Крэг Гарднер - Другой Синдбад
— А в финиках вместо косточек всегда бриллианты, — прокомментировал Ахмед.
Я гадал, как он может быть столь уверенным, что капитан ошибается.
И все же команда, казалось, в какой-то мере поверила словам капитана и вновь принялась более или менее равномерно грести.
Я снова глянул ввысь. Теперь я мог точно сказать, что это птица, летящая к нам по небу, хотя размером она казалась не больше воробья.
— Пожалуй, действительно пора будить хозяина. — Ахмед быстро повернулся и направился к тюку, служившему постелью старшему Синдбаду.
Я снова уставился в небо. Птица была теперь величиной с орла и становилась все больше с каждым взмахом крыльев. Матросы тоже заметили все увеличивающееся крылатое существо, поскольку гребки сначала стали менее дружными, а потом и вовсе прекратились. Птица сделалась размером с лошадь, потом с дюжину лошадей.
— Крау! — выкрикнула птица в тишине поднебесья.
— Ммм? — пробормотал Синдбад где-то позади меня. — Что-нибудь не так?
— Взгляните на небо, — ответил Ахмед.
Если только торговец в самом деле мог видеть небо. С каждым проходящим мгновением в нем, казалось, было все меньше синевы и все больше птицы с гигантскими темно-серыми крыльями и ярко-желтым клювом, способным схватить человека, как воробей червяка.
— Крау! — прокричала птица. — Крау! — И все же, на мой взгляд, в этом звуке слышалось что-то иное.
По суматохе на палубе у меня за спиной я предположил, что Кинжал и Шрам тоже присоединились к нам.
— Рух? — завопил менее отесанный из двоих. — От птицы Рух нет спасения!
— Рух? — повторил Синдбад, подходя ко мне. — Огромная Рух?
— Нет, — ответил Ахмед с удивительной лаконичностью, тоже становясь рядом со мной. — Не просто огромная Рух. Думаю, эта Рух особенно огромная.
— Неужели? — Торговец улыбнулся мне, словно извиняясь. — Наверное, пора рассказать моему тезке еще одну поучительную историю.
— Может, для этого и самое время, — вновь вмешался Ахмед, — но, судя по расстоянию до этой огромной птицы и ее скорости, не думаю, что у всех нас осталось хоть сколько-нибудь времени.
— Крау! — крикнула птица.
Хотя она и была еще в сотнях футов от нас, я поднял глаза и увидел чуть-чуть голубого неба и очень много Рух. И — да, казалось, что гигантская птица смотрит прямо на нас; говоря точнее, эта тварь сосредоточенно уставилась на торговца Синдбада, словно узнала этого человека и желала возобновить их знакомство исключительно жестоким образом и покончить с ним раз и навсегда.
— Боже мой, — заметил мой старший тезка, также на удивление кратко. — Похоже, это не к добру.
— Крау! — вновь прокричала птица. — Крау!
Теперь я понял, что напоминали мне крики Рух.
Это было слово, которое в ходу у людей. И слово это было — «крах».
Глава седьмая,
в которой птицы — не самая большая проблема
Как описать птицу столь огромную, как Рух? Можно упомянуть, что перья ее были длиной с троих взрослых мужчин, поставленных друг на друга. Или что в одной ее когтистой лапе мог бы поместиться двухэтажный дом. Или что всякий раз, как она взмахивала своими громадными крыльями, на реке поднимались такие волны, что корабль начинало швырять, как в худший из штормов.
Но ничто из этого даже близко не способно передать благоговейный ужас, который я испытал при приближении этого существа. Я был уверен, что в любой миг меня разорвут в клочья, или проглотят целиком, или, может, просто раздавит гигантский коготь птицы, кричащей «крах». Она неслась на нас, такая длинная, что вся река под ней оказалась в тени, а крыльями она могла бы накрыть пол-Багдада.
— Крау! — вопила птица. — Крау!
И подлетала все ближе.
Прихромал Джафар и остановился рядом с нами.
— Суждено ли нам избежать смерти?
— Скорее всего, эта большая птичка просто играет с нами, — отозвался Ахмед чересчур убедительно. — Мы такая мелюзга, что просто позор был бы съесть нас всех сразу.
— Погодите. — Я смотрел на остальных членов нашей компании с некоторым изумлением. Возможно, это происходило потому, что я всего лишь простой носильщик и поэтому не мог представить себе судьбу, предначертанную нам Ахмедом. Может быть, потому, что всю свою жизнь я провел, переставляя ноги, с тяжелым грузом на голове и плечах, я не мог постигнуть этой опасности с небес. Конечно, эта птица огромная, и конечно, она летит над нашими головами; но мои спутники забывают самое главное: кто может точно сказать, о чем думает птица?
