Крэг Гарднер - Другой Синдбад
— Или то сморщенное существо, казавшееся беспомощным стариком, не способным перебраться через мелкую речушку, пока оно не уселось вам на плечи и не обернулось демоном, которого было не сбросить, — весело продолжил Ахмед.
— И конечно, та самая история, — настаивал Джафар, — тот злосчастный инцидент с яйцом Рух. — Мажордом умолк и задрожал. Другие уставились на него, и даже Ахмед был серьезен. — Когда вы убили птенца, и птицы Рух начали искать вас, чтобы отомстить.
— Неужели это одна из тех птиц? — спросил Ахмед, у которого на этот раз не оказалось готового ответа на все вопросы.
— Лишь Всемогущему ведомы мысли птиц и зверей, — ответил Синдбад. — Но все же почему здесь? И почему сейчас?
Их разговор дал мне немалую пищу для размышлений, хотя я полагал, что должен узнать больше подробностей каждой конкретной истории, прежде чем прийти к каким-то определенным выводам.
Но все размышления были на время забыты, когда гребцы провели корабль мимо огромной скалы и мы увидели море.
Люди радостно закричали, достигнув первого из мест назначения, но мне показалось, что в их голосах я слышу и оттенок благоговейного испуга. Наверное, я приписывал матросам свои собственные страхи. Море раскинулось передо мной, ровное сине-зеленое пространство под более яркой синью неба; и оба они — и море, и небо — уходили в бесконечность. Я был человеком, привыкшим к переулкам и лачугам: тесные, мрачные места, где до стены всегда подать рукой. Мне было сложно взойти на борт корабля, но здесь, во всяком случае, были леера, за которые можно ухватиться, а если бы на реке случилось худшее, моя любимая земля всегда была не более чем в нескольких футах от нас; футах, которые я смог бы как-то преодолеть, несмотря на неумение плавать. Или так я мог себя уговаривать.
Но море? Невозможно убедить себя, имея дело с такой громадиной, как море.
Капитан указал на Басру, раскинувшуюся на берегах в том месте, где река встречалась с морем. Это был изрядный город, но с Багдадом не сравнить. Невооруженным взглядом я разглядел всего с полдюжины дворцов!
Припасов у нас было столько, что не было нужды останавливаться, и вместо этого мы смогли направиться по каналу прямо в море. Удивительно, хотя послеполуденный бриз часто дует с моря на сушу, сегодня ветер делал прямо противоположное, и капитан быстро приказал поднять все паруса, чтобы воспользоваться этим обстоятельством.
Ветер обрадовался парусам, как мужчина — своей возлюбленной, и вскоре земля скрылась из виду.
— Капитан! — прокричал впередсмотрящий с верхушки мачты. — Штормовые тучи на горизонте!
Услышав новость, капитан Хутан мрачно улыбнулся:
— Я должен был понять, что тут что-то неладно, раз ветер так поменялся. Что ж, мой корабль уже выдержал несколько штормов. — Его усмешка сделалась шире, когда он взглянул на нас четверых. — Те из вас, для кого такие путешествия в новинку, скоро получат морские ноги.[1]
Раздались смешки тех матросов, кто оказался достаточно близко, чтобы услышать слова капитана. Хутан продолжал, уже отнюдь не таким шутливым тоном, отдавать приказы, которые могли спасти корабль. А тучи неслись на нас с такой же скоростью, как до них — птица Рух.
Теперь вокруг было море, и огромные волны перехлестывали через нос корабля. Я гадал, насколько должен промокнуть, прежде чем обрести те самые морские ноги. Что ж, во всяком случае, это испытание было естественного происхождения; нечто знакомое капитану и экипажу. Или так мне думалось в тот момент.
— Синдбад!
Мы с торговцем оба обернулись на крик Ахмеда.
— У нас еще одна проблема! — хрипло прокричал мальчишка, чтобы его услышали за свистом ветра. Он указал в ту сторону, где в последний раз была видна земля. — Взгляните на горизонт!
Там, достаточно большая, чтобы разглядеть, как она машет крыльями, была птица Рух, снова направляющаяся к нам. Наверное, подумал я, Рух никогда не слышали про правило трех. Видимо, что-то помешало ей уничтожить нас раньше, что-то, с чем исполинская птица должна была разделаться, прежде чем вернуться, чтобы проделать то же самое с нами.
Ибо намерения ее были ясны, поскольку она быстро догоняла нас, хотя за оглушительным воем ветра я не мог больше расслышать жутких криков птицы.
Это было слабое утешение.
Глава восьмая,
в которой недоброе небо оказывается дружелюбнее, чем море
— Ага, — отозвался капитан сквозь ветер, когда я указал ему на огромную птицу. — Я тоже ее вижу. Налегай, вы, бездельники! — проорал он матросам. — Все на весла. Нужно уйти от птицы!
