Надежда Первухина - Ты в гадалки не ходи
— Поняла.
И шкаф вывел меня из шикарного особняка бандита Лунатика.
Когда мы сели в машину и шофер вывез нас с аллеи на проселочную дорогу, шкаф сказал:
— Ты что делаешь сегодня вечером?
Я аж вспылила:
— Какой вечер, ночь на дворе!
— Ну и что? Не так уж и поздно.
— Это тебе так кажется. А за меня друзья переживают.
— Это хорошо, когда есть друзья, — обтекаемо произнес шкаф.
— В этом вы правы, Александр Игоревич!
— Зови меня Санди. Меня так мои друзья зовут.
— А кто ваши друзья? Тоже лица с криминальным прошлым, настоящим и будущим?
— Да ничего подобного! Скажи, Вероника, ты очень домой спешишь?
— А вы хотели мне что-то предложить?
— Да, и давай будем на "ты".
— А это ничего не изменит. "Ты" так "ты".
— Нет, это многое изменит, — загадочно сказал шкаф, то есть Санди. И водителю: — Будешь проезжать по Володарского, на перекрестке высади нас.
— Володарского? Но это же ужасно далеко от моего дома! Как я домой ночью доберусь одна?!
— Почему одна? Я провожу, — тут же нашелся Санди.
— Вот уж спасибо. Меня от твоего общества…
— Мутит, да? — грустно спросил шкаф.
— Нет, но…
— Ладно, может, ты еще изменишь свое мнение.
— Хорошо, а зачем нам на Володарского? Там кабак? Ты хочешь отвести меня в кабак?
— Нет, там просто кафе. Хотя нет, не просто. Это литературное кафе "Муза". Может, слышала?
— Я-то слышала, но ты — откуда?
— А я там бываю…
— Час от часу не легче!
— А почему я, по-твоему, не могу бывать в литературном кафе? Что я, урод какой-то, типа Квазимодо?
— Нет, раз уж ты слышал о Квазимодо, ты не урод.
— Ну так посидим в кафе? Часок-другой. Там интересно.
— Верю. Ну ладно. Давай посидим. Но сначала заедем ко мне на квартиру, я должна оставить там свой магический кристалл. Не пойду же я в кафе с кристаллом. И заодно друзьям позвоню, чтоб не волновались.
Мы так и сделали. Заехали ко мне домой, оставили кристалл; я позвонила Юле и Ромулу, сказав, чтобы они не волновались. Маме звонить не стала, пускай уж она ничего не знает, неведение — лучшее снотворное.
И мы отправились в литературное кафе "Муза". Обстановка там была такая: скромно, но уютно. В простенках между зашторенными окнами висели большие фотопортреты знаменитых поэтов (я опознала только Ахматову, Цветаеву и Пастернака). Нас встретила девушка в симпатичном клетчатом переднике и провела за свободный столик.
Мы сели.
Девушка протянула нам меню. И тут я ощутила, какая же я голодная.
— Послушай, — сказала я Санди, — у меня нет денег, кроме той пятисотки, что дал мне твой шеф. Так что я ограничусь чашкой чая.
— Я за все заплачу, не волнуйся. Ну пожалуйста. — И этот громила глянул на меня умоляющими глазами.
— Хорошо, как скажешь. — Может, зря я его терроризирую?
Мы заказали пирожные с орехами и чай. Тем временем, пока официантка выполняла наш заказ, на маленькую импровизированную эстраду вышла девушка.
— Она будет петь? — шепотом спросила я. Я терпеть не могла самодеятельного пения.
— Нет, она будет читать стихи. Ее зовут Лариса Светлова. У нее замечательные стихи.
— "Песня у берега", — объявила Лариса Светлова и начала читать:
Верно, ангел мой теперь далеко,И остались только я да кораблик.Закачался над пустынной рекойНебосвод, подобный цвету кораллов.
Видно, ангел мой других улетелУтешать своим серебряным взглядом.И осталась я опять не у дел —Без него мне даже песен не надо.
Где ты, свет жемчужный доброго дня?За какой волной, дорогой иль тенью?Отчего же ты оставил меня,Как душа — когда-то близкое тело?
И сиротские мои парусаОпадают, словно осенью листья…Видно, ангел мой не ведает сам —Над какой душою светом пролиться?
Только странно, что нисходит покойДаже к тем, кто был оставлен когда-то.Значит, ангел мой опять далеко —Затерялся в переливах заката.
— Ну как тебе? — спросил меня шкаф, то есть Санди. — Скажи ведь, классные стихи?
— Классные. И кафе замечательное. Здесь что, все поэты и поэтессы?
— Не все, конечно. Но большинство. Понимаешь, во многом мы сходимся.
— Кто это "мы"?
— Люди, — коротко ответил Санди.
На эстраду вышла женщина лет тридцати пяти и сказала, обращаясь к залу:
— Мне, да и вам приятно, что сегодня среди посетителей нашего кафе мы видим нашего дорогого Санди. Санди, ты давно не читал своих стихов. Может быть, сейчас ты порадуешь нас новым стихотворением?
До меня не сразу дошло, что женщина говорит о шкафе. Об этом увальне с "практическими" руками, об пом приспешнике главного бандита города!
Санди смущенно глянул на меня.
— Это тебя? — спросила я.
— Да, — совсем оробело сказал он.
И у него в кобуре "беретта"!
И у него — стихи!
Наверное, про то, как приятно стрелять в людей, охраняя Лунатика, и все в том же роде!
— Санди, — меж тем захлопала в ладоши женщина на эстраде, — мы все ждем тебя. Порадуй нас стихотворением!
И все зааплодировали, кроме меня, конечно.
Шкаф встал и пошел к эстраде. И тут я увидела, что многие девушки провожали его чуть ли не влюбленными взглядами. А некоторые смотрели на меня, и в их взглядах читалась откровенная зависть. Меня, наверное, посчитали девушкой этого увальня. Нет уж, надо уходить!
Но на улице в этот поздний час одной небезопасно… И потом интересно же, какие стихи прочтет этот сейф для пистолета!
И сейф прочел, причем в полной тишине:
Дни человека — как трава…Трава полынь, трава чабрец.Когда устанет головаНосить серебряный венец,
Когда устанут руки прясть,А ноги — понукать коня,Тогда придет иная властьВсе объясняющего дня.
Иссоп, и мирт, и зверобой,Цвет полевой, мгновенья цвет…И отгремит последний бой,И зарастет любимый след.
Глаза смотреть устанут вдаль,А губы — губы целовать.Тогда последняя печальПрисядет на твою кровать.
Когда устанет грудь дышать,Держать мгновенья волшебство,Тогда владычица-душаУйдет с престола своего.
И средь густых небесных травБродя отныне наяву,Она постигнет, как был правСоздавший время и траву.
Ему не аплодировали. Санди сошел с эстрады в полном молчании, добрался до нашего столика и сел, прикрывая ладонями пылающие щеки. И вот тут и пришли аплодисменты.
— Ты гений, — сказала я ему совершенно искренне. — Как только в такой голове могли родиться такие стихи?
— А ты думала, что я только пистолетом размахивать могу? — хмыкнул Санди.
— Ну, в общем, мои мысли имели именно такое направление. Извини.
— Да ладно. Не у тебя одной такое впечатление.
— Слушай, а почему тебя зовут Санди? Я понимаю, что сокращенно от Александра, но ведь могли бы звать и Алекс. А то словно куклу — Барби, Синди…
— Санди — это потому, что у Грина в "Золотой цепи" есть такой герой Санди Пруэль. Вот в честь его и зовут.
Новое потрясение — шкаф читает Грина! Но я промолчала, чтобы лишний раз его не травмировать, и только понимающе кивнула. Дескать, это нормально, что современные бандиты говорят на блатном жаргоне и к тому же пишут стихи и читают Грина.
Мы посидели в кафе еще с часок, а потом я сказала, что мне пора, хотя в кафе было интересно. На эстраду поднимались все новые поэты и поэтессы, я даже не подозревала, сколько их у нас в городе.
— Санди, мне действительно пора, — сказала я. — К тому же я устала. У меня был напряженный день, если ты заметил.
— Да, конечно, — заторопился Санди. — Идем.
Он заплатил по счету, и мы вышли в ночь.
Я не сопротивлялась, когда Санди взял меня за руку.
— Ты здорово пишешь, — сказала я ему. — Только у меня в голове все равно не укладывается, как такая душа живет в таком теле.
— А что у меня с телом не так? По-моему, все гармонично.
— Вообще-то я тебя с первого момента встречи про себя начала именовать шкафом.
Санди коротко и невесело рассмеялся.
— Извини, — сказала я.
— Да ничего. Вижу, ты продрогла.
— Да, ночь свежая, и ветер к тому же. У тебя есть стихи про ветер?
— Наверное. Я все свои стихи на память не помню.
— Все больше узнаю тебя и не перестаю удивляться.
— Да ничего удивительного. Может, поймать машину, чтобы подвезла до твоего дома?
Я представила, как этот крупногабаритный поэт будет тормозить какого-нибудь запоздалого автолюбителя, и сказала:
