Терри Пратчетт - Цвет волшебства (сборник)
Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:
— Давай-ка сматываться отсюда!
* * *Один интересный побочный эффект пожара в Анк-Морпорке касается полиса на «страх-и-в-ванне» «Барабана». Этот полис покинул город через изуродованную крышу трактира, вознёсся на крыльях теплового урагана высоко в небо Плоского мира и приземлился спустя несколько дней и за пару тысяч миль в кусте улоруахи на Тробских островах. Наивные жизнерадостные островитяне в дальнейшем почитали этот полис как бога, к вящей потехе своих более просвещённых соседей. Как ни странно, дожди и урожаи в последующие несколько лет были сверхъестественно щедрыми, в результате чего на острова была направлена исследовательская экспедиция с факультета малых религий Незримого Университета. Их вердикт гласил, что всё происходящее не более чем видимость.
* * *Раздуваемое ветром пламя распространялось с невиданной скоростью, с лёгкостью обгоняя беженцев. Когда Ринсвинд с обожжённым, покрасневшим от огня лицом добрался до Противовращательных ворот, брёвна створок уже пылали. По пути Ринсвинд и Двацветок успели обзавестись лошадьми — купить тяговую силу оказалось не так уж и трудно. Хитрый барышник запросил в пятьдесят раз больше настоящей цены и остался стоять с разинутым ртом, когда ему в руки сунули сумму, составляющую тысячекратную стоимость покупки.
Ринсвинд и Двацветок проехали ворота за какую-то долю секунды до того, как первое из огромных брёвен, подняв тучу искр, обрушилось вниз. Морпорк уже превратился в огненный котёл.
Пока они галопом неслись по залитой красноватым светом дороге, Ринсвинд искоса поглядывал на своего попутчика, который в данный момент изо всех сил пытался научиться ездить верхом.
«Гром и молния! — думал волшебник. — Он ещё жив! И я тоже. Кто бы мог подумать? Может быть, в этом „отражённом шуме подземного духа“ всё же что-то есть?»
Словосочетание было очень неуклюжим. Ринсвинд попытался, ломая язык, выговорить грубые слоги, из которых состояло слово на родном языке Двацветка.
— Эколирика? — попробовал он. — Экро-гнотика? Эхо-гномика?
Вот так сойдет. Звучит очень похоже.
Ниже по течению реки, в нескольких сотнях ярдов от последнего дымящегося пригорода Анк-Морпорка, необычно прямоугольный и, очевидно, сильно нахлебавшийся воды предмет коснулся скопившегося у берега ила и тут же выпустил из себя множество ножек, которые принялись скрести дно в поисках опоры.
Выбравшись на берег, Сундук — весь заляпанный сажей, в пятнах от воды и очень, очень злой — встряхнулся, осмотрелся по сторонам и бодрой рысью двинулся прочь. Маленький, невероятно уродливый демон, устроившийся на его крышке, с интересом разглядывал окрестности.
Бравд посмотрел на Хорька и приподнял брови.
— Ну вот и всё, — подытожил Ринсвинд. — Сундук в итоге догнал нас. Только не спрашивайте меня, как. Ещё вино есть?
Хорёк поднял с земли пустой бурдюк.
— По-моему, на сегодняшнее утро тебе хватит, — сказал он.
Бравд наморщил лоб.
— Золото есть золото, — изрёк он наконец. — Как может человек, у которого имеется куча золота, считать себя бедняком? Ты либо беден, либо богат. Это же логично.
Ринсвинд икнул. Он успел убедиться, что логика — вещь очень непостоянная.
— Ну, значит так, — сказал он, — я вот подумал, дело в следующем: в общем, вам известно, что такое октирон?
Оба джентльмена удачи кивнули. В землях, лежащих вокруг Круглого моря, этот необычный, отливающий всеми цветами радуги металл ценился не меньше, чем древесина груши разумной, да и встречался не чаще. Человек, у которого имеется иголка из октирона, никогда не заблудится, поскольку, будучи очень чувствительной к магическому полю Диска, она всегда указывает на Пуп Плоского мира. Кроме того, эта иголка чудесным образом штопает своему хозяину носки.
— Понимаете, я считаю, что у золота тоже есть своё магическое поле. Нечто вроде финансового волшебства. Эхо-гномика, — хихикнул Ринсвинд.
Хорёк поднялся на ноги и потянулся. Солнце стояло уже довольно высоко, город внизу был окутан туманом и наполнен зловонными испарениями. И золотом, решил он. Даже житель Морпорка побросает свои сокровища, когда речь зайдет о целостности его шкуры. Пора в путь.
Маленький человечек, которого звали Двацветком, похоже, спал. Хорёк посмотрел на него и покачал головой.
