обогнув северо-восточную оконечность острова, судно укрылось в небольшой бухте, приютившейся меж исполинских скал. Здесь же корабль впервые украсился флагом Республики Тангорак — на синем фоне четырехконечная красная звезда, с одним удлиненным лучом и силуэтом горы по центру. Из-за характерных очертаний главной достопримечательности острова флаг весьма смахивал на пиратское знамя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})На берегу уже горел костер, над которым в окованном серебром человеческом черепе закипало зелье, приготовленное Джоном Конго из мышьяка и крови ядовитых змей: индийской кобры, цепочной гадюки и горбоносого щитомордника. В прибрежных лесах боевики отловили трех больших черных ящериц. Привязав их с трех сторон вокруг черепа, Джонни размеренно хлестал рептилий срезанными в лесу прутьями. На чешуйчатой коже выступали кровавые полосы, пока разъяренные ящерицы шипели, словно раздувая огонь. Вытекающую из их пастей слюну собирали и добавляли в карботель — один из самых жутких ядов, известных колдунам Юго-Восточной Азии.
Яд готовил Джонни: средь своих людей он пользовался уважением не только как командир, но и как «боном де буа» — «лесной добряк» или «лесной простак», как именовали колдунов на Сейшельских островах. После того как яд был готов, место Джона занял Генрих Куртмайер — чуть ли не единственный белый среди террористов. Бывшего оперативника Штази направили советником в Африку за пару лет до падения «восточного блока» и объединения Германии. Вернуться обратно он не пожелал, найдя себе место среди разномастных африканских повстанцев, не прекративших воевать и по завершении Холодной войны. Худощавый белокурый немец был самым опасным человеком в этой небольшой армии после самого Джонни Конго.
Сейчас же он, одев резиновые перчатки, с величайшей осторожностью совершал некие манипуляции с приготовленным Джонни ядом и патронами от десяти автоматов «Освободительной армии Республики Тангорак». Действо заняло весь день, зато на закате солнца, патроны десяти автоматов были все до единого начинены «карботелем».
Здесь же Джонни объявил, что они разделятся.
— Если меня узнала та журналистка, — сказал он, — значит, может и кто-то другой — мы не знаем, кто еще здесь на острове. Поэтому я возьму десятерых, что пойдут за мной пешком через весь остров. Остальных поведут Сара и Бобби.
Человек, которого назвал Джонни, благодарно блеснул белыми зубами. Это был высокий, но худой и изящный мужчина, с плавными, почти женственными движениями. Африканской и индийской крови в нем было больше чем тангоракской. Его шея была по-лебединому длинной и изящной, а огромные черные глаза походили на две вечерние звезды. Эти глаза, а также облако кудрявых волос делали его похожим на мадагаскарского лемура или иного подобного зверька. Состоятельные родители дали ему неплохое образование: окончив Сейшельский колледж, позже Бобби Мугела учился в Оксфорде, а также посещал балетные труппы и даже танцевал в Королевском балете. Из всей бригады Бобби лучше всех умел придать себе вид определенной респектабельности, что не мешало ему считаться одним из самых жестоких бойцов «Освободительной армии Тангорака».
— Мне придется присоединиться к команде экспертов, — напомнила Сара, — когда все начнется, не забывайте, что они ничего нам не сделали.
— Твоего дружка никто не тронет, — осклабился Джонни, — до встречи.
Стоя на носу, Сара провожала взглядом исчезавших средь деревьев людей Джонни Конго. Когда же отряд скрылся из виду, она повернулась к Мугеле.
— Нужно поторапливаться, — сказала она, — мы и так опаздываем. Надо еще присмотреть, где по дороге спрятать оружие — никто не должен ничего понять, до того как все начнется.
— Не бойся, дорогуша, — жеманно протянул Бобби, — пока не наступит время, мы будем не опасней выпускниц воскресной школы. Ну, а там — как пойдет.
— Надеюсь, пойдет как надо, — пробормотала Сара, вновь поворачиваясь к берегу. Смутное чувство тревожило ее, некая деталь, упущенная ею ранее и сейчас не дававшая ей покоя. Вспоминая, как себя вел Джонни Конго в Африке, только сейчас она осознала, что судьба Дженни Стемпер наводит на пугающие мысли о том какими методами лидер «Свободного Тангорака» собирается действовать на своей давно потерянной родине.