Борис Дмитриев - Вам возвращаю ваш портрет
История, которую поведал однополчанам Петька, произвела должное впечатление. Уже никто не сомневался, что перстенек этот действительно царского происхождения и цена ему, понятное дело, даже представить трудно какая немалая. Некоторые вопросы, конечно, возникали в заначках души, в связи с жестоким расстрелом законной его обладательницы, но как говорится "бабушка с возу, а мы с песнями дальше поехали".
– Дай-ка я сам посмотрю на штуковину эту, – после некоторой паузы деловым, рассудительным тоном потребовал Василий Иванович. Лицо Чапая при этом сделалось до смешного серьезным, ну просто вылитый Фаберже в барашковой папахе.
Он дождался, когда ординарец извлечет из верхнего кармана своей гимнастерки царское колечко и бережно принял в заметно дрожащие руки золотое, с сверкающим камнем дамское украшение. Так же, как и все многоопытные люди, Чапаев попробовал в руке на вес ювелирное изделие, кивком головы выразил полное удовлетворение, покрутил со всех сторон и посмотрел на свет для солидности. Несколько раз по-кашкетовски, то приближал, то удалял колечко от глаз, но, положа руку на сердце, не обнаружил в нем никаких внешних признаков царского достоинства. "Баловство, оно и есть баловство, – молча заключил про себя комдив, – у моей супружницы побрякушка ничуть не хуже на пальчик нанизана" Единственная, заслуживающая серьезного внимания мысль, посетившая во время осмотра трофея, состояла лишь в том, что Анке, пожалуй, не следует носить перстенек, снятый с руки убиенной барышни. Как ни ряди, но мародерство больно уж грязное дело и завсегда наказуемое. Навряд ли это жуткое приключение с царским колечком ограничится расстрелом одной только императорской семейки и порешенным белогвардейцами комиссаром, такая ниточка не потеряется. О чем тут же, без всяких лукавых затей, поведал своему фавориту.
– Честно скажу, Петька, не нравится мне вся эта канитель, имею предчувствие, если не сказать опасение, что добром здесь дело не кончится. Не хорошо, что золотое кольцо с безвинно или пусть по заслугам убиенной барышни снято. Смерть, она метки черные ставит, за расстрелянным комиссаром обязательно кто- то следом пристроится. Наши деды, хотя и приносили добычу с войны, но сами никогда ее на себя не напяливали, плохой приметой считалось. Так что радоваться особенно нечему. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Бывает, что иной раз лучше по доброй воле отказаться от свалившегося на голову приобретения, чем потом разделять чью-то горькую долю.
Положа руку на сердце, все опасения, приведенные прошедшим суровую военную школу комдивом, так или иначе, озадачивали молодого ординарца. Он и сам хорошо понимал, что негоже возиться с барахлишком казненных. Одно дело, гибель воина на поле сражений, но совсем иная закваска, когда гибель человека под стеночкой. Здесь могут завязаться такие проклятия, что потом никакими страданиями, тьмою загубленных душ не искупятся. И еще не известно, сколько горя людского, сколько кровушки отвориться после той живодерни, что завязалась в Ипатьевском хмуром подвальчике.
– Я вот как считаю, – сделал свое заключение после некоторых размышлений комдив. – Правильно будет, если вы почаевничаете здесь без меня, а я к озеру до ветру схожу, обдумаю наедине все по порядку. В таких делах не следует к чертям на рога торопиться. А ты носа не вешай, – ободрил Чапай приунывшего ординарца, – и не смей, повторяю, приниматься учить денщика ремеслу золотарному. Чтобы мне потом не пришлось тебя самого в ювелирного эксперта, из геройского ординарца перекраивать.
Василий Иванович, лениво ломаясь, поднялся из-за стола и так же лениво продемонстрировал боевым товарищам "потягушки". Потом примерил на мизинец левой руки мелкое дамское колечко, ухмыльнулся и для чего-то принялся рассматривать его в перевернутый бинокль. Долго и внимательно вникал в удаленный оптическим агрегатом предмет, наконец, резко, как будто решил для себя что-то очень важное, отстранил окуляры и со словами "не балуйте здесь без меня" и с очень загадочной физиономией, торопливо направлялся по натоптанной тропе к синему озеру. Вездесущая собачонка, труся дробной кавалерийской рысцой, увязалась было за ним, но Кашкет предусмотрительно возвернул ее легким похлопыванием ладошки о собственную коленку.
Не раз и не два вспоминал потом комдив, как, спускаясь по крутому береговому откосу, он неожиданно ощутил небывалую легкость, как будто невидимые ангелы закружили его на крылах своих. До сладострастия захотелось увлечься этим дивным кружением, ощутить невесомость и податься в манящую, безбрежную даль. Возникло приятное осознание, что он готов, что жаждет плотского перевоплощения, очарованный легкостью ангельского парения. Буквально волевым, сабельным махом он вырвал себя из стихии потустороннего наваждения и тяжело присел на заветную ольховую корягу, у самой кромки воды. При этом две скучающие жабы, быть может душевно проводившие время на первом в своей жизни любовном свидании, шарахнулись в разные стороны. "Вот так, наверное, умирают или сходят сума", – подумал изрядно перепуганный Чапай. И еще подумал, что это скорее всего одно и тоже.
Комдив извлек из просторного кармана габардиновых галифе мобильный телефон, вместе с глаженным носовым платком, немного переведя дух обтер им лицо и на какое- то время замешкался в нерешительности. С досадой почесал затылок, потрогал себя за усы и принялся рассматривать серебряные кнопки на полированной телефонной трубке. Необходимость обратиться за помощью к Создателю, за столом не вызывала ни малейшего сомнения. Только Он мог безошибочно установить подлинность Петькиного трофея и дать дельный совет, как поступить с золотым перстеньком, без рискованных последствий. Теперь же, сидя на ольховой коряге, начали наваливаться всякого рода сомнения. Ведь у Всевышнего запросто могло сложиться ложное впечатление, будто дивизия не за пролетарское дело отчаянно борется, а втихаря промышляет бандитским разбоем, золотишко по собственным карманам распихивает. "Впрочем, наверняка Он все уже знает", – по здравом размышлении заключил Чапай и твердо набрал известный лишь ему таинственный девятизначный номер.
Фактически еще не были нажаты последние четверки, как в трубке с готовностью, по- деловому ответили. Создатель без всяких предварительных расспросов, со старта обрадовал. Извольте знать, но к этому невозможно привыкнуть.
– Я, Василий, в чужих сокровищах не разбираюсь и по счастью, сколько помню, никогда не стремился к ним. Должен тебя разочаровать, на небесах несколько иные, более скромные представления о вечных ценностях, они вовсе не связаны с железяками и каменьями. Не раз уже говорил тебе, что все самое драгоценное находится в самом человеке, но вы ведь не желаете соглашаться с этим, обманываете себя, постоянно выдумываете богатства какие-то смехотворные. Это от того, что к вашим богатствам путь соблазнительно легок, что называется, съехал под горку и ты уже в дамках. Тяжела, невероятно бугриста дорога, друг мой, к сокровищам, сокрытым в каждом из вас. А те стяжатели доблести, которые с дерзновением преодолевают сей крестный маршрут, воистину делаются как боги, они по праву занимают свое место в наших первых рядах.
– Опять Вы принимаетесь лапшой меня потчевать, – искренне за сокрушался раздосадованный Василий Иванович, – с Вами же невозможно нормально беседовать. – Вот не припомню, Карлом Марксом клянусь, чтобы я когда-нибудь тосковал по безмерным богатствам, поэтому для чего же упрекать меня в несуществующих слабостях. Готов признать, что не всегда добросовестно соблюдал Божьи заповеди, но гоняться по фронтам за бабскими украшениями, мне и в голову никогда не пришло бы. Вы же сами прекрасно знаете, что у моих однополчан возникло серьезное подозрение, будто одетый на мой мизинец золотой перстенек некогда принадлежал дочери Николая Второго, не так давно казненного большевиками, вместе со всей семьей, в тихом подвальчике. Хотелось бы знать Ваше мнение, – действительно ли колечко принадлежало царской семье и, главное, как теперь поступать с ним по совести?
– Ты, Василий, побудь минутку- другую на связи, не выключай телефон, мне необходимо срочно сделать кое- какие распоряжения, – не скрывая торопливости предложил Создатель.
А в трубке, между тем, неожиданно запел грудным задушевным басом Федор Шаляпин, затянул покорившую весь белый свет "Дубинушку".
Оставшись наедине, всеми покинутый, Чапай начал в сердцах сокрушаться, что по доброй воле впутался в эту, как теперь представлялось, дурацкую историю. Ему, конечно же, не следовало столь безрассудно затевать совершенно бестолковое разбирательство и тем более не следовало тревожить Всевышнего. В конце концов, эта бодяга с царским колечком касается одного только ординарца, пускай и сам выгребает, если удастся. Собственных проблем, не терпящих безотлагательных решений, полная пазуха, а вынужден принимать на себя чужие заботы.