— Город ждёт, каким бы он там ни был, — сказал Хорек. — Спасибо за занимательный рассказ, волшебник. Что собираешься делать дальше?
Он внимательно посмотрел на Сундук, который попятился и лязгнул на него крышкой.
— Корабли нынче из города не уходят, — снова хихикнул Ринсвинд. — Полагаю, мы поедем берегом до Щеботана. Я же обязан за ним приглядывать. Я, конечно, не очень-то этого и хочу, но…
— Мы понимаем, понимаем, — успокоил его Хорёк и, повернувшись, вскочил в седло лошади, которую держал Бравд.
Спустя несколько минут оба героя превратились в крошечные точки, покрытые облаком пыли и спешащие вниз, к угольно-чёрному городу.
Ринсвинд тупо уставился на распластавшегося туриста. На двух распластавшихся туристов. Некая беспризорная мысль, болтающаяся по разным измерениям в поисках свободного сознания, воспользовалась беспомощным состоянием волшебника и проскользнула в его мозг.
— Ещё одна паршивая история, в которую я вляпался по вашей милости, — простонал Ринсвинд и тяжело повалился навзничь.
— Чокнутый, — подвёл итог Хорёк.
Бравд, скачущий в нескольких шагах от него, кивнул.
— Все волшебники рано или поздно сходят с ума, — заметил он. — Это всё пары ртути. Разъедают им мозги. И ещё грибы.
— Тем не менее… — сказал его одетый в коричневое приятель и, запустив руку за пазуху туники, вытащил золотой диск на короткой цепочке.
Бравд вопросительно поднял брови.
— Волшебник сказал, что у коротышки имеется какой-то золотой диск, который говорит ему, сколько сейчас времени, — объяснил Хорек.
— И это возбудило твою алчность, дружище? Ты всегда был искусным вором, Хорек.
— Это так, — скромно согласился его спутник.
Он дотронулся до кнопки на ободке диска, и крышка со щелчком отскочила.
Заключенный внутри маленький демон оторвался от крошечных счетов и сердито нахмурился.
— До восьми осталось всего десять минут, — рявкнул он.
Крышка захлопнулась, едва не прищемив Хорьку пальцы.
Хорек выругался и зашвырнул определитель времени далеко в кусты, где прибор скорее всего ударился о камень. Во всяком случае, почему-то определитель раскололся; мелькнула резкая вспышка октаринового света, повеяло запахом серы, и временное существо исчезло в каком-то своем демоническом измерении.
— Зачем ты так? — поинтересовался Бравд, который не расслышал слов демона.
— Как? — переспросил Хорек. — Что я сделал? Ничего ведь не случилось. Поехали, не то упустим уйму возможностей!
Бравд кивнул. Оба приятеля повернули лошадей и галопом помчались к древнему Анку и честному волшебству.
Пришествие восьми
Плоский мир предлагает глазу гораздо более впечатляющие зрелища, нежели те, что можно найти во вселенных, сотворённых Создателями с худшим воображением, но лучшими способностями к механике.
Ну да, солнце Диска — это не более чем вращающаяся по орбите крошечная луна с протуберанцами едва ли крупнее, чем ворота для крикета. Но этому небольшому изъяну можно противопоставить потрясающую картину Великого А'Туина, на чьём древнем, испещрённом метеоритными кратерами панцире покоится Диск. Иногда во время своего неторопливого путешествия по берегам Бесконечности Великий А'Туин поворачивает огромную, как целая страна, голову, чтобы щёлкнуть зубами на пролетающую комету.
Но, возможно, самое впечатляющее зрелище — это бесконечный Краепад. Даже те умы, которые уже столкнулись с абсолютной галактической необъятностью А'Туина, отказываются поверить в это явление. Там моря Диска, бурля, вечно переливаются через Край в космическое пространство. А может, самое невероятное зрелище на Диске — это Краедуга, опоясывающая мир восьмицветная радуга, которая висит в насыщенном туманами воздухе над Краепадом. Восьмой цвет — это октарин, образующийся за счет эффекта рассеивания сильного солнечного света в интенсивном магическом поле.
Или самое великолепное зрелище — это Пуп. Там сквозь облака на десять миль в небо вздымается шпиль из зелёного льда, поддерживая на своей вершине царство Дунманифестин — обиталище богов Диска. Сами боги, несмотря на всё великолепие расстилающегося внизу мира, редко бывают довольны. Как-то неловко осознавать себя богом мира, который существует только потому, что каждая кривая невероятности должна иметь свой конец. В особенности когда можно заглянуть в другие измерения и посмотреть на миры, у чьих Создателей было гораздо больше способностей к механике, чем воображения. Так что неудивительно, что боги Диска проводят больше времени в перебранках, нежели в познании всего сущего.
