Злая мачеха против! (СИ) - Муравьева Ирина Лазаревна

— Просто знаю и все, — отвечаю я Амелии.

— Перец и сахар, — задумывается та, — Думаю, маменька, это ваш рецепт.

Я не успеваю спросить, что она имела под этим в виду, как Амелия чихает от муки.

Увы, стоит она при этом над самим мешком, и в результате еще больше частиц поднимаются в небо, оседая на лице моей падчерицы. Теперь на ней словно белая маска, ужасно контрастирующая с каштановыми кудрями. Эффект соль уморителен, что я начинаю смеяться.

Амлеия снова чихает, становится еще белей, и я буквально хватаюсь за живот.

— Очень весело, маменька, — бормочет Амелия, а затем в меня прилетает целая пригоршня муки.

Я замираю, а хохотать начинает Амелия. Повернувшись, я вижу свое отражение в одной из кастрюль. Да, теперь и я словно призрак…

Наверное, зайди сейчас кто посторонний на кухню Хилсноу, то наверняка решили бы что поместье полно демонов.

От этой мысли мне снова становится, и я даже присоединяюсь к Амелии в ее веселье.

Потом, отряхнувшись, мы продолжаем свою работу.

Заливаем тесто по формам. Выпекаем. Украшаем…

Последнее — моя любимая часть. Когда мои девочки были маленькие, мы всегда старались придумать наиболее оригинально украшение нашим "шедеврам". Даже устраивали небольшие конкурсы между собой. Сейчас, конечно, все не так: кексы это заказ. С ними не разойдешься. Но все же мы откладываем четыре штуки на ужин. Мне, Амелии, Арнольду и Юджину. И, когда кексы остывают, превращаем свои четыре в апогей нелепости из топленого сахара.

— Здорово вышло, — говорит Амелия, разглядывая наши творения.

— Видишь, — открываю я ей тайну, — Твои книги в чем-то правы. Готовить всегда надо с любовью. Только не обязательно любить того, кому ты готовишь. Достаточно любить сам процесс и свое творение.

Амелия смотрит на меня с полуулыбкой.

— А ваш рецепт даже интересней, чем я думала, маменька.

Кредитор

Примерно в четыре дня я слышу стук в парадную дверь. Скорее всего, это Юджин приехал за кексами. Хотя с чего это господин учитель стал фамильярно стучать в дверь? Мне казалось, он уже давно взял за привычку ходить по Хилсноу как по родному дому. Тем не менее, я открываю дверь и застываю на пороге. Передо мною стоит самый высокий человек, которого я когда-либо видела. Облачен этот великан мужского пола в черный сюртук, черные брюки и черную рубашку. Создается неприятное впечатление, что он одет на похороны. Интересно, может умер кто-то из слуг поместья, и этот чудак зашел сюда прям с похорон попросить монетку? Но нет…

— Госпожа Соцкая? — спрашивает меня этот человек.

Голос его очень тихий. Вкрадчивый. Без тени злобы. Но, между тем, от него по моему телу бегут мурашки.

Я поднимаю голову. Смотрю в лицо собеседника. Оно даже красиво. Разве что нос слишком длинный. В остальном…В остальном этот человек все равно навевает на меня ужас. И тем страшнее, что я не понимаю, отчего так боюсь его. Однако, надо собраться.

— Да, я графиня Соцкая. Позвольте спросить кто вы и зачем пришли в мои владения?

— Пригласите меня в дом, и я все расскажу.

Глаза мои невольно падают на линию порога. Пока она разделяет нас, я могу быть в безопасности…

Да что же это со мной? Видимо надышалась муки и потеряла способность мыслить здраво.

— Конечно, заходите, — говорю я мужчине.

Тот молча проходит в дом.

— Теперь, позвольте ответить кто вы и зачем пришли? — снова задаю я свой вопрос.

— Безусловно, госпожа графиня, — тон собеседника мягкий, спокойный, но от него веет льдом.

— Меня зовут Джон Моноган. Я имел честь знать вашего супруга.

— Да, я тоже имела честь знать его, — пожимаю я плечами, — Чем могу помочь вам сейчас?

Вместо всяких слов, господин Моноган протягивает мне кукую-то бумагу. Рука моя дрожит, когда я беру ее. Разворачиваю и читаю. Это долговая расписка, и она больше, чем половина наших долгов в банке.

Бумага вылетает из моих рук.