Я сказал об этом остальным, пока птица кружила над нами.
Торговец в ответ на мое замечание покачал головой, на лице его странным образом смешались смущение и страх.
— Это вполне могло бы быть верным, мой добрый носильщик, — признал он с исключительной любезностью и благовоспитанностью, — если бы не некие события, в которых мне пришлось участвовать во время моих последних путешествий.
— К несчастью, — пояснил Ахмед, как всегда, услужливо, — мой хозяин вел столь шикарную и щедрую жизнь, что ему пришлось участвовать решительно во всем.
Джафар глубокомысленно кивнул:
— Это отрицательная сторона безмерного богатства, особенно когда это богатство исчезает. — Он с вновь ожившей надеждой посмотрел на хозяина. — Вы уверены, что не хотите побить меня, о господин, — ну хоть немножко?
— Не теперь, Джафар, — доброжелательно ответил Синдбад. — Я должен рассказать своему тезке о моих прежних встречах с Рух. Видите ли, впервые я столкнулся с этими огромными птицами во время своего второго путешествия.
— Да, думаю, этого не избежать, — без должного энтузиазма согласился Ахмед.
— Итак, настало время, когда я устал от своего богатства и начал с нежностью подумывать о том, чтобы еще раз отправиться в морское путешествие, — начал торговец, словно повторяя историю, которую часто рассказывал прежде.
— Не говоря уже о том, что почти все ваши деньги уже закончились, — как обычно, встрял Ахмед.
— Ну, — признал его хозяин, — и это тоже. Правда, это было еще до того, как Джафар стал неотъемлемой частью моего хозяйства…
При упоминании его имени мажордом издал скорбный вопль.
— Уверены ли вы, о ваша властность, что не можете ударить меня хоть несколько разочков, просто для проформы? — добавил он с легким оттенком страстной надежды в голосе.
— Не теперь, Джафар, — ответил торговец, как всегда, дружелюбно. — Как я начал говорить, я снова задумался о морском путешествии. Поэтому продал то имущество, которое у меня еще оставалось, чтобы купить товары, которые мог бы выгодно продать во время плавания, и оплатил проезд на добротном корабле, где было полно и других торговцев с теми же намерениями.
Всех нас снова накрыла тень. Глянув в небо, Ахмед нахмурился:
— Я думаю, о достопочтенный хозяин, что, возможно, вам стоило бы опустить некоторые мелкие подробности.
— Наверное, ребенок прав, — согласился торговец с явным сожалением. — Я ненавижу редактировать свои истории, но все же… — Он тоже бросил взгляд на небо, где громадная тень снова сменилась сияющим солнцем, и, содрогнувшись на миг, поспешно продолжил рассказ: — Плавание проходило удачно, я, как обычно, вел выгодную торговлю, и все было хорошо, пока мы не прибыли на некий остров. Я был столь рад снова очутиться на земле, что, пока другие добывали провизию и воду, чтобы пополнить наши запасы, я забрался в тенистую рощу и вскоре заснул глубоким сном.
Тень снова упала на нас, и я вновь услышал сердитые крики огромной птицы.
— Прошу прощения, хозяин, — не отставал Ахмед, — но, наверное, вам стоило бы опустить и некоторые детали средней важности.
— Мой юный подопечный, без сомнения, снова прав, — признал Синдбад. — Проснувшись, я обнаружил, что остался один. Мои товарищи по плаванию ушли, не ведая, что бросили меня на произвол судьбы. Так что я побрел по острову…
— Крау! — завопила гигантская птица, снова подлетая ближе.
— …пока не заметил на вершине высокой горы огромный белый купол. Но я не мог отыскать ни дверей, ни иного входа в это сооружение…
Тут я обратил внимание, что команда опять принялась вопить и стонать.
— …и я удовольствовался тем, что сосчитал шаги, понадобившиеся мне, чтобы обойти вокруг этого предмета, столь ослепительно сверкавшего на солнце, всего сто пятьдесят шагов…
— Крау! — Птица спикировала так низко, что ее могучие когти едва не касались поверхности воды, а громадные крылья простирались от берега до берега реки. Может быть, подумал я, она собирается разорвать корабль надвое.
— Тысяча извинений, о могущественный Синдбад, — снова перебил Ахмед, — но, возможно, было бы благоразумным, если бы вы опустили в вашем повествовании все, кроме сути?
Синдбад и впрямь заговорил куда быстрее, чем прежде:
