Нил Гейман - Добрые предзнаменования
Слабый ветерок колыхал плащ, надетый на тощую фигуру, двигающую ручки прибора. Толстый был плащ, водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
Большинство книг про ведьм скажут вам, что ведьмы работают нагишом. Ничего удивительного – большинство книг про ведьм написали мужчины.
Молодую женщину звали Анафема Приббор. Она не была очень красивой. Каждая черта ее лица, рассмотренная по отдельности, несомненно была прекрасной, но при взгляде на все лицо создавалось впечатление, что собрано оно было без всякого плана, из того, что оказалось под рукой. Самым подходящим словом для описания этой женщины было бы, пожалуй, «привлекательная», но это для тех, кто это слово знал и помнил, как его произнести, можно было бы еще добавить «живая», хотя, может, и не стоило – от этого слова так и несет пятидесятыми.
Молодые женщины темными ночами не должны быть одни, даже в Оксфордшире. Но любой маньяк потерял бы не только работу, если бы напал на Анафему Приббор. Она же, все-таки, была ведьмой. И именно потому, что она была ей – а значит, была разумной женщиной, – она не верила в защитные амулеты и заклинания; главным ее оружием был хлебный нож длиной в фут, что она хранила за ремнем.
Она взглянула в окуляр и в очередной раз повернула ручку.
Она тихонько забормотала.
Геодезисты часто тихонько бормочут. Фразы типа: «Скоро здесь будет славная дорога – вы и „Джек Робинсон“ произнести не успеете», – или: «Так, три и пять десятых метра, плюс-минус комариный усик».
Это было совершенно другое бормотание.
– Темная ночь… И светит Луна, – бормотала Анафема, – от Востока на Юг… От Запада на юго-запад… запад-юго-запад… есть…
Она подняла с земли свернутую Официальную Географическую Карту и поднесла к ней фонарик. Потом она достала прозрачную линейку и карандаш и аккуратно провела на карте линию. Она пересекла другую линию.
Анафема улыбнулась, не потому, что это было забавно, а потому, что хорошо сделала трудную работу.
Потом она собрала странный теодолит, привязала его к багажнику черного велосипеда «сядь-и-молись», прислоненного к изгороди, убедилась, что Книга лежит в корзинке, и покатила по туманной дорожке.
Это был древний велосипед, с рамой, сделанной, похоже, из водопроводных труб. Он был сделан явно до изобретения велосипедных переключателей скоростей, скорее всего, вскоре после изобретения колеса.
Но почти все дорогу до деревни надо будет ехать под гору. Волосы взлохматил ветер, плащ раздулся за спиной, когда она позволила своему двухколесному джаггернауту задумчиво понестись сквозь теплый ночной воздух. По крайней мере, в это время нет никакого движения.
Мотор «Бентли», издавая звук «трр, трр, трр», охлаждался. А вот Кроули, наоборот, разгорячился.
– Ты сказал, видел знак, – проревел он.
– Ну, мы так быстро проскочили. И вообще, я думал, ты здесь уже был.
– Одиннадцать лет назад!
Кроули бросил карту обратно на заднее сиденье и снова завел мотор.
– Может, кого спросим? – предложил Азирафаил.
– О, конечно, – саркастично отозвался Кроули. – Остановится, спросим первого идущего по дороге в середине ночи, да?
Сказав это, он повел машину по дорожке, заросшей по краям буками.
– Что-то в этом месте странно, – пробормотал Азирафаил. – Неужто не чувствуешь.
– Что?
– Замедли машину, ненадолго.
«Бентли» опять замедлил ход.
– Странно, – бормотал ангел. – Вспышки, все время. Вспышки…
– Чего? Чего? – взволновался Кроули.
Азирафаил уставился на него.
– Любви, – бросил он. – Кто-то это место по-настоящему любит.
– Прости?
– Такая большая арена любви. Не могу я это лучше объяснить, во всяком случае, тебе.
– Ты имеешь в виду, типа… – начал Кроули.
Послышалось жужжание, потом звяканье, крик, и, наконец, звук удара. Машина остановилась.
Азирафаил мигнул, опустил руки и осторожно открыл дверь.
– Ты в кого-то врезался, – проговорил он.
– Нет, – возразил Кроули, – в меня кто-то врезался.
Они вылезли. За «Бентли» на дороге лежал велосипед, переднее его колесо было свернуто в ленту Мебиуса, заднее зловеще стучало по земле, останавливаясь.
– Да будет свет, – приказал Азирафаил, и дорожку заполнило бледно-голубое сияние.
Из канавы позади них кто-то спросил:
– Как это вы ухитрились такое сделать?
Свет исчез.
– Что сделать? – виновато переспросил Азирафаил.
