Андрей Жвалевский - Девять подвигов Сена Аесли. Подвиги 1–4
– Правильно! – Аесли вскинул голову и начал вырываться из икающих объятий Развнедела, – давайте шарахнем по этой дряни из чего-нибудь!
Сен с оторопью осознал, что при наличии под рукой чего-нибудь шарахающего, он бы шарахнул, не задумываясь о последствиях.
– Что-то наш Сен, – заметил Порри, замахиваясь свежемороженым осетром, – сегодня оч-чень решительный!
– Хочуга Решительности! – сообразил Клинч. – Вот оно что! Ну, будем считать, что тебе еще повезло.
Запущенный вверх осетр нейтрализовал очередного агрессора и превратился в горку черной икры.
– И долго нам еще от них отбиваться? – вскрикнул Гаргантюа.
Только что он засветил в хочугу Радости любимой солонкой, которая теперь валялась на полу, сотрясаясь от противного хохота и разбрызгивая искорки соли.
Следующая хочуга получила чайником, который запел голосом Робертино Лоррети.
Следующая столкнулась со сковородкой, которая камнем рухнула вниз, пробила пол и понеслась к центру Земли.
Следующая поймала литровую бутыль с молоком, которое лихо взбилось в сливки.
Хочуги учащались.
– Без ректора не справимся! – оценил обстановку Клинч. – Гаргантюа и Гаттер остаются на передовой. Сдерживайте их, сколько сможете. Развнедел! Эвакуируйте раненого!
– Что сделать?
– Берете Аесли – и за мной! Держитесь, сынки!
Майор бросился к выходу. Сен попытался сразиться со следующей многолапой тварью врукопашную, но, к его огромному облегчению, профессор не ослабил хватки и уволок мальчика за собой.
Незамерзающий каток
Дубль Дуб проводил взглядом взмывшего в небеса Рыжика. Мисс Мерги очень сердита… не на него, правда, на кота с верблюдом… но все равно. Попадаться хозяйке под горячую руку не стоило.
Поэтому Дуб не стал спрашивать, что делать ему. Его миссия исполнена – он доставил волшебного, но ленивого кота к неволшебной, но деятельной хозяйке.
Дубль перешагнул через бортик и побежал к Главному корпусу.
Столовая
(вам еще не надоело это мельтешение?)
Скопище бесшабашных[49] ведьм вихрем ворвалось в столовую Первертса и жутко завыло, как хор сирен на смотре художественной самодеятельности.
В общем вое можно было разобрать отдельные реплики:
– Ах вы, гады!… Я с вами больше не разговариваю!… Мы к вам всей душой, а вы!… Что, уже один денек нельзя полночи погулять?… Ни слова больше вам не скажу!… А еще расселись тут!… Вам лишь бы пожрать!… Профессор Харлей, как вы могли?… Ни звука не издам, даже если упрашивать будете!…
– Тихо! – рявкнула МакКанарейкл, не переставая нежно улыбаться. Ведьмы снизили громкость воя стаи волчиц до тихости шипения лежбища голодных аспидих.
Из ало накрашенного ротика мисс Сьюзан на мгновение высунулся раздвоенный язык, с которого сорвалось несколько резко пахнущих капель. Стол, на который они упали, вспыхнул мертвенно-синим сполохом и рассыпался.
– И как это понимать? – спросила профессор МакКанарейкл с леденящей кровь учтивостью.
– Э-э-э… – промямлил Лужж. – Видите ли, голубушка, столы в нашей школе способны выдерживать действие несложных заклинаний первого и второго уровней, а здесь мы имели дело с заклятием, как минимум…
– А мне кажется, голубчик, – глаза декана Орлодерра сузились до размеров следа от укуса гюрзы, – что здесь мы имеем дело с группой клинических недоумков и жалких эгоистов. Спокойно, девочки, в жаб мы их будем превращать по одному. И о-о-очень медленно.
– А половину – в аистов! – подала голос мстительная мадам Камфри.
– Мисс Сьюзан, – вступил в беседу Харлей, – вы понимаете всю бесчеловечность подобных превращений?
По лицу преподавателя было видно, что он с большей охотой превратится в ночную вазу – при условии, что ею не будут пользоваться животные.
– Бесчеловечно? – развернулась к нему МакКанарейкл. – О какой человечности можно говорить, когда общаешься с жабами?
– И аистами! – не унималась главврач.
– И разговаривать с вами не будем, – вставила Фора Туна.
– Но за что? – растерянно развел руками ректор.
Кухня в разгар боя
– Да где же эти Клинч с Лужжем?! – в отчаянии воскликнул Порри, из последних сил отшвыриваясь от наседающих хочуг. – Где хоть кто-нибудь!
