Крэг Гарднер - Плохой день для Али-Бабы
— Ты хочешь сказать, что здесь проход запрещен? — отозвался другой, куда более грубый голос, и от звука этого голоса сердце дровосека чуть не остановилось. Без сомнения, он принадлежал главарю разбойников! Более того, этот злодей намеревался войти в крохотный дворик дровосека, и путь ему преграждала одна лишь юная девушка.
Но в голосе Марджаны не было и намека на страх. Напротив, она расхохоталась, словно Разбойник Номер Один сказал что-то очень остроумное.
— О мудрый господин, ты, конечно, смеешься над молодой необразованной служанкой. Ты не можешь пройти здесь, потому что если ты сделаешь еще хотя бы один шаг, то войдешь прямо в ворота моего дома.
— Ворота? — удивленно переспросил Разбойник Номер Один. — Не вижу никаких ворот!
Смех Марджаны зазвенел подобно колокольчику.
— Разумеется, ты не видишь ворот! Их совсем недавно сняли для починки. Но, несомненно, перед тобой ворота. — Али-Баба услышал постукивание пальцев по дереву. — Ты, конечно, видишь эту часть изгороди?
Главарь бандитов хмыкнул в знак согласия.
— И эту тоже? — снова постучала по дереву Марджана.
Главарь опять хмыкнул.
— Так это забор по обе стороны от ворот. Ведь правда, чтобы в этих изгородях был смысл, между ними должны быть ворота, даже если ты этих ворот не видишь!
— Что? — воскликнул главный разбойник недоверчиво. — Дорогое дитя, это же вздор! Не будь я добрым старым человеком, вышедшим прогуляться после обеда, а окажись, к примеру, главарем самой жестокой шайки разбойников, когда-либо существовавшей на свете, я мог бы не слушать твои слова и прямиком пройти внутрь.
Но Марджана вовсе не испугалась этой завуалированной угрозы.
— Прежде чем говорить о таком поступке, которого вы, как добрый старый человек, никогда не совершите, позвольте мне задать вам вопрос. Что важнее: простой кусок дерева или традиция?
— Ну, — ответил тот, — для старого человека, коим я, безусловно, являюсь, традиция, конечно, важнее.
— Тогда погодите минутку и послушайте, что я вам скажу, — продолжала Марджана. — И когда я впервые попала сюда совсем маленьким ребенком, и еще за два десятка лет до того ворота стояли на этом самом месте. Что вы скажете насчет этих двух и двух десятков лет?
— Так долго? — Голос разбойника выдавал его изрядную растерянность. — Конечно… это похоже на традицию.
— Ну, значит, — весело откликнулась Марджана, — традиция гласит, что здесь ворота!
Наступила долгая тишина. Когда голос разбойника зазвучал снова, это было лишь долгое бормотание себе под нос.
Но затем голос этот задал коварный вопрос:
— Милое дитя, ты говоришь, что эти ворота теперь в починке? А тот человек, который их чинит, — не дровосек ли он?
Веревка выпала из ослабевших пальцев Али-Бабы. Он не в силах был больше заниматься воротами. Откуда Разбойник Номер Один мог знать, что Али-Баба — дровосек? Пожалуй, лишь по его жалкой одежде да по тому, что оба раза, когда он попадал в руки к разбойникам, при нем были его орудия труда, ну и, без сомнения, из того, что наболтал им Касим, прежде чем его разрубили на куски.
Помимо этих мелочей, Али-Баба не видел причины, почему бы атаман разбойников стал разыскивать именно дровосека. Но что могла ответить Марджана на вопрос этого злодея, кроме правды?
Словно вторя его мыслям, в убежище дровосека донесся ответ служанки:
— Это уж точно, мудрый господин, ворота чинит тот, кто занимается починкой ворот.
— Да, — с напором подхватил главарь, — но тот человек, который чинит ворота, — дровосек?
Голосок Марджаны был сама невинность:
— Вот вам бы понадобился лес, чтобы починить ворота?
— Что? — несколько рассеянно отозвался разбойник. — Ну да, конечно.
— Вот и ему, я думаю, тоже, — резонно заметила служанка.
Человек в черном вздохнул столь тяжело, что даже Али-Баба услышал вздох из своего укромного места.
— Но он дровосек? — вновь принялся настаивать главарь. — Он забирается в глухие и далекие уголки леса и возвращается за полночь, ведя с собой мулов, навьюченных загадочными мешками?
— С чего бы ему вздумалось чинить ворота в глухих и далеких уголках леса? — беспечно откликнулась Марджана.
Далее она умолкла, вновь учтиво ожидая, когда атаман вновь заговорит. Но разбойник лишь мрачно бормотал что-то себе под нос. Поэтому, по прошествии подобающего времени, Марджана, похоже, сочла приличным самой задать вопрос:
— А вы про все это спрашиваете по какой-то особой причине?
