Гарднер Дозуа - Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Ого. Все-таки Домино?
Дверь, к которой ведет мощеная дорожка, открывается сама, и я успеваю заметить еще одну дверь по другую сторону дворика — надо же, как здесь все продумано. Я совсем ослаб, и мне плевать — Домино он или нет, лишь бы сесть куда-нибудь прежде, чем вырубиться, и все вокруг выглядит слишком ярко и отчетливо, как будто с меня только что сняли черную повязку. Помещение внутри очень большое — такое огромное, что размеры его трудно определить, — сплошные окна, и отовсюду свет, и я вижу синее небо, ведь мы на большой высоте, и здесь же — зелень, и цветы, и шум воды, Док подталкивает меня, и я чуть ли не падаю в кресло.
Проходит совсем немного времени, и ко мне снова возвращается способность различать окружающие вещи, и когда это происходит, док берет в руки стакан — он выглядит обеспокоенно, но не настолько, чтобы пугать меня.
— Сейчас пройдет. — Он протягивает стакан: — Выпей воды.
И я пью. Мне становится легче, и теперь я могу оглядеться.
Комната действительно большая: в одном конце островком располагается кухня с мраморными столешницами, а на другом — искусственный камин с якобы дровами, рядом — кресла и небольшие диванчики, обитые материалом, похожим на кожу. Все исполнено со вкусом, выдержано в единой цветовой гамме — в бежево-серых тонах, — и лишь кое-где выделяется несколько ярких пятен. За стеклянной стеной — оранжерея с пышной цветущей растительностью, миниатюрным водопадом, живописными камнями. Все выглядит как в рекламе высокого качества, которую можно встретить в Сети.
— Через день-другой силы должны к тебе вернуться. — Док возится в зоне кухни. — Соку? — интересуется он. — У меня найдется все, что пожелаешь.
— Спасибо. Все хорошо.
Он приносит мне высокий стакан — такой же, как тот, в котором была вода. Слишком тяжелый для стекла, рубленной геометрической формы. Хрустальный? Сок розоватого цвета, вкус незнакомый — кажется, что-то тропическое. Освежает. В больнице я почти ничего не ел и сейчас вдруг понимаю, как сильно проголодался. Док уже скинул пиджак и налил себе бокал темного красного вина, теперь он суетится и вертится на кухне — мне бы с ним поболтать, а он вместо этого достает кастрюли, и грибы, и толстые куски лососины, готовит быстро и вполне умело — так что Антонио, может, и скривил бы губы, но насмехаться не стал бы. И вот уже довольно скоро он подает лососину, жаренную в оливковом масле, с крохотными овощами, свежеприготовленной пастой, и мы едим за маленьким деревянным столиком на краю кухонной зоны. На столе стоит ваза с единственным цветком, и еда очень вкусная, в самом деле прекрасная — такими блюдами Антонио угощает своих родственников в ресторане. И я умираю от голода.
Док наливает мне бокал красного вина к рыбе — чуть светлее того, что он пил сам до этого, и вино чудесное — легкое, с фруктовым привкусом. Мерло? Домино учил меня разбираться в винах — он оставлял недопитое посетителями вино и, разливая его снова по бутылкам, рассказывал, что к чему. Может, он и распускает руки, но парень он нормальный и по-настоящему знает толк в винах.
— Рано утром я уйду. — Док круговыми движениями покачивает вино в своем бокале, глаза его устремлены на город за стеклянной стеной — туда, где сгущаются сумерки. — Чувствуй себя здесь как дома. Ты не будешь возражать, если тебе придется оставаться в помещении? — Он вопросительно поднимает брови. — Я не успел перепрограммировать свою охранную систему, и если ты выйдешь наружу — обратно не попадешь.
— Это ничего. — Я пожимаю плечами. — Мне особенно некуда идти. — А потом я щурюсь, глядя в собственный бокал, вино развязывает мне язык. — Почему вы остановили свой выбор на мне? — Слова вырываются наружу, и чувство страха пронзает меня насквозь — а вдруг док решит, что совершил ошибку, и передумает, — То есть… почему именно я?
Он улыбается в ответ — совсем чуть-чуть. Складывает свою салфетку и кладет ее рядом с тарелкой.
— А я все ждал, когда же ты спросишь об этом. — Он ставит локти на стол. — Я рассматривал многих претендентов. — Он говорит задумчиво, с расстановкой. — Ты был не единственный с такими значительными повреждениями. — Губы его сжимаются на мгновение. — Мне трудно сказать со всей определенностью, что заставило меня выбрать именно тебя. Возможно, это то, что причина твоего состояния была такой… обыденной. Не война, не террористический акт — просто несчастный случай.
Он лжет. Я чувствую, как холодок тонкой серебряной иголкой проникает в самые внутренности. О да, я всегда могу определить, когда кто-то лжет. Не знаю, откуда это у меня. Очевидно, оттого, что я много наблюдаю за людьми, и почти всегда они стараются не замечать меня. И ведут себя так, будто меня нет. Но я-то все вижу и почти никогда не ошибаюсь.
