Мяч круглый, поле скользкое (СИ) - Чечин Александр

— Ну, как Кузьма Иорданов говорил — «руки-то помнят»… А у тебя — ноги помнить должны, хе-хе.

— Ну пап!!!

— Что «пап»?! Как в тюрьму садиться — папа не учил! Терпи теперь. Зарабатывай уважение заново.

Конечно, Юрию Севидову не пришлось долго зарабатывать уважение строгого отца. В тот же день в матче дублирующих составов он забил в ворота «Динамо» два мяча и после второго, не удержавшись, полез на трибуну — обнимать сияющего родителя. Минчане даже не знали, как обижаться на такое. В концовке гостям удалось отыграться, и неловкость была замята — после игры отца и сына окружили игроки обеих команд и долго качали. Взлетая в хмурое алма-атинское небо, Юра улыбался и сжимал в руке тёплый заговорённый уголёк, который на прощание вложил ему в руку Доброслав.

Матч первого тура чемпионата-1969 в Алма-Ате был для минского «Динамо», как это ни удивительно, не первым. Ещё четвёртого числа минчане успели отыграть встречу, условно отнесённую к туру третьему, в Ташкенте — там, в Тбилиси, Баку и ещё кое-где поля набрали готовность раньше всех. Сезон планировался очень длинный и тяжёлый, и составителям расписания пришлось пойти на множество ухищрений, дабы утоптать все игры в какую-то вменяемую сетку. Получилось не то чтоб очень хорошо — почти у всех команд в календаре игр зияли дыры по десятку и более дней, но в те времена расписания составляли живые люди с расчерченным ватманом, карандашами и арифмометрами, а не всеведущие машины, способные проводить сложнейшие расчёты с десятками неизвестных за считанные минуты. В общем, ропщи, не ропщи, а расписание свёрстано, подписано и разослано. Дальше в него может вмешаться только погода — но этим вторничным вечером она не подвела алма-атинских болельщиков. Уже неделю как не случалось минуса даже ночью, а накануне в обед и вовсе вжарил без малого тридцатник на солнце! Правда, этим утром чуть накрапывало и весь день было облачно, так что пальто и кепки собравшиеся на Центральном стадионе тридцать тысяч человек всё-таки не забыли.

— А вы говоррили, Опанас Олегович, что новички какие-то будут… — хмурился на северной трибуне высокий мужчина с костлявым длинным лицом.

— Ховорил, и не отказываюсь. Сын вчера на матче дублёров был, там якийсь длинный за нас две баночки вколотил. Не хлопчик вже, звичайно под команду мастеров взят. Суворов, шо ли, трясця його матери…

— А негрритёнок?

— Тут брехать не буду, Иваныч, не знаю точно. Бачив негра где-то рядом со стадионом — тут зуб золотой прозакладываю. Ось цей, — широколицый гражданин в богатой шляпе и золотых очках щёлкнул ногтем по правому верхнему клыку. Его он потерял пару лет назад — обломал о дробину, глубоко засевшую в бедре добытого в горах улара. — Ох, смачненька пташка, та жирна, як тот поросюк… — мечтательно пробормотал он, захваченный приятным воспоминанием.

— Кто? Негр?!

— Та ни. Негр — тот тощий был. Спортивный такий на вид. Я и подумал — ну точно товарищ Тишков нам футболиста достал заграничного, поют же в него в «Крыльях» и чёрненькие, и беленькие, и всякие разные. Але с тих пор не бачив, не знаю. Вроде, в контрольных матчах не играл ниякий негр. Зато вот шо тебе фактически кажу — зустрил сегодня, як на игру шёл, Степанова Вадима. Не узнал бы ни за шо — бороду отрастил як в товарища Вершигоры, с кем я в партизанах був. Так он сам подошёл — я ж йому декилька рокив тому харный харнитур на кухню справил, а он мне — абонемент, ось с тих пор-то я и в болельщиках хожу. Поручкались, пытаю — Вадим, ты шо, в лесничие подался? Я ж с ним и на охоте бывал, он до полювання дюже злой. Регочет — узнаешь, мол, скоро, Олехович, на футбол только ходить не забывай. Так шо, я розумию, поиграет ещё за наш «Кайрат» Стёпа — але, звичайно, не сегодня.

— Ну, увидим. Ррадостно за Вадима, но ведь он уж старр. Перрспектива у нас пока… как этто… нихьт фонтан, — поёживаясь, буркнул костлявый.

— Капелюхи долой, Карл Иваныч, капелюхи долой! Химн играют.

Чего-чего, а уж холодно футболистам этим вечером не было, хоть и одеты они были по сравнению с публикой очень легко. С первых минут началась такая рубка, что все мгновенно взмокли, а скоро к поту прибавилась и кровь из первых ободранных коленок и локтей. Зрители погукивали — командная игра у обеих сторон пока не клеилась. Атаки захлёбывались при первой же попытке обострить поближе к штрафной. Один раз минчанин Толейко выбрал момент и бабахнул метров с тридцати — ближе пока не подпускала свежезалитая порция «бетона». В воротах у «Кайрата» привычно и хладнокровно действовал Вячеслав Бубенец — шаг вправо, вытянутая в сторону длиннющая рука, и мяч уходит выше перекладины. Угловой.

