Станислав Лем - Кибериада. Повести и рассказы
То есть,значит, лучший на свете капельмейстер, или бригадир оркестра. Музыкантов тьма,но на меня никакого вниманья,одеты как-то чудно,с пестротою ливрейной и либеральной;у одного икры обтянуты белыми чулками в сплошных фа и соль,но заштопанными;у другого туфли с золотой пряжкой в виде нижнего до, но каблук стесался;у третьего колпак с плюмажем,но перья трачены молью; и не вижу ни одного,кто бы прямо держался, так их тянут вперед ордена, сукном подложенные,верно,чтобы бряканье не портило музыки!Обо всем позаботились тут!Знать, доброй души монарх,меломан щедрый, и сыплются градом награды на господ музыкантов! Протискиваюсь несмело в толкучке и вижу- перерыв в репетиции, все разом галдят,а капельмейстер в пенсне золотом поучает из-под своего балдахина алтарно-хрустального.И не палочка в перчатчатом его кулаке — скорее уж палица;что ж, не мне махать, а ему, умахается- его забота. Зал громадный и исключительно,должно полагать,акустичный!Играть разбирает охота… а капельмейстер,застопорив на мне быстролетный взор,молвит приветно издали: а,новичок? Хорошо!Что умеешь- арфач?Что,ударник?Тогда садись вон там,как раз выбыл у нас ударник,посмотрим,справишься ли!- Садитесь же,сударь!- Господин виолончелист,не толкайтесь!-И вижу:беззастенчивая виолончель что-то дирижеру в лапу сует- какой-то пухлый конверт — письмо концертное ему написал, или как?- Впрочем, ведь я ничего не знаю еще… сажусь. А капельмейстер говорит сотне сразу:- Кларнет! Не дыдурыду-выду-дыдудым, а дидуриду-виду-бидупиим! Это вам не завитушки кремовые на торте, сударь, это виваче, но не МОЛЬТО виваче- или уши у вас дубовые?! А дальше трилли-трулли-фрулли-фрам, и это не фиоритура, здесь надобно вступать мягше,ради Бога,мягонечко,и веди ровно, но не верхами,тут мягонько, а там как сталь! И трилли-рида-падабраббам! А вы, медные, тихо,не заглушайте мне пикколо в шестнадцатых,ведь гробите лейтмотив! не глушите, говорю; так что вижу я, что манеры здесь самые обыкновенные и разговоры в точности те же,что во всех филармониях Универсума.
Сижу я так посреди шума-гомона и осматриваюсь. Сперва глянул на барабан: больно уж странен! Не простой, а капитально усиленный, бока могучие, круглые, тугие, выпуклые, ну прямо бесстыдно-бабские, лазоревые, со шнурами, обшитыми золотым дубовым листом, а уж пленка натянута без изъяна, звончатая, перепончатая,ох, и гулким, поди, перегудом гудит!!
Смотрю, а тут и партитуру несут, не обычную, но сущий фолиант, книжищу, в рысью шкуру оправленную, а на конце хвоста- кисть, а к кисти платочек привязан, для отирания обильного пота после финала!Обо всем тут,видать, подумали! И куда ни глянь,алебастры,гербы,грифоны,грудастые музы,кариатиды, фавны,венеры, бомбоньеры,тритоны,бом-брам-стеньги, гроты, прианы, стаксели, брамсели, бизань-мачты, бейдевинды,швартовы — плыви, плыви, музыка! А над королевской ложею герб государства- держабный коготь в венце червонного золота, и колыхнулась портьера ложи,словно сидит уже там Гармонарх, да прячется. От нас?…Но уже Капельмейстер в пенсне, гибкий, юркий, спешный и вездесущий,внимание!кричит, по местам!И: начинаем!за дело! Все помчались, бегут, бренчливо инструменты настраивают, я- за палочки,а это не палочки, но сущие обухи-дроболомы!