И он лжет.
— Слушай, а ведь действительно как-то быстро все произошло. — Он поднимает свой бокал с вином. — Не знаю, кто передал информацию журналистам, но они просто ринулись за подробностями. — Он кривится. — Вообще-то я хотел благополучно доставить тебя в больницу, и чтобы никто нам не мешал. Всегда найдется какой-нибудь умник. Неудивительно, что ты чувствуешь себя не в своей тарелке.
Я провожу большим пальцем по деревянной поверхности стола — мне снова приходит на память славный старичок.
— А как вы достали… мою фотографию? — Голос против воли слегка дрожит.
— Я связался со Службой по делам детства. — Он откашливается. — Предположил, что у них было разрешение на хранение личного имущества после того, как твоя мать… после аварии. Других членов семьи не оказалось. Что-то я тебя утомил. Может, пойдем присядем? — Он кивает в сторону гостиной. — Город красиво смотрится ночью. Или хочешь отправиться прямо в постель?
Мне не хочется спать. Но если не спать — начну думать обо всем, а мне не хочется думать об этом. Так что я поднимаюсь с места и иду к одному из больших кожаных кресел, и меня не очень-то и качает. Вид отсюда в самом деле очень красивый. Еще не окончательно стемнело, и небо насыщенного ярко-синего цвета, и золотые, зеленые, красные огни украшают башни и улицы, и новые воздушные трамваи скользят как светящиеся бусинки по невидимым нитям, и я никогда в своей жизни не забирался так высоко. И док беседует со мной — легко и непринужденно, будто мы с ним давние друзья. Он рассказывает о своей учебе в медицинском институте, о том, что хотел сделать это еще двадцать лет назад, вспоминает о том времени, когда высказывались гипотезы и предположения, а исследования стволовых клеток повсеместно запрещались, и казалось, что подобное — а именно выращивание тканей — никогда не произойдет. И когда он говорит обо всем этом, его глаза горят, и я вспоминаю того старикана с вытянутым лицом, который читает проповеди о своем рассерженном боге в скверике возле моего дома, — его глаза точно так же светятся.
В конце концов я начинаю клевать носом, и мне уже не уследить за нитью его рассказа. Он ведет меня спать в комнату размером с мою квартиру, где есть ванная с туалетом и отдельной душевой кабиной; из окна комнаты — вид на мост. С такой высоты и под таким углом мне не удается разглядеть, что это за мост. А еще в спальне стоят две кровати и комод, на одной из кроватей я замечаю халат и новую пижаму.
— Вещей у тебя с собой немного, — улыбается док. — В комоде есть кое-какая одежда, а в ванной найдешь все необходимое. Если что-нибудь понадобится — скажи.
— Обязательно, — отвечаю я, и он желает мне спокойной ночи и закрывает за собой дверь.
Я сажусь на край кровати, и толстый ковер под босыми ногами пружинит, как матрас. Голова кружится — из-за выпитого вина, прожитого дня и, может, вообще из-за того, что я столько времени был в отключке, пока росло мое лицо. Наконец я встаю, иду в ванную и заставляю себя посмотреться в зеркало. Да уж. Лучше. Похож на человека. Еще не совсем, правда, но близко. Там есть зубная паста и все такое прочее, но я иду прямиком в постель. И вот что странно. Когда я натягиваю на себя одеяло, уже в полудреме, ко мне вдруг приходит мысль, что это чья-то комната. Не комната для гостей. Здесь кто-то спит. И я не знаю, откуда взялась такая уверенность, — ведь здесь нет никакой другой одежды и никаких посторонних вещей. Но я просто знаю.
* * *Наутро просыпаюсь — солнце уже высоко, и несколько секунд я лежу и не могу понять, где нахожусь, но затем ко мне возвращается память. И я ничего не могу с собой поделать. Первым делом иду в ванную комнату и смотрю на себя в зеркало. Дока нет, и я брожу по дому. Не знаю, почему я решил, что это чья-то комната. Ничто не указывает на это. Одежда в ящиках комода совершенно новая и вся моего размера. Дорогие шмотки, как если бы я тоже был доктором. Оттого, что вся эта одежда находится здесь, мне немного не по себе, но я надеваю на себя все новое, потому что мои жалкие штаны совсем не подходят для такого чудесного места — еще испортят что-нибудь, например, испачкают мебель. И теперь я чувствую себя как-то… иначе. Будто что-то во мне меняется — и не только лицо. Я все-таки прыгнул в пропасть, это точно. В спальне есть экран монитора, и я хочу подключиться, но вежливый женский голос сообщает, что для выхода в Сеть мне необходимо знать пароль, но к моим услугам автономная связь с библиотекой и, чтобы загрузить любую книгу, пароль не нужен. А я-то хотел поболтать с Дэйтарк! Вместо этого приходится довольствоваться книгой, которую я начал читать в больнице, и к приходу дока я уже дочитываю ее.
