Дмитрий Пучков - Две сорванные башни
Периодически до дремлющих карапузов доносились обрывки непонятных фраз, но в силу врожденной беспечности никто из них даже ухом своим волосатым не повел. А между тем присмотреться к своему проводнику, который вечно впадал в депрессию, стоило только лунному свету пролиться на его плешь, явно стоило.
Этой ночью Шмыга… ругался со своим отражением, матерясь и отчаянно брызгая водой себе на рожу и прибрежные камни. Отражение вполне живенько огрызалось и вообще, судя по всему, доминировало в беседе с мягкотелым упырем:
– Абыр-абыр-абырвалг. Абыр-абыр-абыр-орбакайте. Еще парочку. Еще парочку. В очередь, сукины дети. Здравствуйте, мама, это я.
Шмыга покачал головой, склонившись к воде:
– Нееет, мама – это я.
Отражение чуть не отхватило ему кончик носа:
– Вы, москали поганые, все наше сало зъилы. А что не зъилы – то понадкусили.
Голый, он же Шмыга, полоснул рукой по воде:
– А вы у нас Крым оттяпали! Что-то слегка куснуло его за руку:
– А вы нас хохлами обзываете.
Бедолага захлопал веками, пытаясь найти какие-нибудь аргументы:
– А вы нас – кацапами.
Отражение в ответ только противно захихикало:
– А как вы пиво называете?
– Как? – удивился неожиданному вопросу Голый.
– Пи-и-иво, – осклабилась галлюцинация.
– А че не так? В чем проблема-то? Это ж пиво, – продолжил «дывицця» проводник-шизофреник.
Собеседник Голого аж позеленел от злости:
– Поубывав бы гадов! А знаешь… знаешь, кто лучше всех в футбол играет? После Бразилии, конечно.
Голый широко улыбнулся – на этот вопрос ему не требовалась даже подсказка зала:
– «Зенит Изенгард»!
Галлюцинация аж поперхнулась от негодования:
– Шо, шо ты казав?
Голый, он же Шмыга, сплюнул на отражение:
– Я сказал, что наш «Зенит»… ваше «Динамо» всегда делал!
Свирепеющий на глазах водяной заорал:
– Шо?
Голый на всякий случай предложил дополнительный вариант:
– Ну, может, «Спартак Гондурас»? Если бы вы нам еще казачков не заслали – Онопку с Ковтуном, мы бы давно чемпионами мира стали.
Кажется, Голый брал верх в споре – во всяком случае, тот, что в воде, бился в приступе великодержавной истерии:
– Убью.
А Голый тем временем уже просто издевался:
– Неужели «Спортивный клуб армии»?
– Покалечу! – истерила галлюцинация.
– Ну, тогда «Локомотив», наверно. А? – Хмырь вгляделся в воду, но луна зашла за тучу, и потому ничего он рассмотреть толком не сумел. – Смотри-ка, обиделся и ушел. Выходит, «Зенит» круче!
Воодушевленный своей победой над представителем вражеской «фирмы», он вприпрыжку поскакал в лес, надеясь поживиться чем-нибудь съестным.
* * *Когда он вернулся к месту их стоянки, уже рассвело, и Сеня, стараясь не смотреть в сторону Федора, хмуро оглядывал местность в поисках не внушавшего ему никакого доверия проводника. Его «неверный» приятель, не дождавшись завтрака в постель, снова задремал, прислонившись спиной к нехилому валуну.
Шмыга, естественно, появился со стороны, совсем противоположной предположениям следопыта-недоучки, и первым делом ринулся к спящему Федору, швырнув тому на колени две окровавленные тушки:
– Зацени! Я тут пару кроликов на обед задушил! Федор вздрогнул от неожиданности, открыл глаза и перевел взгляд со Шмыги, прыгающего от нетерпения на одной ноге, на мертвых грызунов, Карапуза тут же выворотило наизнанку неведомо чем – поскольку не ели они уже пару суток.
Шмыга же едва успел спасти добычу от учиненного Федором похабства и принялся скакать по поляне, размахивая трупиками зверушек и вопя напропалую:
– Кролик – это не только мясо, но еще и ценный мех! Я себе из них трусы меховые пошью! И шарфик!!! Оле-оле, «Зенит Изенгард»…
От избытка чувств он принялся освежевывать кроликов голыми руками, подключая к делу свои зубы.
Оценив самочувствие Федора, Сеня решил, что тот сопротивляться не будет, и накинулся на Шмыгу, вполне резонно расценив, что «эта падла», пожалуй, может и не поделиться хавчиком. Впрочем, как всегда происходит в таких случаях, он прикрылся благими целями защиты интересов нацменьшинств:
– Что же ты, гад, творишь? Кролики – это не только ценный мех! Это еще нам, карапузам, дальние родственники!
Отобрав у бедолаги честно добытую пищу, он, кроме того, отвесил тому приличную затрещину и скомандовал:
– Шагом марш в лес, набери грибов, да не бери больше тех, что вчера припер, – Федора Михалыча вон все утро чистит не по-детски…
Голый, он же Шмыга, повалился на землю и принялся кататься по траве в истерике:
– Толстый! Скока можно грибы жрать? Меня от них плющит! Куда ты кроликов денешь?
