Сергей Синякин - Вокруг света с киллерами за спиной
Поезд снова тронулся, и монах принялся собирать свои конечности в кучу, упрямо направляя сознание на достижение загадочной нирваны.
Илья Константинович отвернулся и начал смотреть в окно, Напротив окна медленно проплывало толстенное дерево, на ветви которого уютно устроился пятнистый мрачный удав метров двенадцати длиной. Удав посмотрел неподвижными желтыми глазами, высунул длинный раздвоенный язык, и Илье Константиновичу показалось, что удав тяжело вздохнул. К счастью, поезд уже набирал скорость, и Илья Константинович даже особенно испугаться не успел.
Для восстановления душевного равновесия он выпил рюмку купленного в привокзальном баре коньяка, еще немного поглазел на оттягивающегося монаха и прилег, задумчиво глядя в потолок. От преследователей он оторвался. Путешествие по горам и долинам было не только опасным и трудным, оно отняло столько сил, что даже вспоминать о всех его деталях не хотелось. Вряд ли наемные убийцы найдут его след на зеленой траве и коричневых гранитных и мергелевых глыбах. А следов он, слава Богу, не оставил… Не оставил? Илья Константинович вспомнил вощеную досочку, на которой в келье чертил свой дальнейший маршрут, и застонал от бессильной злобы на самого себя. Как же, не оставил! Сам им все нарисовал, даже названия населенных пунктов написал. «Ловите меня, хватайте меня, стреляйте меня!» Идиот!
Илья Константинович был бы еще самокритичнее, если бы знал, чем была вызвана остановка поезда. А вызвана она была тем, что машинисты обнаружили поперек рельсов толстый ствол дерева. Как известно, поезда от этого сходят с рельсов. Машинистам это было известно точно, поэтому они повозились, убирая свежесрубленное дерево с пути своего локомотива. А пока они выбивались из сил, на крышу последнего вагона высадился десант из двух человек. Разумеется, один из них был коренастым и плотным, в то время как другой — долговяз и худ.
— Ништяк, — сказал коренастый. — Гадом буду, что он едет в этом поезде.
— Посмотрим, — неопределенно отозвался долговязый. — Ты уже мне всякое говорил, а на деле совсем другое выходило.
— Я? — Коренастый возмутился. — А кто в него на улице с трех метров не попал? Крокодил индийский?
— Ладно, — примирительно сказал долговязый. — Главное теперь — достать его. Я его, гада, голыми руками на азу порубаю.
Поднявшись на ноги, они принялись осторожно перебегать к следующему вагону. Над крышей этого вагона уже торчала чья-то смуглая и курчавая голова. Перепрыгнув на вагон, компаньоны увидели сидящего молодого человека в строгом темном костюме. Молодой человек, несомненно, был индусом, но воспитан не хуже истого британца.
— Добрый день, — сказал молодой человек по-английски. В руках он держал большой желтый платок, а глаза его смотрели на русских мафиози с надеждой и верой.
— Вы случайно не музыканты?
— У нас что — гитары в футлярах с собой? — удивился коренастый.
— Или мы тут сольфеджио изучаем?
— Ни Кришну ж ты мой! — радостно согласился молодой человек. — И маслом, конечно, вы не торгуете?
— Отвянь! — хмуро сказал долговязый. — Мы вообще ничем не торгуем, понял? Убийцы мы, наемные убийцы, понял?
— Какая честь! — восхищенно открыл глаза молодой индус. — Вы разрешите повязать вам на шею платок?
— Я тебе повяжу! — сказал коренастый. — Я тебе так повяжу, что ты у меня всю жизнь пионером себя чувствовать будешь! Отвали, я кому сказал, отвали, козел!
— А за козла… — начал долговязый привычно и захрипел, ощутив, как желтый платок туго сдавливает его шею. — По-мох-хите! — зашипел он, взмахнув руками, и вместе с интеллигентным молодым индусом свалился с крыши вагона.
Коренастый обернулся, увидел пустую крышу и сразу все понял.
Выкрикивая нечленораздельные проклятия, он начал спускаться по лестнице на торце вагона, потом, видимо, сообразив, что может не успеть, разжал руки и исчез в густой траве. Индус-проводник, стоявший в тамбуре последнего вагона, увидел странную на первый взгляд, но довольно привычную для него картину: по шпалам вслед за поездом бежал молодой индус в темном костюме. На лице молодого индуса был написан ужас, лицо его было влажным то ли от пота, то ли от слез, а следом за ним бежали двое в спортивных синих костюмах — один из них, коренастый, как медведь Балу, держал в руке пистолет, второй, долговязостью своей схожий с удавом Каа, размахивал большим желтым платком. Проводник сам поклонялся богине Кали, поэтому он только ухмыльнулся в пышные усы и пробормотал удовлетворенно: «Догонят, братья, не могут не догнать!»
