Борис Дмитриев - Вам возвращаю ваш портрет
– Ты, Василий, побудь минутку- другую на связи, не выключай телефон, мне необходимо срочно сделать кое- какие распоряжения, – не скрывая торопливости предложил Создатель.
А в трубке, между тем, неожиданно запел грудным задушевным басом Федор Шаляпин, затянул покорившую весь белый свет "Дубинушку".
Оставшись наедине, всеми покинутый, Чапай начал в сердцах сокрушаться, что по доброй воле впутался в эту, как теперь представлялось, дурацкую историю. Ему, конечно же, не следовало столь безрассудно затевать совершенно бестолковое разбирательство и тем более не следовало тревожить Всевышнего. В конце концов, эта бодяга с царским колечком касается одного только ординарца, пускай и сам выгребает, если удастся. Собственных проблем, не терпящих безотлагательных решений, полная пазуха, а вынужден принимать на себя чужие заботы.
Между тем, Всевышний не замедлил, не прошло и полминуты, как в трубке послышался Его мягкий, баритоновый голос.
– Если бы ты, Василий, гонялся за чужими сокровищами, мы бы с тобой никогда не созванивались, рассуди непредвзято и постарайся понять меня правильно. Ты знаешь, вот эти две жабы, напуганные недавно тобой, часто бывают счастливее многих твоих соплеменников и только потому, что им ничего не известно про ваши никчемные ценности и сомнительные, ох как сомнительные достижения. Не перестаю удивляться, вы даже сказочной царевне лягушке золотую корону на башку приторочили. И пожалуйста, перестань трепаться, ухлопали ни в чем неповинную девушку и теперь начинаете из ее личных вещей раздувать богатство немыслимое. Такое колечко порядочному человеку и в руки брать стыдно должно быть. Ничего кроме сожаления, в моем разумении эта история не вызывает. Я, тем не менее, только что сделал кое какие запросы, обожди самую малость и узнаешь мое окончательное ко всему отношение.
Создатель опять растворился в эфире, а Василий Иванович нутром ощутил, что ничем хорошим этот балаган не закончится. Принятое решение непременно окажется каким-нибудь каверзным, явит собою неизбежную расплату за содеянную оплошность. Ждать пришлось довольно долго, но вот в трубке опять послышался знакомый баритоновый речитатив.
– Может тебя это удивит, дорогой мой дружище, но коль ты искренне горишь благородным желанием досконально разобраться с царским золотым перстеньком, а за одно, полагаю, и с вашей любимой пролетарской революцией, с радостью иду на подмогу. В этой связи обязуюсь организовать тебе личную встречу с самим императором Николаем Романовым. Посидите мирно за чарочкой, душу друг другу откроете, наверняка возникнет немало взаимных вопросов. Заодно и настоящую цену перстеньку установишь, не сомневаюсь, что и распорядишься колечком по совести.
После этого, прямо таки сумасбродного оповещения, Василий Иванович не на шутку разволновался, не только спина, но и пятки взопрели. Неужели Всевышний настолько осерчал, что решился отправить его в расход, устроить свидание с Николаем Вторым на том свете. Перспектива подобного рандеву, даже при сквозном черепном ранении, едва ли могла прийти Чапаеву в голову. Не напрасно чуяло сердце, что дело одним только приставленным к стенке комиссаром не ограничится. Откровенно говоря, не ожидал такой засады от небесного, как вроде бы представлялся, попечителя.
– Должен признаться, Отче наш, что мне и здесь пока еще не надоело, – включил потихонечку заднюю, невероятными усилиями сохраняющий спокойствие Чапай. – Я за чужими спинами от смерти никогда не таился, готов нести перед Вами любую ответственность за полную жизнь, но много осталось всяких дел неоконченных. С беляками следует до конца поквитаться, безбедное будущее для всего личного состава, как обещал, обеспечить. Задумано много чего, разве все перечтешь, и детишек неплохо бы еще заиметь, вырастить, на ноги поставить и больно внуков дождаться мне хочется. Может пусть пока обождет, пусть не торопится убиенный ваш царь Николай. Время придет, обязательно свидимся, а с перстеньком и без него разберусь, мне оно не больно и надо-то, все одно, что лошади зеркало.
В телефонной трубке отчетливо слышалось, что у Создателя включена параллельная связь, такое впечатление, будто Он разговаривает с другим абонентом еще и по межгороду. Хорошо было слышно, как Отец наш небесный потянул из блюдца несколько глотков горячего чая, глубоко прокашлялся и не допускающим возражения тоном объявил красному командиру свой непреклонный вердикт.
– Имей в виду, что царь Николай никакой не наш император, но только и исключительно ваш, не следует беспечно швыряться своими кумирами. И в расход, ты, пожалуйста, это хорошенько запомни, мы никогда никого не пускаем. Вы с подобными нежностями и без нас успешно справляетесь, кого угодно научите, самого сатану без лишних усилий перещеголяете. И вот тебе мое твердое решение. Встречу организую сегодня же, без всяких ожиданий и проволочек. Вечером, как только смеркается, к вам в Разлив обыкновенным образом прибудет на ужин великий князь Николай Романов. Вы уж примите его со всей русской щедростью, не уроните чести славянского гостеприимства. Как знать, как знать, быть может и он когда- нибудь отблагодарит тебя своим теплым радушием. А чтобы дружеская встреча удалась с полным блеском, пришлю за компанию с ним известного народовольца, отчаянного студента Александра Ульянова. Того самого, что бомбы мастерил, для метания в Александра Третьего, в драгоценного батеньку последнего императора. Они давненько мечтают в душе познакомиться, объясниться друг с дружкой, почему бы не доставить им приятного удовольствия. Нескучно, обещаю, сложится нынешний вечер в Разливе. Рассчитываю, что по вашим правилам, еще и магарыч выставишь Мне, за такое редчайшее наслаждение.
Еще больше разволновался Василий Иванович, еще жарче взопрела спина, как сабля в ножнах забряцали зубы. Проще было вообразить себя порубанным шашкой в бою, нежели представить эту дикую встречу с черти как воскресшими персонажами. Каким макаром следует принимать и о чем можно говорить с убиенным царем, да с удавленным братом самого вождя мирового пролетариата? Познакомиться с Александром Ульяновым, перспектива, некоторым образом, заманчивая, ведь это же родной брат товарища Ленина. Но тогда вечерний прием будет иметь вполне политический резонанс и он не может, не должен состояться без Фурманова. Иначе все будет выглядеть как недружественное посягательство на его непосредственные комиссарские полномочия. И опять упираешься в задницу, ведь ни под каким видом нельзя посвящать комиссара в свои тайные связи с Создателем. Стуканет громче дятла, засранец, в штабе армии контрразведка мигом подключится, сплетни потянутся, кривотолки, вся жизнь пойдет кувырком.
– Не переживай, Василий, с такими гостями не бывает много хлопот, – принялся утешать Создатель. – Это все господа образованные, при хороших манерах, они сами придумают, о чем и как побеседовать, сквернословить не станут и покинут вас на английский манер. Между прочим, я и не подозревал, что в связях с Создателем есть что-то постыдное, требующее скрытности, а то и вовсе секретности. Если не со мной, то с кем же тогда можно дружить и общаться с открытой душой? Неужели твои комиссары вернее, надежней того, кто сотворил целый мир и снисходительно наблюдает все ваши шалости. Как всегда, обижаешь меня, Василий. Впрочем, не привыкать, я не в претензиях. Люди редко умеют быть благодарными, всякий раз убеждаюсь в отсутствии у них милосердия, ведь и с Сыном моим поступили жестоко, объясняться за это придется серьезно. Не простое, уж поверь, предстоит объяснение. Многие пожалеют не только о том, что на свет родились, но даже и о том, что не умерли вовремя. Однако пора, впереди прорва дел неотложных. Не забывай про меня, не стесняйся, позванивай.
Никогда еще беседа с Всевышним не оканчивалась для комдива так не договорено и так неожиданно. Пусть прямо Он никакой обиды не высказал, но осталось довольно тягостное ощущение, что порядком расстроился. Да и Василия Ивановича можно понять, совмещать свои отношения одновременно с Создателем и с тем же, например, комиссаром, или просто с рядовыми однополчанами, оказывалось крайне неловко. Был Отче наш весь какой-то из себя ну совсем старомодный, Его представления о жизни безнадежно отстали от стремительно ушедшего вперед человечества и зачастую выглядели довольно абсурдно. Эти представления трудно совмещались с непреложной житейской реальностью, их прямолинейная простота, часто вступала в конфликт со сложным нынешним мироустройством. Может быть Создатель не все понимает, а может, что вернее всего, дурака нахлобучивает и мы оказываемся заложниками каких-то тайных, пока еще неизвестных для нас стратегических Его замыслов.
Оставшись один на один с веселой перспективой провести идиотский вечер в окружении воскресшего царя и не менее знаменитого бомбометателя, Василий Иванович порядком взгрустнул. Тоже ведь какая-то несусветная дикость, кому нужны эти очные ставки, бесполезные объяснения и поиски виновных, когда события давно уже позади, и все одно ничего не изменишь. Однако отступать, как ни ряди, было некуда. Создатель своих решений никогда не меняет и в этой части надеяться на чудо не приходится. Гости обязательно заявятся, и что из этого должно получиться, Чапаев, при всей своей проницательности, не знал. Все вместе никак не прибавляло ему оптимизма.