Незаметно пряча тушки в свой бездонный сидор, Сеня, не моргнув глазом, соврал:
– Кроликов я похороню. А мы теперь будем вегетарианцами.
Шмыга уже бился головой о ближайший камень, словно намереваясь проверить его на прочность, а Сеня, пользуясь тем, что Федор не мог пока что защитить доходягу, продолжил свои нравоучения – голодных ведь нужно кормить хотя бы сказками:
– Запомни, Голый: мясной бульон – это трупная вытяжка!
Голый умоляюще смотрел на Федора, но того от Сениных баек чистило все круче и круче, поэтому бедолаге пришлось справляться самому. Набравшись мужества, он кинулся к Сене, явно намереваясь перегрызть тому глотку:
– А тефтели? Тефтели что?
Сеня вдарил настырному хмырю промеж глаз поварешкой и спокойно продолжил:
– А тефтели – это шарики из покойников, – он откашлялся и продекламировал: – Как приятно у трупа смердящего перегрызть сухожилия ног. И вонючего мяса скользящего отрезать полфунта кусок.
Шмыгу перекрючило не хуже Федора, и он тут же запросил у циничного ублюдка пощады:
– Тьфу, блин, прекращай! Мяса больше не хочется!
Федор тем временем закрыл уши и пополз куда-то в сторонку, а Голый снова принялся донимать «проповедника вегетарианства»:
– Слышь… а рыбу, рыбу… вегетарианцам жрать можно?
Сеня внимательно посмотрел на доходягу и отрицательно покачал головой:
– Только с пивом.
Откуда-то со стороны кустов, куда только что уполз Федор, послышались странные звуки – будто кому-то прищемило яйца дорожным катком.
Сеня и Шмыга не сговариваясь бросились на помощь своему товарищу:
– Федор Михалыч!
Федор, надо сказать, отполз достаточно далеко и залег в кустах возле лесной просеки.
Сквозь ветки куста, за которым прятался карапуз, отчетливо виднелось странного вида войско. Люди в камуфляже, шапках с прорезями для глаз, натянутых по самое горло, и примотанными скотчем пластинами на груди и спине, вооруженные преимущественно «Калашниковыми» и кривыми ножами, пробирались через лесные чащобы.
Подскочившие было к Федору с радостными воплями Сеня и Голый, завидев странных вояк, прикрыли пасти и брякнулись оземь подле своего босса… Сеня шепотом спросил у собравшихся:
– Кто это?
Шмыга, отлично разбиравшийся во всевозможной швали, бродившей по лесам и болотам, прошипел:
– Талибы. Их джедаи из Афгана выперли. И теперь они идут в Гондурас – делать массовые обрезания.
Сеня даже забыл о своей глубокой неприязни и, похоже, проникся уважухой к энциклопедическим знаниям Шмыги в области этнографии:
– Это как так?
Шмыга и вправду всегда был рад поделиться приятными новостями:
– Ну, всем, кого поймают, делают обрезание, потом дают халат, тюбетейку и записывают в Талибан. Ну и так еще… по мелочи – водку пить запрещают и баб до свадьбы в таких вот шапках на свиданки водят, – он махнул рукой в сторону непонятных вояк.
Федор ничтоже сумняшеся включил заднюю передачу и принялся по-тихому отползать:
– Что-то мне не хочется в Талибан записываться. В этот момент Сеня дернул его за рукав, показывая куда-то на опушку леса:
– Смотри, Федор. Слонопотамы. Покачивая пенисообразными носами, из леса выдвинулись диковинные звери, на спинах которых болтались в плетеных корзинах вояки, видимо, заслужившие каких-то особых регалий, поскольку на головах их не было странных шапок. Шмыга только покачал головой:
– Вот гады!!! Это они зоопарк в Кандагаре разорили.
В следующую секунду он уже скрылся в зарослях, но карапузы не успели заметить исчезновения проводника – не зря же тот отзанимался два семестра на курсах повышения квалификации в мастерской Ивана Сусанина.
Зато и Федор, и Сеня услышали, как заголосили где-то в деревьях неслыханные доселе птицы, – вообще-то птиц в здешнем лесу отродясь не водилось, но сообразить это ни карапузам, ни талибанам было недосуг. Может, поэтому стрелы, со свистом вылетавшие целыми стаями из зарослей, одномоментно ставших враждебными для иноземцев, принялись косить ничего не подозревающих чурок. Допотопное оружие повергло в шок иноземных захватчиков – и бесшумностью, и смертоносностью.
Пара стрел просвистела и над самыми головами приятелей. Впрочем, это только пошло им на пользу, поскольку одна из них весьма метко сшибла всадника, восседавшего на спине ринувшегося к укрытию карапузов слонопотама. Потерявшее водителя животное рухнуло на колени, закопавшись бивнями в землю, и заверещало, как мышь, попавшая в чайник с водой, а подстреленный на лету араб брякнулся оземь подле слегка офигевших недомерков.
