Александр Вельтман - Сердце и Думка
— Я от вас не могу скрыть…
При этих словах Маиор зарделся от скромности и стыдливости.
— Не могу скрывать… вы, верно, догадываетесь…
— Кто же это такой?..
— Вы, кажется, коротко знакомы в доме Романа Матвеевича?..
— Аа! Зоя Романовна?.. Поздравляю вас!
— Покорнейше благодарю!.. Только не знаю, как начать… Открыть ли намерения мои самой Зое Романовне или испросить сперва согласия родителей! Посоветуйте, Анна Тихоновна, я в этом случае человек совершенно темный: я чувствую, что я ни слова не буду в состоянии сказать; потому что любовь есть чувство неизъяснимое…
— Если не хотите сами, сделайте предложение через кого-нибудь; попросите какую-нибудь даму, уважаемую в городе.
— Анна Тихоновна, вы одни… которые пользуетесь преимуществами общего уважения.
— Я бы очень рада… и, может быть, успела бы. в этом: с Натальей Ильинишной мы очень подружились; но я теперь не могу выезжать: у меня нет приличного экипажа; просто в гости идти пешком — дело другое, но с предложениями…
— Если б я осмелился предложить вам рессорную мою бричку… Совершенно на манер коляски… 800 заплатил.
— Я видела; очень, очень хороша; кажется, венская?
— Настоящая венская! Когда вам угодно будет, всегда к вашим услугам.
— Ну, нет, покорно вас благодарю: в чужом экипаже не приходится: бог знает, что скажут; вот если б вы продали подешевле…
— Мне бы, конечно, очень приятно… — сказал Маиор, отираясь платком.
— Она уж не новая, подержанная… рубликов двести, триста я бы могла дать, принудила бы мужа.
У Маиора облилось сердце кровью. Расстаться с бричкой, от которой зависело столько маиорской важности!.. Зоя или бричка? раз, два, три! Зоя!..
— С величайшим удовольствием, — произнес Маиор, удерживая свой вздох.
— Дело решенное! — сказала Анна Тихоновна, — завтрашнего же дня я могу приступить к исполнению вашего желания и — утешу вас наперед приятным известием: Зоя Романовна на балу расспрашивала меня про вас, и Наталья Ильинишна также спросила и сказала: какой должен быть прекрасный человек!
— Неужели?.. Как они добры!
— Вы родились под счастливой звездой: красавица, тысяч сто приданого…
— Неужели?
— Если не больше… Только условие: деньги я отдам вам не вдруг; я знаю, что муж скажет: да на что это, да к чему это, да денег нет; но я выплачу из собственных; а лучше всего вы скажите ему при мне, что вы хотите купить новую бричку и продаете старую; а я уж кончу, уговорю его купить… Прощайте, г. Маиор, до свидания.
Обнадеженный Маиор отправился. Он был бы вполне счастлив в эти минуты сладостной мечты о сбывчивости желаний, если б не бричка: мысль о бричке нарушала самые блаженнейшие мгновения воображаемой его будущности.
— Положим, что я уже отдал бричку, — думал Маиор, — Роман Матвеевич, Наталья Ильинишна и Зоя Романовна согласны на брак… Каким же образом отправлюсь я в дом?.. Неужели пешком отправлюсь? О господи, что я сделал!..
Бричка и Зоя не выходили из головы Маиора, даже на батальонном ученье со стрельбой, которое Полковник назначил по известным ему причинам, Маиор в рассеянии вместо: по 4-му и 5-му взводу строй каре! — скомандовал: по 4-му и 5-му Зою строй бричку!
XIVПеред вечером Анна Тихоновна села подле окна и стала о чем-то рассуждать с необыкновенным довольствием. Несколько раз принималась она что-то считать по пальцам.
— Мое почтение, Анна Тихоновна! — раздалось подле нее.
— Ах, это вы! откуда?
— Сей час только с ученья, — отвечал Поручик, снимая кивер и махая на себя платком.
— Ах, как вы устали! ей-богу, мне вас жаль!
— Поневоле устанешь! — сказал Поручик, садясь подле окна.
— Ах, не садитесь, не садитесь на сквозном ветру! сядьте на диван!
Анна Тихоновна взяла Поручика за руку и посадила подле себя на диван.
— Вы что-то печальны?
— Вы не поверите, какая тоска! — отвечал Поручик, вздыхая.
— Скажите, что с вами?.. Откройтесь мне… право, я в вас принимаю участие, как в родном брате… Что значит сходство! вы необыкновенно как похожи на моего брата… Однажды… когда это вы были у нас? только что вы в двери — я, забывшись, чуть-чуть не бросилась к вам и не вскричала: ах, братец!.. Муж мой даже подозревает…
Поручик поцеловал руку у Анны Тихоновны; Анна Тихоновна поцеловала его, как родного брата, в горячую щеку.
— Скажите же мне, отчего вы печальны? У вас, верно, от меня нет тайны.
— Я не могу скрывать от вас… — сказал Поручик, покраснев; но не знал, как продолжать далее.
