Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
— Не-не-не. На лавочке твоей его оставлю. Во двор ни за что не вернусь. А то точно загрызут. Договорились? — схитрил я и покосился на сердитые взгляды братьев, но неожиданно вспомнил, о чём собирался узнать у деда: — Как же он из того мира в этот заедет?
— Мчись, тебе говорят. Умник, выискался. Жди, покуда созреет, помнишь? — прорычал дед сквозь бороду, и я, от греха подальше, побежал домой, оставив и букет на Америке рядом с дедом, и невидимое яблочко дозревать на веточке древа познаний, росшего тут же, за забором, прямо над скамейкой.
Глава 5. Семейное дело
Дома всё было тихо и мирно. Ну, на первый взгляд. Моё дневное отсутствие не вызвало никаких расспросов, и я с жадностью набросился на ужин, после чего засобирался на Черёмушки. Причём, с таким деловым видом, будто каждый вечер ходил туда, как папка на завод.
— Куда намылился? Дня целого мало было? — удивилась мама.
— же не успел на Черёмушки смотаться. А деду очень-очень надо, — сказал я правду, как и учил дядька Угодник.
— Чего ему там понадобилось на ночь глядя? До завтра не терпит? Ты сегодня и так перетрудился.
— Никак не терпит, — ответил я, стараясь не выказать никаких эмоций. — Я же обещал ему. Поэтому...
— Раз такое дело... Тогда на машине туда поедем. Все вместе, — ошеломила меня мамочка, и я сразу же поспешил с возразить:
— Никак нельзя. Мне туда одному нужно. Только одному. Ведь там такое может произойти, что весь мир содрогнётся.
— Тем более. Передай отцу, пусть мигом собирается и машину заводит. Куда и зачем я сама скажу. Мне к подруге с работы заехать нужно. На Новороссийской живёт. Ты же знаешь Сашку Бороду. Его мамка это. На конвейере работает.
— Не знаю я никакого Бороду, — промямлил я в полной растерянности, и попытался вспомнить, откуда в памяти такое знакомое прозвище.
"Борода? Не тот ли Санька, с которым в детсаде... Точно. Но он, вроде, Бородин" — вспомнил я о дружке одногодке и тёзке.
— В детский садик вместе ходили. Не знает он, — подтвердила мама, что я правильно вспомнил. — Марш, говорю, к отцу, пока он вина не напился. Уже кругами вокруг погреба ходит. Того гляди оскоромится. Поспеши, сынок.
Делать нечего. Поплёлся к папке с надеждой, что он сумеет отговорить мамку от её планов. «А лучше надоумить его винца отхлебнуть из откупоренной бочки. Хоть самую малость. Лишь бы для запаха. У него же имеется для этого секретный шланг», — замыслил я недоброе и пошагал во двор.
Отец с Сергеем гуляли вокруг дома.
— Ты уже винца дерябнул? А то мамка ни с того, ни с сего на Черёмушки захотела, — как можно естественнее спросил я родителя.
— Желудок что-то разыгрался. Так что, сухой я. А что ей там нужно? — расстроил меня папка несвоевременной трезвостью и вернувшимся гастритом.
— Отвезти её на Черёмушки к Бороде в гости. За каким-то интересом. И всё лесом, да лесом, — пробурчал я недовольно и задумался, что же теперь делать, если отвертеться от родителей никак не получается.
— Мне туда тоже на заправку нужно. И как я мог забыть, — обрадовался папка и взвалил братишку на плечо.
«Сговорились!» — заголосил я у себя в пустой голове, а вслух еле выговорил:
— Меня там не отпустишь погулять? Очень-очень надо. Погулять и для дела. На пару минут.
— Какие прогулки? Солнце сядет скоро. Хватай Серёгу, а я рубль на бензин возьму и машину со двора выгоню.
«И что теперь делать?» — почти простонал я, подхватывая Серёжку из папиных рук, а в меня, вдруг, задуло теплом, прямо в расстроенное чуть ли не до слёз лицо.
— Скефий, родной. Помочь хочешь? — зашептал я, отбегая подальше от папки.
Снова тёплый выдох. «Интересно. Такого раньше не бывало. С чего, вдруг, мир решил помогать? Может, не знает, что рёбра выздоровели?» — озадачился я и решил поплакаться, а заодно рассказать о возникшей проблеме.
— Мне к Татисию надо. Туда ты, конечно, можешь меня со всеми родственниками запульнуть, а обратно как? Татисий же пока не у дел. Мне дом Настин искать нужно. Слухи разные запустить, о которых Угодник говорил, — жаловался я Скефию на родительскую заботу, а у самого перед глазами стихийный букетик из хвороста встал и стоял в воздухе, как наваждение.
«Что-то новенькое, — удивился я, когда в лицо задуло тёплом. — Словить какого-нибудь братца и вместо себя здесь пристроить, а самому в подвал и на одиннадцатые Черёмушки?»
Не успел замыслить коварство, как Скефий сразу же отверг мой план, дунув в лицо морозцем. На сильно, но доходчиво.
— Понял. Ясно. Вижу, — отрапортовал я немому, но не глухому миру, и вспомнил такой же мороз над Фортштадтом. — Ехать с мамой и папой на Черёмушки?
А мне вместо ответа очередь из холодных и тёплых воздушных поцелуев.
— Что-то сначала сделать, потом ехать? — решил я попытать счастья с догадкой, мелькнувшей в голове, и получил положительный ответ.
— За букетом сходить, а потом в путь? — спросил я уже у Сергея, которому надоело болтовню мою слушать и отворачиваться от сквозняков, поэтому он начал вырываться из рук.
Скефий напоследок приложился ещё одним тёплым порывом, и я, подыгрывая брату, потащил его в калитку, потом через всю улицу и за угол к дедовой хате. Серёжка, обрадованный свободе, бойко переставлял свои пинетки по дорожной пыли, цепко держась за мою руку, и уже через пару минут мы достигли дедова царства-государства.
Голос Угодника я услышал задолго до того, как мы с братом бесцеремонно ввалились к самодержцу во двор.
— Родня! — обрадовался дядька и набросился на младшего племянника. — Привет, Васильевич. На рыбалку уже ездишь?
Угодник схватил Серёжку и начал высоко подбрасывать над головой, а тот визжал от радости так, что я перепугался, не услышит ли мамка и не прибежит ли спасать сыночка от космического пришельца.
— Мне от родителей отделаться не получается, — попытался я перекричать братишку.
— Ты ещё на Черёмушках не был? — спросил дядька.
— Не вырвался пока. И Скефий требует букет взять с собой. Хочет меня со всей семьёй на Черёмушки в Татисий закинуть, —