– Я здесь, – сказал Дубль Дуб, появляясь в дверном проеме.
– Ну так помогай! – тонким голосом проревел Гаргантюа, расставаясь с последней перечницей.
Дуб отреагировал мгновенно. Но не сразу. Секунд десять он с абсолютно тупым выражением смотрел на действия Порри и повара. Зато потом плечистой молнией проскользнул под ближайшим агрессором, легко подхватил чудовищных размеров мешок с надписью «Манная крупа. От благодарных троллей» и обрушил его на врагов, примяв сразу с десяток хочуг.
Трудно сказать, какие хочуги попали под карающий мешок. Может быть, там преобладали хочуги Бескрылого Полета или хочуги Заполнения Жизненного Пространства. Может, первой с мешком соприкоснулась хочуга Чтоб Мне Лопнуть. Может, последовавший эффект вызван смешиванием различных хочуг. Это так и осталось загадкой.
Первым делом мешок лопнул. Вторым – заполнил помещение крутящейся манной крупой. Под рев взбесившейся манки Гаргантюа и Гаттер выскочили из кухни, при этом Порри успел увлечь за собой Дубля, а главный повар – ухватить любимый ухват. Размахивая ухватом, Гаргантюа заделал дверной проем похожей на благородную сырную плесень голубоватой пленкой и сполз по стене на пол.
Коридор от кулинарной метели защитили, но с кухней, похоже, можно проститься. С каждой секундой крупы становилось все больше, при этом она еще и готовилась – набухала и превращалась в белые хлопья. Сквозь пленку Порри увидел, как очередная хочуга, сунувшись в пролом в потолке, была сдернута манным вихрем, понеслась по кругу и растворилась в кулинарном смерче.
– Пурга, – довольно сказал Дуб.
Столовая
Никогда не говорите женщине «За что?». И уж во всяком случае, не разводите при этом руками. В мгновение ока МакКанарейкл Угрожающая превратилась в МакКанарейкл Разящую.
– Он еще спрашивает! Вместо того, чтобы извиниться… Молчать!… Что ты губами хлопаешь? Сказать нечего? Вот я сейчас тебя!
– А я тебя! – подхватили сотни голосов, и в сторону оторопевшей мужской части Первертса полетели изящные, остро отточенные и хитро заверченные заклинания.
Лужж каким-то чудом[50] успел окружить мальчиков мощной сферой Фигвамера, о которую ударились женские заклятия. Отскочив, заклятия сплелись в быстро чернеющий клубок, поднялись вверх и ушли в потолок[51].
А внизу уже разгорелось настоящее сражение, ведущееся по всем правилам беспощадной и бессмысленной (то есть бестолковой) войны. Нападающие передислоцировались. Студентки окружили сферу Фигвамера и принялись выколдовывать Пролезающие, Прошмыгивающие и Обманывающие заклинания.
– Ятучкатучкатучка, – заклинало одно, пытаясь протиснуться между полом и зеленоватой сферой.
– Янаминуточкуянаминуточку, – пищало другое, мелко стучась о преграду.
– Откройатохужебудет! – голосило третье, пикируя сверху.
Студенты участвовали в битве посредством испуганных криков и частых, но неубедительных взмахиваний волшебными палочками.
Основные боевые действия развернулись между преподавательскими составами. Взрослые маги и ведьмы заняли позиции за баррикадами из поваленных столов, безостановочно паля друг в друга огненными шарами, водяными пузырями, воздушными подушками и земляными кучами.
В центре побоища, пренебрегая опасностью, лицом к лицу стояли предводители. Маги экстракласса Югорус Лужж и Сьюзан МакКанарейкл быстро чертили в воздухе невероятно сложные фигуры, готовясь обрушить на противника неслыханные напасти.
Небо над Первертсом
Хочуга Бессмертия не торопясь сползала по Волшебному Бобу, предвкушая скорое воплощение в живого волшебника, желательно как можно более могущественного. Путь через кухню отрезан, но невоплощенное заклинание уже присмотрело место для посадки на крыше.
Вдруг сбоку мелькнуло что-то белое и пушистое. Хочуга повернулась и чуть не свалилась вниз.
Белый крылатый верблюд величественно облетал ствол Волшебного Боба. За его первым горбом восседала малолетняя ведьма, а за второй уцепился вопящий во всю глотку кот.
– Две Чаши! Две Чаши! Две ча… – засигналила хочуга и прикусила то, что заменяло ей язык.
Воплотиться в Две Чаши – самое могущественное магическое существо в Британии – сокровенное хотение любой хочуги. И сообщать конкурентам о появлении Чаш очень глупо.
Но сделанного не воротишь – армия вторжения замерла, жадно глядя на парящего в ночи Рыжика.
