Эльфарран - Повелительница Мордора
Мы притащили с дюжину гномов — руби головы, сколько хочешь.
– Нет, — говорит, — не хочу. О я несчастная!
Помогите доктор, нам вас рекомендовали как лучшего специалиста.
Расстроенный назгул, нервно теребил на шее голубой галстук.
– Все говорят о ваших подвигах. Многочисленное племя людоедов, что угрожало королевству Бардхалем, было истреблено за одну ночь — стремительным натиском Эльфарран разбила их…
– Они вытоптали её любимые колокольчики.
– Степные разбойники, наводившие ужас на путников великой караванной дороги, славящиеся своей жестокостью и не знающие поражений…
– Два дня гонялась за ними по пустыне. Пока они не отдали все подарки, что она послала детишкам на праздник.
– Морские корсары…..
– Ей не нравятся бородатые мужчины. Мы взяли под защиту половину Арды, нас уважают, но не боятся.
С высокого балкона волшебник наблюдает за моей утренней разминкой. В легком костюме, не сковывающим движения, я приветственно машу ему с арены. Всегда приятно, когда кто-то с явным одобрением относится к твоим успехам, пусть и не таким великим как у моего отца Саурона. Небрежно скинутый назгульский плащ, рваным пятном лежит на краю, возле ног неизменного Чаки, что с ведром воды всегда наготове. Если я забудусь и пойду на явное смертоубийство, он окатывает меня холодной водой с розовым маслом. Валентин, с наполовину обнаженным мечом, тоже одобрительно кивает — первый заместитель и первый телохранитель, он всегда рядом. В жестоких набегах, я прячусь за его спину, и, отрубив голову вражьему предводителю, он незаметно подает её мне, я жадно пью горячую кровь из ещё трепещущих вен и затем, посадив голову на черное древко своего знамени, размахиваю ей, объявляя что бой кончен.
Да, я уже и сама неплохо работаю двумя клинками, хотя больше всего мне нравится стрелять из арбалета — не знаю промаха. В бою самое главное, самой не порезаться, и на этот раз все обошлось вполне благополучно. Свалив гору грубых мышц в виде трех грязных урук-хаев, я передыхаю, стоя на одном колене. С ужасом, вспоминая вчерашний день. При последнем посещении угнетенного населения толпа чуть не задушила меня в объятиях, закидала цветами, и если бы не курсы самообороны, возможно, я бы погибла от изъявления их верноподданнических чувств. Мы тогда наголову разбили армию самозваного царя, что грабил наши розовые плантации. Вообще-то, сначала это были его розовые плантации, но избавив население от жестокого эксплуататора, я просто не могла оторваться от тысяч кустов белоснежных роз. Весь вечер, задумчиво собирая в ладони лепестки и вдыхая их неземной аромат, опрометчиво попросила Валентина подарить мне розу. Наутро он и подарил мне все плантации заодно со всеми жителями и королевством Лиммарен впридачу, этакий своеобразный неувядающий букет.
Сегодня по расписанию у нас много дел.
Утром, облет территории: ещё затемно, числом не более сотни, мы поднимаемся в небо и бесшумно планируем над подвластными государствами, стараясь избегать только белоснежные стен Минас-Тирита. Я до сих пор не расплатилась с ними за предоставленные мне ранее платья. Мы берем курс на восток, и вот уже под нами роханские равнины, горы Сниглара, ущелье Нектен. С двух вьючных ящеров назгулы между делом сбрасывают рекламные листовки с реестром наших услуг. Красные с расценками за убийство и грабеж, зеленые с ценами на яблоки. Кстати, последние идут гораздо лучше, уставшие от бесконечных войн жители, уже утратившие навык создавать хоть что-то, охотно раскупают у нас сельхозпродукцию. В ущелье меня ждет разбойник Блимп. Сегодня он обреченно, с особо затаенной грустью высматривая темный косяк в небе, нерешительно переминается с ноги на ногу. Ящер, сделав последний взмах крыльями, уверенно идет на снижение. Не сходя с седла, я подленько интересуюсь:
– Ну? — это главное назгульское слово, выражающее все оттенки речи и заменяющие длинные фразы, типа — прекрасный денек, как поживает ваше непотребство, какие планы на будущее? А не забрался ли ты в наши семенные, зерновые амбары? Мои тролли опять не досчитались, двух бушелей элитного зерна. Если экспертиза подтвердит, что это твоих рук и отмычки дело, то отработаешь за каждое зернышко по году на штрафных полях бешеных арбузов. А там выживают немногие. И все эти фразы, абсолютно спокойно уместились в одно емкое и веское — ну?
Грохнувшись на колени, старый разбойник роняет скупую, мужскую слезу. Он знает, как меня разжалобить. Сбивчиво, начинает врать о голодающих детях. Прекрасно зная, что последние два года здесь не было недостатка в продовольствии, он почему-то упорно придерживается версии о голодных ребятишках. Из рваного кармана торчит, замотанное тряпкой, горлышко бутылки самогонки.