Колья гремучие! Прилаживаю ноты, поплевываю в кулак и на партитуру смотрю,как баран на новые ворота,капельмейстер «уно, дуо, тре» кричит, и постукивает,и золотым пенсне посверкивает на нас,и вдруг вступают скрибки…но что это? Хотя и дирижирует капельмейстер,ничего не слыхать, кроме наждачного какого-то скреба…ох, и скребят же эти скрибки…струны, что ли, запакостились? А вот и мой черед,и опускаю я руки,чтобы бабахнуть, и ударяю вовсю,а слышу только «тсстук,тсстук», как будто бы в дверь,смотрю,а барабан хоть бы дрогнул, поверхность какая-то жесткая, гладкая, как пруд замерзший, как торт, ничего не пойму, и снова «стук! стук!», немного будет от этого толку, думаю, а тут оркестр вступает, дребезжит, верезжит, дудонит, долбахает, и вижу — вот те на! — тромбонист тромбону помогает губами «бу-бу-бу», а скребачи губки бантиком и: «титити», сами напевают, немым инструментам спешат на подмогу, ну и игра! а капельмейстер вслушивается, и вдруг по пюпитру бац! и молвит: Нет. Ах, не так! Плохо. Da capo[Cначала(ит.)]. Ну, мы опять,а он из-за пюпитра выходит,и вступает меж нас, и прохаживается, ухом ловит скрип и скреб,а после подходит- улыбаясь,но криво- и валторниста за щеку,словно клещами,ой, так скрутил-закрутил, что игрец дыханья лишился; идет и ухо гобою обрывает походя,и тут же палкой бац! вторую скрибку по голове,зашатался скребач, и платок у него из-под подбородка вылетел, и вызвонил он зубами туш,а капельмейстер тромбонам и прочим шепчет из-под пенсне:олухи!Что за бедлам! И это называется музыка?! Играть, играть у меня, не то Гармонарх проснется,и тогда уж мы запоем!И говорит: как Капельмейстер Дирижериссимус требую! Напоминаю и повторяю: сыграем Увертюрную Симфонию Тишины! Продолжайте силентиссимо, аллегро виваче, кон брио, но и пьяно, пьяниссимо, потому что chi va piano, va sano.[Тише едешь- дальше будешь(ит.)] А, понимаю,шутка! Шутит с нами,ибо Душою Добр! Говорит: Господа! Валторнист, Арфач,Тромбон и ты,Кларнет Эдакой! И вы,Клавикорды-Милорды,больше старания! Медные,плавно! Внимательней, Пикколо,а вы,Виола с Виолончелью,нежнее! А ты, фортепьяно,то бишь Громкотих,следи за сурдиной! Подходит к пюпитру и снова стучит: под Управлением Нашим, по Команде Моей, к Гармонии Сфер, за мною- играть! Играем.Однако ж по-прежнему ничего не слыхать,кроме стука, скреба и хряпа, ничегохонько! И отправляется дирижер в оркестр,улыбаясь, и мятные леденцы раздает, но кому леденец,тому и палкой немедля по лбу.Головы гудом гудят!С лицом озабоченным бьет и понять нам дает,и точно,мы понимаем,что не своею волею лупит,но чтобы не было ущерба Величеству, бьет от Имени,дабы не допустить какофонии до гармонаршего уха,а лупимый съеживается и капельмейстеру отвечает улыбкой умильной и кроткой,тот же, с равносильной улыбкой,угощает и бац! ибо не от себя дубасит,но дабы не допустить,уберечь,а может,чтобы худшей трепки,Настоящего Кнута избежать… Знаю,потому что в перерыве судачат игрецы меж собой,друг дружке пластыри прилепляя подле моего барабана:он добрый, наш Капельмейстер, ведь написано ясно: Bonissimus, но вынужден так, чтобы Гармонарх не разгневался, и вправду, вижу я надпись «Capellenmaysterium bonissimum», ей-ей, славный, говорят, дирижер, и сердце у него золотое, но должен охаживать,чтобы нам Кто Другой не заехал по лбу! Кто, кто такой?- любопытствую; не отвечает никто.Что до битья,это я понял, однако же с музыкой не могу разобраться,кругом только лязг,и бряк,и дребезг невыносимый, а мы играем себе.Пенсне блистает,бегает, бацает,и,хотя трещат наши лбы, понимаем, что так и должно быть; но тут шевельнулась Портьера Ложи и оттуда выглядывает Пятка Большая,Босая и некоторым образом Голая, но не какая-нибудь уличная,рядовая,а Помазанная, в Коронной Пижаме, из штанины Тронной торчащая, и поворачивается она,и раздвигаются складки портьеры, а за нею храп, и не трон, но ложе в золоте и розанчиках,с отливом дамассе пододеяльник, а на златой простыне Гармонарх, симфонически утомленный, спит, в думку бархатную уткнувшись,- спит, и более ничего, а мы под Пятою пьяно, пьяниссимо, чтобы не разбудить.Понарошку?…Ага, понимаю, понарошечная репетиция! Хорошо, но битье-то не понарошечное? И отчего волоса нет на смычках, а барабан мой вроде старой доски?
И еще замечаю:в самом темном углу зала- шкаф,величиною с целый орган, черный, огромный,затворенный,а в нем окошечко зарешеченное,и,если случается фальшь позаметнее, мелькает там глаз, мокрый и жгучий, ужасно противный, и спрашиваю я тромбониста, кто там?А тот молчит.Я к контрабасу- молчит. Виолончель- молчит.Треугольник- молчит.А флейта-пикколо пнула меня в лодыжку. Вспомнил я о совете старца и молча уже играю,то есть стучу. Вдруг скрип нестерпимый:отворяется Шкаф в Углу,и вылазит оттуда Некто Пятиэтажный, Черный как ночь,с глазищами что мельничные жернова,и между колоннами плюхается не примеряясь,будто в лесу,и,сидя,разглядывает нас мокро и жгуче. О мраморный зад музы спиной волосатой скребет,другая муза у него под локтем, ну и жуткий же этот углан, как глянешь,так по спине мурашки! Вот тогда-то и стала совсем пропадать у меня охота музицировать в Филармонии Гафния,потому что Углан как начал свой зев разевать,так все раскрывал его и распахивал, а по причине общей громадности и габаритов шло это дольше,чем мне того бы хотелось, в середке же было мерзко до ужаса- и клыки были мерзкие,и язык за ними еще мерзейший, вертляво-слюнявый,и всадил себе палец в морду Углан Шкафач,и ну ковыряться там,без спешки,однако с усердием.Оглядываюсь- близ меня контрабас и труба, и тоже рот разеваю, чтобы спросить, кто, мол, сие чудовище, откуда и почему,а также зачем, и вообще- с каким смыслом? Но тут припомнились увещания старца,в голове зазвучало: «Что бы ты ни увидел ужасного- ни слова,ни звука,ни гугу», а потому,одумавшись, дальше играю, а поджилки трясутся, слабеют коленки.Различаю ноты,тараща глаза,но неотчетливо как-то,словно мухи наделали,не понять,где квинта,где кварта,пятнышки,кляксы, все расплывается,как сто чертей,- верно, черти и принесли эти ноты, думаю, и тишина воцаряется тактов на восемь,а в ней ах до чего отвратительный звук: едкий,сгущенный,муторный,зубодерный и глоточный сип раздается,Углан зевнул, зубами щелкнул,потягивается,хребет щетинистый трет о задок музы, выглянул из своего угла, принюхался,пыхом пыхнул, а потом и жрыкнул, да, да, жрыкнулось ему, в сей храмовой тишине, филармонически сосредоточенной, ужасно гадостный Жрык, но никто не видит ничего и не слышит!Сидят как ни в чем не бывало! А пополудни празднественный концерт,и Государь Гармонарх восседает в ложе, окруженный вельможами звездоносными,и что-то в перстах оперстененных вертит, и сам себе в ухо изволит втыкать,напрягаю взор, а там золотая тарелка, Гармонарх шарики из ваты сворачивает,в маслах освященных смачивает и в уши сует! Совсем ничего не понимаю уже.А мы между тем в фортиссимо так пиловато пилим и так яровито наяриваем,что в окошке с решеткой блеснула как бы слеза, а Гармонарх велит портьеру задернуть,ибо пора ему за дела держабные браться. Что же дальше? Господа игрецы!- говорит капельмейстер пенсноватый и бледный, надобно нам посовещаться,покритиковаться взаимно,поскольку это не то,а то не этак,побойтесь Бога- где вы, а где Гармония Сфер? вы же Гармонарха в ипохондрию приведете такой игрой!Совещание объявляю открытым!