Нил Гейман - Добрые предзнаменования
Азирафаил моргнул.
Тонкая струйка воды вылетела из дула и намочила Кроули, который выглядывал из окна, оглядывая сад – вдруг там появился большой черный пес.
Азирафаил выглядел смущенным.
Потом его в лицо ударил кремовый торт.
Было почти пять минут четвертого.
Махнув рукой, Азирафаил превратил остальные пистолеты в игрушечные и пошел прочь.
Кроули нашел его снаружи, за оградой, где ангел пытался выпутать сильно помятого голубя из рукава своей куртки.
– Да что… – вздохнул Азирафаил.
– Вижу, – ответил Кроули. – Зря в рукаве спрятал!
Он протянул руку, вытащил из куртки Азирафаила безжизненную птицу и вдохнул в нее жизнь. Голубь благодарно курлыкнул и улетел, осторожно помахивая крыльями.
– Ты не понял, – продолжил ангел, как только демон стал вновь способен слушать. – Я не про голубя, а про пса – где он, а?
Кроули задумчиво покачал головой.
– Разберемся.
Он открыл дверь машины и включил радио.
– Я-буду-так-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив, я-буду-так-счастлив-в – ЗДРАВСТВУЙ-КРОУЛИ.
– Здравствуйте. А, э, кто это?
– ДАГОН, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПАПОК, ХОЗЯИН СУМАСШЕСТВИЯ, ПОДГЕРЦОГ СЕДЬМОГО МУЧЕНИЯ. ЧТО МОГУ ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАТЬ?
– Гончая. Я, э, просто проверяю, нормально ли она отбыла…
– ДЕСЯТЬ МИНУТ НАЗАД ОТПРАВИЛИ. А ЧТО? ОНА ЕЩЕ НЕ ПРИБЫЛА? ЧТО-ТО НЕ ТАК?
– О, нет. Все отлично. Замечательно… О, вижу теперь ее. Хороший пес. Чудесный пес. Все грандиозно. Отлично работаете внизу, ребята. Ну, хорошо поговорили, Дагон. Скоро увидимся, да?
Он выключил радио.
Они поглядели друг на друга. Из дома донесся громкий звук, и одно из окон разбилось.
– Ой, – пробормотал Азирафаил, легко не ругаясь – как-никак, шесть тысяч лет провел, тренируясь не ругаться, с чего бы теперь начинать. – «Один», видно, пропустили…
– Никакого пса, – бросил Кроули.
– Никакого пса, – эхом откликнулся Азирафаил.
Демон вздохнул.
– Залезай в машину, – велел он. – Нам надо об этом переговорить. Да, Азирафаил…
– Что?
– Перед тем, как залезать, счисти с себя этот проклятый кремовый торт.
Далеко от Центрального Лондона стояла жаркая, солнечная погода – август… По бокам дороги в Тадфилд пыль пригибала к земле кусты амброзии. В кустах жужжали пчелы. Воздух казался перегретым, застоявшимся.
Раздался звук – словно тысяча голосов разом закричала: «Славься, господин!» – и крик неожиданно оборвался.
А потом на дороге появился пес.
Это должен был быть пес. Форма была правильная.
Некоторые собаки, когда вы их встречаете, напоминают вам, что, несмотря на тысячи лет эволюции, творимой человеком, каждая собака всего на расстоянии двух обедов от возвращения к волку. Эти собаки шагают обдуманно, их форма подходит для жизни в глуши, зубы желтые, дыхание смердит, а вдалеке их хозяева бормочут: «Он ведь на самом деле добродушен, если он пристает, просто его оттолкните», – в глубине глаз этих собак, между тем, горят и мерцают костры Плейстоцена…
Но появившийся пес даже такую собаку заставит без промедления забежать за диван и притвориться, что она очень занята – грызет резиновую кость.
Он уже рычал, и рык этот был тихим, громыхающим рыком ярости, свернувшейся пружиной, рык, что начинается в одном горле, а заканчивается в чьем-то другом.
С его клыков капала слюна и шипела, падая на дорогу.
Он сделал пару шагов и понюхал застоявшийся воздух.
Его уши приподнялись.
Слышны были голоса – далеко-далеко… Вот. Голос. Тот голос. Мальчишеский голос, но пес был создан, чтобы ему повиноваться, безоговорочно повиноваться. Когда голос скажет «За мной» – пойдет, скажет «Убей» – убьет. Голос его хозяина.
Пес перепрыгнул через изгородь и побежал по лежащему за ней полю. Пасущийся бык секунду на него поглядел, взвесил свои шансы и быстро ушел к противоположной изгороди.
Голоса доносились из редкой рощицы деревьев. Черная гончая стала к ней приближаться, выставив вперед клыки.
Один из других голосов сказал:
– Никогда он этого не сделает. Ты всегда так говоришь, и ни разу не оказался прав. Подарит тебе папочка зверя, как же! Если когда-то и решится, так выберет самого неинтересного… По его мнению, всего интереснее жуки.
Последовал собачий эквивалент пожатия плечами, но гончая мгновенно забыла о другом голосе – ибо теперь говорил ее Господин, Центр Вселенной.
– Он мне подарит пса, – проговорил его голос.
– Ну-ну… Ты не знаешь, будет ли это пес. Никто не сказал, что это будет пес. Откуда знаешь, что будет пес, если никто не сказал? Твой папа будет жаловаться – мол, чего он все время ест?
– Бирючину.
Этот голос был намного чопорнее двух предыдущих. Хозяин такого голоса – наверняка человек, который перед сборкой модели не только разделит и пересчитает все куски, прежде чем начать, как велят инструкции, а еще и покрасит те части, что нужно, и оставит их подсохнуть до сборки. Этот голос лишь время отделяло от бухгалтерской работы.
– Не едят псы траву, Венсли… Никогда ты такого не видел.
– Я жуков имел в виду. Они такие интересные, вообще-то. И когда спариваются, друг друга съедают.
Последовала задумчивая пауза. Гончая подобралась поближе и поняла, что звуки доносятся из ямы в земле.
На самом деле деревья скрывали древний карьер, где раньше добывался мел, теперь же он наполовину зарос колючками и лианами. Карьер был древний, но явно не заброшенный. Все вокруг было истоптано; гладкие части склона показывали, что его регулярно используют, чтобы покататься на роликах и поиграть в Стену Смерти (или, по крайней мере, в Стену Сильно Драной Коленки). Кое-где с более доступной зелени свисали старые куски опасно обтрепанной веревки. Тут и там меж веток висели листы рифленого железа и старые доски. Виднелся полуобгорелый, ржавый знак «Владения Триумф Герольд» (наполовину он был скрыт в куче крапивы).
В одном углу путаница колес и проволоки ясно обозначали место знаменитого Потерянного Кладбища – места смерти тележек из супермаркетов.
Для детей это был рай. Местные подростки обозвали это место Ямой.
Гончая продралась через крапиву и увидела в центре карьера четыре фигуры, сидящие на том, на чем всегда сидят члены приличных секретных компаний – на обычных ящиках из-под молока.
– Врешь!
– Нет.
– Спорим, что врешь, – проговорил первым заговоривший голос. Его звук ясно обозначал, что хозяин его – некто молодой женского пола; сейчас тон голоса был тоном потрясенного интереса.
– Так и делают, точно. У меня их шесть было, а потом мы куда-то уехали, я еще траву им поменять забыл, вернулись – увидел только одного, толстого такого…
– Не-е. Это не жуки, это богомолы. Я по телику видел – там большая самка другого богомола съела и даже не заметила.
Последовала еще одна заполненная мыслями пауза.
– О чем они молятся-то? – спросил голос Хозяина пса.
– Не знаю… Наверное, просят бога, чтобы жениться никогда не пришлось.
Гончая ухитрилась поместить один огромный глаз напротив дыры в сломанной ограде карьера и взглянула вниз.
– Вообще, это как с великами, – важно бросил говоривший первым. – Думал, подарят мне велик с семью скоростями и с таким сиденьем-бритвой, пурпурной цвета и все такое, а мне легкий голубой всучили. С корзинкой. Для девочек.
– Ну. Ты ж и есть девочка, – ответил какой-то из других голосов.
– Это половая дискриминация, вот что это такое. Давать девочкам девчачьи подарки только из-за того, что они девочки.
– Мне подарят пса, – бросил его Хозяин твердо. Хозяин стоял к псу спиной, и тот не мог его хорошенько разглядеть.
– Ага, одного из этих огромных ротвейлеров, да? – отозвалась девочка, и голос ее был полон вялого сарказма.
– Нет, это будет пес, с которым можно повеселиться, – сказал голос Хозяина. – Не большой…
Глаз в крапиве внезапно исчез – вниз.
– …один из этих умненьких псов, что могут залезать в кроличьи норы, а еще одно ухо у них смешное, наружу все время смотрит. Настоящая дворняга. Чистокровная.
Неслышимый для находящихся внизу, на краю карьера тихонько громыхнул гром. Он мог быть вызван неожиданным убеганием воздуха в вакуум, а этому причиной могло быть, к примеру, превращение большого пса в маленького.
Тихий хлопающий звук, что последовал за этим, мог быть вызван только одним – выворачиванием одного из ушей наизнанку.
– И назову я его… – продолжал Хозяин. – Назову…
– Да? Как? – поинтересовалась девочка.
Гончая ждала. Вот он, момент которого она ждала. Называние. То, что даст ей цель, ее назначение, ее "я". Ее глаза засветились тусклым красным светом (будучи теперь гораздо ближе к земле), и она продвинулась вперед по крапиве.
– Я назову его Пес, – решительно закончил Хозяин. – Меньше проблем будет с таким именем.