– Э-э… – теперь голос звучал растерянно. – Кажется, я головой обо что-то ударилась.
Кроули уставился на длинную полосу голого металла там, где с машины содралась краска, и на вмятину на бампере. Вмятина исчезла. Краска вернулась на место.
– Вот вы и на дороге, юная леди, – бросил ангел, вытащив Анафему из папоротника. – Ничего не сломали.
Это было утверждение, а не выражение надежды; на самом деле мини-перелом до этого был, но Азирафаил не мог удержаться от возможности сотворить добро.
– У вас не было никаких огней… – начала Анафема.
– И у вас, – виновато ответил Кроули. – Все честно.
– Астрономией интересуетесь? – спросил Азирафаил, поднимая велосипед. Из передней корзины посыпались какие-то вещи. Ангел указал на сломанный теодолит.
– Нет, – ответила Анафема. – То бишь да. Посмотрите, что вы сделали с бедным старым «Фаэтоном».
– Простите? – посмотрел на нее Азирафаил.
– С моим велосипедом. Он весь так погнулся…
– Эти старые машины такие крепкие, – весело отозвался ангел, протягивая Анафеме велосипед. Переднее колесо сверкало в лунном свете, такое же совершенно круглое, как один из Кругов Ада.
Она уставилась на велосипед.
– Ну, раз уже все улажено, – бросил Кроули, – думаю, лучше всего нам, э… Э… Может, вы знаете, как проехать к Нижнему Тадфилду?
Анафема все еще смотрела на свой велосипед. Она была почти уверена, что, когда она отправлялась в путь, у него не было прикрепленной к седлу сумочки с набором для починки проколотых шин.
– Спуститесь с холма, и вы там, – ответила она рассеянно. – Это ведь мой велосипед?
– Конечно, – кивнул Азирафаил, волнуясь, не слишком ли далеко он зашел.
– Просто я уверена, что у «Фаэтона» никогда не было насоса.
Ангел опять выглядел виноватым.
– Но место-то для него тут есть, – указал он беспомощно. – Два маленьких крючочка.
– С холма съехать, так? – спросил Кроули, пиная ангела.
– Наверное, я головой ударилась, – сказала девушка.
– Мы бы вас подвезли, – проговорил Кроули быстро, – вот только для велосипеда нет места.
– Кроме рамы для багажа.
– У «Бентли» нет ра… А-а. Угу.
Ангел втащил на заднее сиденье предметы высыпавшиеся из корзины велосипеда и помог залезть оглушенной девушке.
– Никогда нельзя оставался в стороне, – сказал он Кроули.
– Вашим, может, и нельзя. Мне можно. И у нас с тобой, знаешь ли, есть другие заботы.
Кроули свирепо глянул на новую раму. У нее были ремни из шотландки.
Велосипед поднялся в воздух и сам себя закрепил. Потом Кроули залез внутрь.
– Где вы живете, моя дорогая? – текучим голосом спросил Азирафаил.
– И фонарей у велосипеда не было. Вернее, когда-то были, но такие, куда такие двойные батарейки вставляют – помутнели, и я их сняла, – говорила Анафема задумчиво.
Она свирепо взглянула на Кроули.
– У меня есть хлебный нож, знаете ли, – бросила она. – Где-то…
Азирафаила, судя по его виду, шокировало подразумеваемое.
– Мадам, я вас уверяю…
Кроули включил фары. Чтобы видеть в темноте, они ему не были нужны, но другие люди на дороге меньше нервничали, когда он их включал. Потом он спокойно поехал к подножию холма. Дорога вышла из леса и после пары сотен ярдов, достигла границы деревни средних размеров.
Это все ему было знакомо. Одиннадцать лет прошло, но это место он смутно припоминал.
– Тут больницы нет? – спросил он. – Управляемой монашками?
Анафема пожала плечами.
– Нет вроде, – ответила она. – Единственное большое место – Тадфилдское Поместье. Не знаю, что там сейчас происходит.
– Божье планирование, – тихо пробормотал Кроули.
– И шестеренки, – продолжала Анафема описание странностей. – Я уверена, что у моего велосипеда шестеренок не было.
Кроули наклонился к ангелу.
– Ради Бога, почини сей велосипед, – саркастично прошептал он.
– Прости, слишком далеко зашел, – прошипел Азирафаил.
– Ремни из шотландки?
– Шотландка – это стильно.
Кроули застонал. Когда ангел ухитрялся загнать свое сознание в двадцатый век, оно всегда оказывалось в 1950-м.
– Можете меня здесь высадить, – бросила Анафема с заднего сиденья.
– С удовольствием, – улыбнулся ангел. Как только машина остановилась, он открыл заднюю дверь и поклонился, как старый наемный работник, приветствующий молодого хозяина на старой плантации.