– Угу, — второе, незаменимое назгульское слово, оно тоже, в зависимости от обстановки, может означать все что угодно. Но его диапазон немного уже. На данный момент: ах ты старый пакостник, алкоголик неисправимый, что трудно было взять ячменя, если уж тебя так припекло выпить? Ведь пшеница привезена из-за моря, чтобы твои дети, могли кушать белый хлебушек. Да когда же я вас перевоспитаю?
– В расход, — здесь уже все понятно: несчастного пьяницу отволокут на козлодерню, и три для без опохмела. Жизнь ему милой не покажется. И пожалуй, стоит его высечь для острастки: выдать ударов так пять, или даже три — мы же не звери.
На равнине Диподии, идет разборка местных скотоводов. Предмет спора — огромный бык, что вчерашней ночью, презрев все преграды, навестил стадо соседского фермера, попутно согрешив с коровами, подслеповатого Фрекка. Вот и сейчас этот маленький, заплывший жиром молочник с яростью размахивает вырванным из земли колом, стараясь достать до высокого мужика, заросшего густой бородой. Тот защищается, первым, что попадает под руку — попадаются в основном молочные крынки, что в великом множестве, сушатся здесь же на частоколе.
Шум стоит страшный: визгливые ругательства Фрекка перекрываются еще более громкими ругательствами хозяина обесчещенных телок. Тот с цепью, на которой ещё висит полуоторванный колокольчик, фигурирующий здесь как вещественное доказательство преступления века, наступает на хозяина супербыка сзади. С высоты плохо видно, и поэтому я точно не могу сказать, как получилось, что вместо головы фермера, под кол попал крутой лоб быка. Вся эта безудержная масса мышц в едином порыве кинулась на улепетывающих крестьян. И когда до ближайших сверкающих пяток оставалось лишь полпрыжка крепких бычьих ног, я с воздуха подхватила его. Вцепившись мощными когтями в спину быка, мой ящер поднял его в воздух и, сделав два круга над долиной, немного проветрил для успокоения а потом осторожно поставил на землю. Кивнув на прощание, мы покидаем уже помирившихся селян — совместный бег от разъяренного быка их тоже немного утихомирил.
На обед у нас, как всегда, небольшой грабеж.
Отдаленное селение Тригве уже приготовились к встрече. На подлете к намечаемому населенному пункту мы рассредотачиваемся. Я беру себе правый фланг, левый занимает Байрак. Начав свой фирменный приветственный вой, мы обрушиваемся вниз. Врываемся в пустые дома, спешно разрубаем сундуки, хватаем все, что попадается под руки. А попадается одно рванье. Выкатываем несколько бочек эля, который на поверку оказывается колодезной водой, кстати, уже изрядно подпорченной, берем в заложники двух кур и героического петуха, который при виде наших черных плащей успел сокрыть основную часть своего гарема, громко прокукарекав тревогу. Закрыв собственной пестрой грудью вход в подземный закуток курятника, он, как истинный рыцарь, напал на хихикающего Чаки. Захватываем три десятка яиц, два из них — раздавленные. Я собираю дань по загаженным пометом насестам. В прошлом походе было даже хуже. Добыча невелика, но авторитет поддержан.
– Оставь, — спрыгиваю на пол. Чаки сосредоточенно крутит крылья петуху. — Сдался тебе этот кочет.
Выбирая сор из волос, выхожу из курятника, сзади Чаки настойчиво тащит связанного петуха. Назгулы грузят на уже свободных вьючных ящеров кучу ненужных вещей, разбрасывают оставшиеся листовки и пишут на глинобитной стене местного старосты наш рекламный слоган: "Новый сорт яблок "Из Мордора с приветом" сохранит вам молодость и радость жизни!"
Отправляясь в обратную дорогу, я кричу:
– Можете возвращаться, грабеж окончен. Из ближайшей лесополосы показываются довольные жители, предупрежденные за неделю, они еще с утра ожидали нас, оставив в избах ворох старых ненужных вещей. Все, имеющее хоть какую то ценность, было загодя припрятано в лесу. В данной операции заинтересованы обе стороны: мы сохранили репутацию темной силы, а они избавились от мусора, который давно не нужен а выбросить жалко. Ограбленные жители, на прощание накрыли для нас на опушке стол, ломившийся от всяческой снеди. Здесь и зажаренное мясо, и душистый мягчайший хлеб, и пироги с грибами. Чаши полные молока. Нарезанные огурчики скрывают разделанную заморскую селедочку и пучок зеленого лука торчит из её пасти. Ненавижу селедку, но под стаканчик выдержанной крови она пойдет в самый раз. Пирую я одна.