— За отсутствием вашего мужа я полагаю, что должен обратиться за этими деньгами к вам?

— Мой муж…, - медленно говорю я, — Скоро приедет. Обращайтесь к нему. Я не знала об этом займе до вашего появления.

— Неужели?

— Вы удивлены? — стараюсь я стоять на своем, — Поверьте, мужья редко повествуют женам о своих долгах.

— Я удивлен потому, что ваш муж брал эти деньги на бал, устроенным им в вашу честь.

В гостиной воцаряется тишина.

Вот тебе и прекрасный бал… Демоны…

— В условиях возврата ваш муж оговорил сегодняшнее число, — говорит Моноган.

Его тон все еще спокойный. Даже без нажима. Но я чувствую, что этот человек способен выпить душу, если он не получит желаемого.

В своих страхах, я даже не замечаю, как по лестницу к нам вниз спускается хрупкая фигурка Амелии.

— У меня нет таких денег, — слабым голосом говорю я.

— Должно ли это быть моей проблемой? — приподнимает бровь кредитор, — Ваш муж взял в долг. Сегодня Вы должны долг вернуть.

Я даже не знаю, что сказать в ответ, как слышу шум падения.

Мы оба — я и Моноган — оборачиваемся на звук, и видим, что Амелия упала в обморок. Ело ее трясется, а изо рта идет слюна.

Я бросаюсь к девочке. Приподнимаю ее голову. Обтираю ее рот платком. Быстро сую под нос нюхательную соль, которую всегда ношу с собой, как истинная леди.

— Моя дочь больна, и у нас совсем нет денег, — со слезами на глазах говорю я.

Тело Амелии перестает биться в конвульсиях, но она все еще без сознания.

Кредитор смотрит на все это круглыми глазами. Не думала, что этого человека можно удивить. Наконец он говорит.

— Хорошо. Только учитывая ваши обстоятельства — даю вам еще месяц. Но учтите — через него я приду снова.

И Моноган уходит.

Едва он скрывается за порогом, как Амелия открывает глаза.

— Ты чуть меня не напугала, — говорю я ей.

— Я читала по припадки в книгах, — отвечает падчерица, — И, кажется, я неплохо сыграла.

Да, это было отлично. Я правда испугалась. Правда только в начале. Но увы: о припадках я знаю не из книг. Они были у моего первого старика-мужа. Поэтому я и смогла отличить игру о реальности. Однако, это подействовало на кредитора. За что спасибо Амелии.

— Я не думала, что отец занимал у этого человека, — смотрит Амелия на дверь.

Мы все еще сидим на полу и обе более чем подавлены.

— Я тоже не знала об этом долге, хотя и должна была, — вздыхаю я.

Амелия кладет свою маленькую ручку поверх моей.

В этот момент на окно гостиной садится три белых голубя. И едва лапки их касаются подоконника, как они превращаются в конверты белой бумаги. Я срываюсь с места и буквально бегу их раскрывать. Три согласия. Отлично. Мой план работает. Это хорошо. Ведь только он и остался у меня.

Объявление

На следующий день прилетают еще голуби. Потом еще. И еще. Почти все-с благодарностями и ответом "Да".

Юджин за это время помог нам продать некоторые вещи. Кексы пошли на ура, и я получила еще несколько заказов от других дам из клуба леди. Да, я планировала вступить в их ряды вовсе не со стороны кухни, но сейчас не до того, чтобы мелочиться. У нас наконец появляется немного денег, которые мы с Амелием скрупулёзно расписываем. На еду. На покупку запасов к зиме. На погашение долгов.

Арнольд в домашних подсчетах не участвует. Как и обычно, он пропадает в городе почти каждый вечер. И каждую ночь его "дотаскивает" до дома Юджин.

Откуда у Арнольда деньги на кутеж — не знаю. Возможно у него есть приработок. Или убил кого-то богатого по пути сюда. Не важно.

Но через неделю пасынку снова приходит глупая мысль залезть в мои личные дела.

— Что это за голуби? — спрашивает он меня, облокотившись о дверной косяк.

Белая птица, прилетевшая на кухню, оборачивается в моих руках письмом. На нем — печать Бретинских.

— Это волшебная бумага, — поясняю я, — Такую используют для передачи посланий. Бумага превращается в птицу и находит своего адресата. Я не сильна в технике этой магии, но уверенна: если ты спросишь Амелию, она обязательно тебе расскажет более подробно. В ее книгах наверняка про это написано.