И в то время как я,не разобрав,что и как, все на шкаф зыркаю на всякий случай, они берут слово по очереди и встают, и начинаются длинные прения и дебаты, искрятся от жаркого пыла глаза,критикуется исполнение,смычки, инструменты, трубодеры не то и не так,пальцы неверно поставлены, выучки маловато, недостаточно репетиций, гимнастики не хватает,не усердствуем,коллеги, как надо бы,душу не вкладываем; каждый сам к себе крайне суров,а уж к прочим не дай Боже, нитки сухой друг на друге не оставляют,-все, окромя тромбониста, треугольника и валторны, уж не ведаю отчего. И спорят над каждой нотой, как выжать из нее звучный сок; цель у них общая, я с восхищением слушаю, теорию всякий знает здесь досконально, словно по нотам идет совещание; я все слушаю и смотрю, но тень какая-то пала на нас,шкаф внезапно раскрылся, а там ОНО, черномшистое вшивое брюхо почесывает, палец запускает в пупок- не пупок,а Мальстрема воронка черная! И так вот,сопя,икая, почесываясь, сидит, колупает в носу — с аппетитом, расстановкой и сатисфакцией, озабоченно и сосредоточенно. И вдруг тишина наступает страшная,затем что встает коротышка,приставленный к колокольчикам,и заявляет по пункту повестки «разное»:Господин капельмейстер и вы, Коллеги! Инструменты НЕПРИГОДНЫ, следовательно, ничего получиться не может! Не спорю, с виду красивые, золоченые,однако беззвучные, для того что дефектные; гробы повапленные, да и только. Поэтому вотирую вотум, чтоб дали нам Настоящие, а эти в музей или куда-нибудь там в переплавку.И сел.-Чта-а-а? Чта-а-а?! Чта-а-а!!!???- кричит наш добряк в пенсне, лучший на свете. — Инструменты ПЛОХИЕ?! Не годятся? Не нравятся?… На Объективные Трудности сваливаешь немощь и недотепистость собственную?Ах ты балбес-лоботряс,общего Дела предатель!Что за гнусное Диверсантство!Мерзавец такой-сякой,Подосланец- Поганец,и откуда ты такой взялся?! Откуда, как? Кто подсунул тебе Преступную Мысль?А может,у тебя заединщики есть?Кто еще мыслит так же? Тишина гробовая, а тут подлетает ливрейный Лакей-лизоблюдок и записочку ему вручает,и читает он,отодвинув листочек от глаз(поскольку в пенсне своем дальнозорок,дабы всех нас держать на виду), и говорит: Значит, так.Объявляю Перерыв, ибо вот мне Повестка ко Двору, на Министерский Совет.Как только вернусь, устрою вам Подведенье Итогов! А покамест труби отбой!Сидим мы и ведем разговоры, мол, скажите на милость,Ваша Смазливость… дело, вишь, тонкое… я, мол, в сторонке… и тому подобные замечания всю ночь напролет.Поутру являются трубачи-фанфаристы и зачитывают Гармонарший Манифест и Указ об имеющем быть специальном Научном Симпозиуме, на коем подвергнутся Комплексному изучению все препонствия на пути к Гармонии Сфер (Га.Сф.). Тотчас нагрянула тьма меломанов, меловедов, мелодистов, звуколюбов и звучителей с высшей полифонической выучкой,сплошные проф. филар. конц., д-ра тих. муз., действительные академики звука и члены-корреспонденты,и все они шлют куда надо корреспонденцию с надлежащими записями.Сперва записали нашу игру на шестистах аппаратах, рассовав по инструментам микромикрофончики, а мне в барабан даже целый макрофон запихнули,опечатали ленты зеленым воском и красным сургучом,взяли пробы вибрирующего воздуха,осмотрели сквозь лупу нас и каждый угол, а после совещались семь дней и еще месяц. Точность анализов неописуемая! Еще не случалось мне видеть такое нагроможденье науки в одном месте! Все до деталей освещено и согласовано с надлежащих методологических позиций.