— Но как вы убежите от птицы таких размеров? — прокричал я ему.
— Войдя в шторм! — коротко бросил капитан, словно этого объяснения было достаточно.
Он быстро отправился на нос, схватил две здоровенные колотушки и начал отбивать частый ритм на барабане. Гребцы налегали на весла в такт ударам, и вскоре мы уже стремительно неслись по становящимся все выше волнам. Корабль стонал и содрогался всякий раз, как мы ударялись об очередную стену воды, словно это была не вода, а что-то куда более твердое.
От всего этого в животе у меня тоже поднялась болтанка, и я думал разом о том, что надо было поплотнее поесть, пока мы были на спокойной реке, и, наоборот, что лучше бы мне в моей жалкой жизни вообще никогда не приходила в голову мысль о еде. Капитан упомянул про обретение морских ног. Мне подумалось, не пытался ли он проявить некое милосердие, когда даже не заикнулся про морской желудок.
Итак, мы гребли, а Рух гналась за нами. Но я заметил, что огромная птица, кажется, настигает нас не так быстро, как прежде. Я повернулся взглянуть на капитана и получил прямо в лицо мощный заряд ветра и брызг.
Именно тогда до меня дошел замысел капитана. Мы двигались навстречу шторму, прямо навстречу ветру. Это означало, что птица тоже должна была лететь против ветра и, в то время как нас на корабле швыряли волны, птица в небе вынуждена была сражаться с еще более коварными воздушными потоками и тратить силы, пробиваясь сквозь бурю.
Ветер теперь, казалось, усиливался с каждым взмахом весел. То, что сначала было пронзительным свистом, превратилось в вой сотни женщин, оплакивающих покойника. Я больше не слышал плеска весел, и вместо барабанного боя с носа корабля доносился лишь глухой размеренный стук — музыкальное сопровождение для скорбных воплей ветра, словно эти удары отсчитывали пролетающие мимо души проклятых.
Я снова отвернулся к корме и увидел, что огромная Рух, похоже, не приблизилась. На самом деле она будто зависла в небе и отчаянно била громадными крыльями, чтобы надвигающийся шторм не швырнул ее вниз.
— Навались, парни! — Голос капитана был едва слышен за пронзительным воем бури. — Рух отстает!
Итак, мы, возможно, отделались от мстительной птицы, во всяком случае, на время шторма. Но какой ценой?
Я снова повернулся к носу и увидел впереди волну в два раза выше корабля.
— Берегись, ребята! — услышал я крик капитана, но остальные его слова потонули в реве ветра и воды.
Я увидел, как остальные хватаются за поручни, и решил, что лучше сделать то же самое, и тут корабль начал медленно взбираться на гребень волны, медленно, медленно, очень медленно, точно перегруженная повозка, влекомая единственным волом по крутому склону, который при этом становится все круче.
Ибо волна вырастала перед нами, вздымаясь быстрее, чем мы успевали на нее вскарабкаться. Она нависла над нами, высотой с величайшие минареты Багдада, а потом сделалась еще вдвое выше. А когда я подумал, что выше этого ни на земле, ни на море ничего быть не может, она еще увеличилась вдвое, потом еще раз, так что ни перед нами, ни по сторонам не осталось ничего, кроме воды. Тогда я запрокинул голову и увидел, что у огромной волны пенный гребень шириной и высотой с мой возлюбленный город, и этот гребень навис над нами, так что волна затмила даже небо.
И эта огромная стена воды накрыла нас. Когда волна обрушилась на корабль, он рванулся вперед с такой силой, что, казалось, руки мои вот-вот оторвутся от плеч и тело полетит в морскую пучину, а руки будут по-прежнему цепляться за поручень.
Потом вода схлынула, и мы снова оказались на корабле, плывущем по поверхности моря. Я огляделся и увидел, что каким-то образом все три моих ближайших спутника по-прежнему со мной. Некоторым не так повезло, поскольку я увидел пустые места там, где только что сидело с полдюжины гребцов.
Капитан как-то сумел пробраться к нам.
— Я никогда еще не видел волн такого размера и силы! — прокричал он, и голос его был едва слышен, хотя он стоял всего в нескольких футах от нас. — Этот шторм не естественного происхождения!
Ахмед сказал что-то, не различимое за воем бури. Корабль швыряло по волнам, которые, хоть и были огромными, все же поддавались человеческому воображению, но впереди, я видел, море снова вздыбилось до облаков. Я обернулся, но больше не увидел ту, что преследовала нас. Рух исчезла; у птицы хватило ума убраться подальше. Если капитан прав насчет природы этого шторма, похоже, мы спаслись от одной напасти, чтобы угодить в другую.