— О нет, — с жаром возразил главный разбойник, и напор в его голосе сменился кротостью. — Простое любопытство. Считай это стариковской причудой.
Вновь повисла тишина, пока пожилой человек не заговорил снова:
— Ты никогда не думала насчет того, чтобы стать разбойницей? О, я знаю, ты женщина, и все такое, но если мы дадим тебе достаточно мешковатую одежду, никто ничего не заметит. — Атаман закашлялся. — Прошу прощения. Я на миг забылся. Я всего лишь пожилой джентльмен, коротающий оставшиеся ему годы за осторожными расспросами обо всем, что попадается на глаза.
— Ну конечно, — откликнулась служанка, как всегда с юмором. — Было очень интересно побеседовать со столь пожилым и мудрым человеком.
— Да. Хорошо. Думаю, раз мне нельзя войти в эти ворота, то я пойду не спеша дальше, пока не найду кого-нибудь еще, чтобы вежливо порасспросить его. Кстати, чуть не забыл. Ты случайно не слышала, чтобы кого-нибудь недавно разрубили на шесть частей?
Али-Баба услышал, как Марджана громко захлопала в ладоши.
— На шесть частей? Ой, знаю! Это, наверное, загадка! Вы, старики, умеете загадывать такие умные загадки! Наверное, шесть частей — это годы человеческие, с младенчества до согбенной старости — не сочти за неуважение, о почтенный господин.
— Ну, вообще-то это была не загадка… — попытался перебить ее атаман.
— Загадка про другое? — воскликнула Марджана столь радостно, что ни один мужчина на свете не решился бы перебить ее. — Наверное, шесть — это четыре стихии — воздух, земля, вода и огонь — вместе с ласковым западным ветром и ветром восточным, что приносит нам бури с моря…
Главарь попытался вновь завладеть инициативой:
— Ладно, забудь, что я спросил про эти шесть…
— Или это шесть ног насекомого? — добавила Марджана, легонько вскрикнув от радости, будто на этот раз была уверена, что знает ответ. — Наверное, это трудолюбивый муравей, который тащит вес, в десять раз превышающий его собственный…
— Мне действительно пора идти, — перебил-таки предводитель разбойников еще решительнее. — Приятно было побеседовать.
— Какой стыд, — отозвалась Марджана, и в голосе ее прозвучало легкое и вежливое разочарование. — Когда мы увидимся снова, я уж точно отгадаю твою загадку!
— Несомненно, — устало ответил главный разбойник. — Во всем этом есть лишь одна радость. Надеюсь, ты нечасто бываешь в самых глухих урочищах леса.
— Приходите взглянуть на наши новые ворота! — только и ответила Марджана.
Мрачное ворчание предводителя разбойников затихло вдали. Все же дровосек выждал некоторое время, прежде чем выглянуть из своего убежища.
— Великолепная Марджана, — обратился он к служанке. — Человек, с которым ты недавно говорила, — не тот ли это был, о ком я думаю?
Марджана весело кивнула:
— Черное платье, злодейский вид — он в точности соответствует твоему описанию главаря разбойников.
— Значит, нам надо быть готовыми к тому, что он вернется, без сомнения, под покровом ночи, — с великим облегчением заключил Али-Баба. — Я доделаю ворота как можно быстрее.
Но, как обычно, дровосек совсем недолго испытывал чувство облегчения, ибо в разговор вмешался третий голос.
— Прежде чем ты вернешься к своим трудам, — окликнул его брат из-за изгороди, — нам нужно обсудить один должок.
Али-Баба перевел взгляд и увидел, что жена Касима взгромоздила корзину с его братцем прямо на изгородь между их наделами. Нельзя сказать, чтобы женщина оказывала особое внимание своему подопечному, она не смотрела на мужа и, казалось, не желала сводить глаз с Али-Бабы.
Но дровосек не был намерен позволить ни манящему взору этой женщины, ни ее длинным черным волосам, ни ее пухлым, влажным губам, ни тому, как вздымалась ее грудь при каждом вздохе, — он не был намерен позволить всему этому лишить его трезвости ума. К тому же, несмотря на все невзгоды, которые пришлось претерпеть его брату, Али-Бабу слегка раздражало поведение Касима.
— Я должен починить свой забор, иначе все беседы насчет долгов тебе придется вести с покойником.
Касим вознегодовал:
— Ты смеешь так обращаться со мной, твоим сородичем, после всех потрясений, которые я перенес?
«Да, — подумал дровосек, — это правда». Не расскажи он тогда Касиму про золото, возможно, брат его и поныне был бы целым человеком. Не по этой ли причине жена Касима теперь так смотрит на него? Он снова поклялся себе, что не позволит этому взгляду погубить его. И все же до сих пор он и не знал, что в ее темно-карих глазах вспыхивают крохотные зеленые искорки.