— Говорите, нас никто не слышит… что за стыд… если бы это касалось даже и до сердца… ведь я не девушка… мне можно все говорить… Ах, какие вы стыдливые!
Она взяла его за руку.
— Вот что, Анна Тихоновна, — сказал, наконец, Поручик, — мне надо непременно выдти в отставку… Полковник меня гонит…
— Ну?
— Я бы и вышел, и не подумал; да мне хотелось бы до отставки составить хорошую партию.
— Ну?!
— Тут прекрасная есть партия…
— Ну?.. прекрасная партия?
Анна Тихоновна опустила руку Поручика.
— Если б… Вы знакомы в доме… Ро…
— Понимаю; но мне еще далеко до полвека, чтоб быть чьей-нибудь свахой! — сказала Анна Тихоновна с сердцем.
Поручик замолк. Но Анна Тихоновна вдруг переменила тон.
— Впрочем, я вам не могу ни в чем отказать…
— Ах, какие вы добрые, Анна Тихоновна!..
— Перестаньте же, перестаньте, — сказала она нежно, отвечая на поцелуй руки поцелуем в голову. — Вы заставляете меня забываться… неравно… вдруг муж… он и то невинную мою привязанность к вам почитает бог знает за что… Ах, если б вы знали, как много я терплю за вас!
И Анна Тихоновна приложила платок к глазам.
— Анна Тихоновна, успокойтесь! — повторял Поручик.
— Какие вы добрые! — сказала она, припадая к его плечу и вздыхая, — вы жалеете, утешаете меня!.. Пусть что хочет говорит, а я все-таки буду вас любить, как брата!.. я буду сама вас сватать… Вы… страстно любите Зою?..
Этот вопрос напомнил Поручику Зою Романовну, о которой, принимая участие в горе Анны Тихоновны, он готов был забыть.
— Не то, чтоб страстно, — отвечал он, — мне только хотелось бы сделать хорошую партию: она богата…
— Я буду сватать вас… только… знаете, нам должно будет часто говорить об этом деле, — а я боюсь мужа; он наделает беды из одних подозрений: пожалуй, бросит меня; и потому мы должны видеться со всевозможной осторожностью… Теперь ступайте… он скоро должен возвратиться, и если застанет нас…
— Анна Тихоновна!
— Называйте меня просто: сестрицей или Ашенькой, когда мы будем вдвоем; я не люблю этих глупых прозваний.
— Прощайте же, милая сестрица!
— Прощай, миленький братец! — руки не даю! просто…
Едва Поручик вышел, Анна Тихоновна бросилась на софу и в небрежном положении стала мечтать.
Но только что из груди ее вырвался глубокий вздох — вдруг вбежал в комнату, подпрыгивая, юный Прапорщик.
— Миленькая маминька!
— А, милый сынок! — сказала Анна Тихоновна, не изменяя своего положения.
— Миленькая маминька! — повторил Прапорщик, припав перед диваном на колена и сложив на груди руки, — у меня до вас просьба.
— Например?
— Я хочу жениться.
— Браво! браво! вот что мило, то мило! — вскричала Анна Тихоновна, помирая со смеху.
— Ей-богу, право, хочу жениться!.. Я влюблен без памяти!..
— Влюблен? прекрасно!
— Да, и хочу жениться.
— И жениться? бесподобно!
— Что ж тут удивительного?
— Молод, душенька!
— Молодость — не порок в женитьбе.
— На другой день изменишь жене!..
— Вот хорошо! насчет постоянства я постою за себя!
— Не на Зое ли Романовне?
— Хоть бы и на ней.
— Страстно влюблен?
— Страстно! как нельзя страстнее!
— И до свадьбы десять раз изменишь?
— Никогда!
— Об заклад!
— Что за охота наверное выигрывать!
— О чем бы?.. Я должна буду связать бисерный кошелек… а вы должны будете привезти мне десять фунтов киевских конфект… согласны?
— Согласен… только с тем, чтоб вы поговорили обо мне отцу и матери… Я служить не хочу, у меня есть состояние — душ сто с лишком, я хочу быть хозяином.
— Несчастное то хозяйство, в котором будет такой хозяин!
— Полноте шутить, маминька! Скажите, вы не откажетесь исполнить мою просьбу?
— Разумеется, для такого милого сына все сделаю.
Прапорщик хотел взять ее руку и поцеловать, — она отдернула руку.
— Дайте же ручку поцеловать.
— Нет!
— Милая маминька, дайте ручку!
— Нет!
— Умоляю вас!
— Нет!
Прапорщик ловил ее руку, а Анна Тихоновна дразнила его: водила перед ним рукою.
— Пожалоста!
— Ну, поймайте!
И руки ее летали около рук юноши. Казалось, что она магнетизировала его. Настойчивость Прапорщика возгоралась: он уже успел схватить руку, готов был прикоснуться к ней губами — вдруг Анна Тихоновна вырвалась, вскочила с дивана, и — они стали играть в кошку и мышку.