Дело шло к середине первого тайма, и Квочкин с Рёминым успели уже прилично задолбать друг друга. Сергей разок побарахтался в песочке прыжковой ямы, куда улетел, перепрыгнув распластавшегося в подкате минского бека и запнувшись при приземлении. Динамовец же шмыгал слегка опухшим носом, втягивая красноватую соплю — воткнулся лицом в выставленную горбом лопатку оппонента, когда тот очень удачно укрыл от него корпусом мяч. Толейко поднял руку, коротко разбежался и подал. Мяч пришёл на голову Малофееву, но пробил форвард гостей неудачно — скорее, слегка погладил его виском. Круглый, почти не изменив траекторию, полетел дальше и канул за лицевую ближе к противоположному угловому флажку. Бубенец уже подобрал за сеткой другой и готовился пробить от ворот, как вдруг истошно заверещала сирена арбитра Руднева.

— С поля! Оба!

— Сергеич, да ты чего?! — в один голос завопили Квочкин и Рёмин. Они успели напихать друг другу по бокам ещё в штрафной, когда ждали подачи углового, но на эту возню судьи обычно внимания не обращают. А вот потом, возвращаясь к месту своей постоянной дислокации, соперники синхронно попытались поподличать ещё и ногами. Шипы выброшенных вбок бутс столкнулись и громко лязгнули. Защитник и нападающий остановились, уставились друг на друга бешеными глазами — тут-то между ними и вклинилась крепкая фигура Руднева в чёрной футболке с белоснежным воротничком.

— Мы ж ничего не сде…

— «Не сде»! А я вот и дожидаться, пока вы «сде», не хочу. Шеяки друг другу посворачиваете, или ахилл кто кому посечёт… Первый тур сезона! Праздник в стране! А они… Вот теперь идите, товарищи спортсмены, и досматривайте праздник по телевизору.

Двадцатая минута! Почти весь матч впереди! А ещё это — автоматическая дисквалификация на две следующие игры. «Динамо» недосчитается железного защитника основы, а «Кайрат» — самого опасного игрока в нападении. У бровки синхронно бесновались Севидов и Чен Ир Сон. Кажется, даже жестикулировали одно и то же — впрочем, сейчас даже тот, кто ни с одним невербальным языком не знаком, мог бы прочитать то, что тренеры пытались просемафорить своим невоздержанным подопечным.

До конца первого тайма обеим командам так и не удалось больше изобразить ничего заслуживающего упоминания. У хозяев на правый фланг ушёл Сегизбаев, и между обороной и атакой образовалась гигантская дыра, которую без малейшего успеха пытались заткнуть молодой Долматов и Геннадий Глеб — переехавший в Казахстан, кстати, именно из Минска, правда, бывший не «динамовец», а «торпедовец». Другой ренегат — свежепереманенный белорусами Олег Волох — пробовал на надёжность своих недавних одноклубников, но Ищенко и Дышленко раз за разом удивляли его невиданной ранее цепкостью. Сзади у «Динамо» был вынужден теперь прикрывать и свой фланг, и центр Савостиков, поскольку Зарембо из середины сдвинулся налево. В общем, ничего не происходило. Хорошо ещё, что воздух поросших еловым лесом и яблоневыми рощами предгорьев Алатау весной богат кислородом — иначе кто-нибудь из зрителей всерьёз рисковал бы вывихнуть от такого зрелища челюсть.

И хорошо, что никто из игроков «Кайрата» за исключением дублёра Славки Хвана не знал по-корейски — но того в раздевалке на сей раз не было, и Андрей Буирович, мысленно извинившись перед духом отца, решился произнести не только «щибаль», но и «ёнмоко», «кэджащик», и даже «сукхэ». Последнее некоторые из игроков всё-таки поняли, хоть и с точностью до наоборот, и насторожились. Цимес ситуации был в том, что «сукхэ» по-корейски буквально означает «кобель», но применяется, в общем-то, в тех же ситуациях, когда русский человек с сердцем выдохнет «ссука!». Как уже было сказано, игроки, никогда ранее не слышавшие от Чен Ир Сона ни одного крепкого слова, вздрогнули, а стоявший в дальнем углу и старавшийся притвориться забытым уборщицей халатом Квочкин и вовсе спал с лица. Вдыхая густой и солёный от пота воздух и выдыхая его вместе с рвущимися на волю эмоциями, Андрей Буирович ещё не знал, что совсем скоро ему придётся не только привыкнуть сыпать этими страшными словами с лёгкостью возницы, чья запряженная бестолковыми волами телега с полными корзинами риса завязла по самые оси на раскисшем поле, но и разучить многие совсем уж чудовищные выражения. А ведь сам виноват. Но об этом чуть позже.