Между тем молодой индус почти достиг последнего вагона, готовясь запрыгнуть на подножку. Подняв голову, он увидел грузного усатого проводника, который держал в руках большой желтый платок и терпеливо ждал, когда убегающий от наемных убийц пассажир все-таки запрыгнет на ступеньку. Молодой индус испуганно вскрикнул, сделал сразу всем непристойный жест и бросился в джунгли, где он легко мог сделаться жертвой хищного зверя.
Глава 10
Калькутта Илье Константиновичу не понравилась, как только может не понравиться москвичу провинциальный город Урюпинск. Город был большой, но грязный и шумный.
На центральной площади сидел голый и лысый индус в позе лотоса. Глаза его были закрыты, на лице написана полная отрешенность от всего происходящего. Казалось, спустись сейчас с небес сам Вишну или Шива-Дестроер, индус бы и пальцем не пошевелил: погрузившись в самосозерцание, он отыскивал бога в самом себе, что ему было до пришлых богов, с самим бы собой разобраться.
Побродив по городу, Илья Константинович с досадой обнаружил, что до отлета самолета на Бомбей по-прежнему остается несколько часов, которые нужно как-то скоротать. В кино идти не хотелось, да и не высидел бы Илья Константинович три часа на фильме, где говорят и поют на незнакомом языке. В бар Русской заходить опасался: тут было два варианта — или в стельку надерешься от одиночества, или с кем-то познакомишься и тогда снова надерешься, но уже за компанию. Он снова вышел на площадь. Медитирующий индус сидел в прежней позе. Илья Константинович посидел рядом с ним на корточках, потом попытался уколоть индуса Заколкой значка. Медитирующий не пошевелился. Илья Константинович достал из кармана новенькую двадцатидолларовую купюру и похрустел ею перед носом индуса. Тот и глаз не открыл — похоже было, что разбирался он лишь в хрусте рупий, а на незнакомую купюру даже не реагировал.
— В кайфе он, — объяснил Русскому какой-то мордастый турист в черных очках на чистом русском языке. Турист был в сетчатой майке с надписью «Пошлем Ельцина в Катманду!» и шортах, открывающих полные волосатые ноги. На голове у русского туриста была бейсболка, на ногах желтели резиновые пляжные «шлепки», на груди чернел фотоаппарат, на толстой шее вызывающе поблескивала массивная цепь. В дополнение ко всему турист безостановочно жевал жвачку. — Я уже по-всякому пробовал, даже финарем его, мудилу, кольнул. Веришь, он и рогом не пошевелил!
Илья Константинович выпрямился.
— Русский? — недоверчиво и с некоторым испугом спросил он.
— А что я, братан, на шведа похож? — обиделся турист и сунул Русскому мясистую полную ладошку. — Хилькевич Жора, из Мурманска я, может, слышал?
Про Мурманск Илья Константинович, разумеется, слышал, а о существовании нового русского Жоры Хилькевича, к счастью для последнего, даже не подозревал. Пожав потную руку, он представился, но фамилии не назвал, как и города, откуда приехал. Береженого Бог бережет!
— Ты давно в городе? — поинтересовался Хилькевич и, узнав, что Илья Константинович только приехал, очень обрадовался. — Ну, братила, тебе повезло. Я уже весь город облазил, все кабаки изучил. Телки здесь дешевые, гроши стоят. А уж мастерицы! — Хилькевич закатил глаза и поцокал языком. — «Камасутру» наизусть знают. Ты в каком отеле остановился? Сколько у него звездочек? Я в гостиницах ниже пяти звездочек и номера смотреть не хочу. На реке был? Потрясно, братила! Там тушеную оленину подают. Я на прошлой неделе почти пол-оленя в одного умял, клянусь!
Он снова посмотрел на неподвижного йога, торопливо глянул по сторонам и довольно сильно ткнул сидельца ногой в копчик. Йог даже не пошевелился.
— Видал? — гордо сказал Хилькевич, словно устойчивость йога была его личным достижением. — А ему хоть бы хны, понял? — Он вытер пот с багрового мясистого лица и спросил Илью Константиновича: — Ну что, по пивку за знакомство?
— Рад бы, — сказал тот. — Только, понимаешь, мне еще договор на поставки подписать надо. Может, вечерком увидимся?
— Быкуешь, Илюша, — упрекнул его обладатель золотой цепи. — Какие могут быть дела за бугром? Ладно, подваливай к семи в отель «Белый слон», там в кабаке таких омаров подают, пальчики оближешь! Ну, салют, братила! — И Хилькевич, сняв очки, медленно поплыл по многолюдной площади, рассекая людской поток, как атомный ледокол в Арктике рассекает льдины. На индусов он смотрел с высокомерным небрежением.