Его Величество всемилостивейше взяло на себя Высочайшее Шефство над совещаниями,но лично в них не участвовало,а замещал его Вице-Министр Обоих Ушей. В последний же день осьмнадцать Деканных Ректоров хором зачитали Экспертолизу,составленную коллективно с полным исследовательским единомыслием:Комиссия,пишут,выявила отдельные Недостатки. Инструментарий не вполне Полноценен.Там-сям,того-сего недостает,а кой-где еще- еще кой-чего не хватает;там заковырки,сям растопырки.Тут, в виоле, струны отчасти гипсовые, а там, в контрабасе, полно отрубей.Не так,безусловно,должно было быть,но так оно вроде бы есть.Тут тромбон заткнут, затем что попали туда чьи-то штрипки из пятидесятипроцентного хлопка с добавкой нейлона,второго сорта, а может, иные какие штряпки, короче, рекомендуем прочистку тромбона, а равно почитаем необходимым иметь возле тромбониста трубочистную щетку, дабы последний играл совершенно чисто.Клавимбалы же нашли мы в Целом Пустыми: в середке нет ничего,за вычетом Экс-Птичника для Гусей.Гусли:вместо гуслей обнаружены нами Гуси низкояйцеудойные,подвергнутые Пирометрическому,или Перомерному,анализу, поскольку Оперение затрудняет Гусям бряцание, в силу чего неспособны Гуси чистого звука иметь. Ergo, следует ЛИБО осуществить деперьезацию таковых, ЛИБО, учинив расход из королевской казны, гусельный инвентарь приобресть и гусляром оный укомплектовать,в рассуждении того, что нынешний гусляр по профессии индюкатор,или индюшник.Что же до Громкотихого Фортепьяно, то в нем две меры мышей хвостиками к молоточкам привязаны,в силу чего оно Очень Тихо Поет,особенно ежели взять в расчет, что кормовой фонд Мышеводом растратно истрачен.Ежели не воспоследует Гармонаршего Снисхождения, в кандалы его. Что же до Треугольника,то должно быть ему Металлическим,а не Бубличным,хотя бы и на дрожжах. Теперь Контра-Басы.Главный Контра-Бас кувыркается при Пассажах, имея заместо Шпоры Шипастой Колечко, и, отъезжая на нем, увлекает, силой инерции, Контра-Басиста,который при каждом Бассо Дольче Профондо вынужден лететь вверх тормашками.И предлагает Комиссия: либо веревкой его, либо вырубить ямку, либо ремешком, либо заклинить,либо, наконец,произвести раскольцовку (расколечивание).Смычкам не помешал бы волос,вместо которого Экспертивные Знатели констатировали лишь Атмо-Сферу, т.е. смесь азота, кислорода и двуокиси углерода,со следовыми количествами благородных газов, как-то: ксенона, аргона и криптона, а также капелькой водяного пара. А равно чуточку Жидкой Взвеси, которая есть не что иное, как Отходная Производная Обкашливания и Заплевывания Игрецами Мундштуковин трубодувно-тромбонских. Тем не менее волос Комиссия полагает более пригодным для играния,нежели воздух, в особенности же хорошо подходящим для Потирально-Трясушного ерзания по струнам.Таким вот манером тянется экспертиза на тысячу восемьсот страниц, и о барабане там тоже написано,а как же, не обошли вниманием мой барабан: доска размалеванная, колесом сучковатым подпертая; хоть и в золоте, да не барабан.И триста восемьдесят одно предложение разосланы в компетентные органы; в Министерство Труб, Тромбонов и заготовок Трень-Бреня, в Ведомство Сфер,Колоколен и Питейной Гармонополии, Вице-Премьеру по вопросам Безнадежного Положения, а также в Верховную Трубодерную Палату. Сам Лорд-Хранитель Басового Ключа рекомендации печатью скрепил. Как повскакали тут с мест оркестранты да как раскричались, раздискутировались!
