Елена Плахотникова - Жизнь как в сказке
Один оберегатель родился уродом.
Среди норторов любое отклонение от совершенства считается уродством. Таких уродцев оставляют солнцу. Или позволяют съесть матери.
– Съесть?!
– Да, нутер. Норторы охотники. Их притягивает живая и горячая кровь.
– И все матери у норторов…
– Все.
– А как же?… У норторов же есть дети или…
– Есть. Родившегося сразу уносят. Очень быстро.
– И мать не… мешает?
– Ей оставляют другого ребенка. Не нортора.
– Ага.
– Пока она кормится…
– Кормится?!
– Норторы охотники, нутер. Они не кормятся мертвыми. Ты тоже охотник…
– Ладно, Крант. Забудь. Это я так спросил.
Все нормально, Леха, чего ты разволновался? И в твоем мире животные так регулируют рождаемость. Избавляются от слабых и лишних. Среди людей тоже такое практикуется. Кажется, был на Земле народ, где неполноценных детей уничтожали. Правда, другим способом, но… И каннибализм на Земле есть, даже сейчас. Так что дыши глубже, Леха, и успокойся.
– Крант, а как же тебя… то есть, некондиционного мальца живым оставили?
– Урода нужно убить, но оберегателя нельзя. Его жизнь принадлежит тиу.
– Но ты же не был тогда оберегателем.
– Рожденный оберегателем – уже оберегатель.
– Ладно. Ну, отнесли тебя к тиу, а дальше?
– Дальше, показали Видящим, потом Прорицателям. Они решали, умереть мне или нет.
– Понятно.
– Они оставили мне жизнь, чтобы я отдал свой долг.
– Ну, про долг я уже слышал.
– Да, нутер, про мой долг ты знаешь больше меня.
Ну, если нортору так хочется думать, пусть думает.
– Крант, а много вас, оберегателей?
– Было двадцать четыре ученика. Испытание прошли десять.
– Не слабое, должно быть, испытание.
– Мое ты видел.
– Видел. День, вроде, был. И мороз. Подожди-подожди… ваша порода, кажется, не очень любит солнце, я прав?
– Да, нутер. Латуа может сильно обжечь нортора.
Вот норторы и не подставляются этому солнышку. А оно встает первым, а ложится вторым. Только вечерне-ночной режим и остается норторам. Жалко бедных. И совсем белых.
– А как же ты, Крант? От Латуа, вроде, не прячешься…
Правда, и солнечных ванн не принимает. Все больше плащом прикрывается. Чтоб цвет лица не испортить.
– Я – оберегатель. Меня учили.
– И солнце учили выдерживать. И неживой корм учили есть.
– Учили, нутер.
– Но кое-кто сегодня решил, что ты плохо учился.
– Я виноват, нутер, накажи меня!
Ну, и кто меня за язык дергал? Пошутить захотелось? Юморист хренов…
– Ага, прям счаз и накажу. Отшлепаю и в угол поставлю.
– Как это?
– Молча.
– Нутер…
– Ладно, какое б ты себе наказание придумал?
Крант сказал.
– Ну, и сколько ты эти ожоги заживлять будешь? А меня все это время больной оберегатель стеречь будет? Не-е, не пойдет. И второй способ не годится. Вдруг тебе понравится? А что ж это за наказание тогда? И голодным я тебя не могу оставить… Ладно, будем считать, что я вынес тебе порицание, а ты проникся и обещался все исправить.
– Такое больше не повторится, нутер. Обещаю.
– Вот и ладушки. А знаешь, кровь ведь и подсушить можно, а потом…
– Знаю. Тиу умеют. Но нутер не должен об этом говорить.
– Почему?
– Это тайна тиу и оберегателей.
– Ладно, считай, что я уже забыл.
– Тогда я тоже забуду, что нутер сказал про кровь.
Помолчали. Я подбросил дровишек в костер. Искры столбом до неба. И остались там россыпью звезд. А Санут собрался баиньки.
– Нутер, я могу попросить?
– Проси.
– Научи меня готовить то, чем я кормился сегодня.
– Запросто. О, я придумал тебе наказание!
– Какое?
– Ты будешь готовить и для меня тоже. Согласен?
– Да, нутер.
– Тогда слушай.
Рассказал сначала свой рецепт, потом Михеича, потом и то извращение, что Вован считает за кровяную колбасу. Заодно и случаи вспомнил, при каких я эти рецепты узнал. Крант слушал внимательно. А под такого слушателя и до утра проболтать можно.
На небе рассвет уже проклевываться начал, когда я рот закрыл. Да и кувшин уже опустел. С рулминой . Ну, за неимением красного, можно и белое попить
– Нутер, а я могу других оберегателей научить, так кормиться?
– Учи, – поднялся, потянулся, хрустнул суставами. – Засиделись, однако. Как встретишь, так сразу и научишь…
– Прости, нутер, я уже.
– Что уже?
– Научил.
– Кого?!
– Ближайшего из нашей десятки.
– Ну, и где он? Чего-то я никого не вижу…
– В Инопре. А она уже дальше весть пошлет. До кого дотянется.
– Подожди, а Инопра – это где?
– Там, где ты дал мне плащ.
– Ага.
Ну, хоть теперь удосужился узнать, как город Ранула обзывают.
– Но до него же хрен знает сколько дней!
– Прости, нутер. У меня слабый дальний голос .
– Слабый? Ну-ну. А у других оберегателей он тоже есть?
– У всех есть.
– Я так понимаю, ты с сестренкой своей связался.
– У оберегателей нет сестер. И нет братьев. Только нутер.
– Нутер приходит и уходит, а клан остается.
– У оберегателя нет клана. Только нутер.
– Нутер не будет жить вечно.
– Оберегателей учат умирать. Правильно. Чтобы беречь дух нутера и после смерти.
– Ладно, Крант, замнем этот гнилой базар. А то Малек услышит, скажет, что крыша у нас съехала.
– Не услышит.
– Почему?
– Спроси его.
Спросил. Просто из любопытства.
Оказалось, мы с Крантом всю ночь просидели молча. Только пили да на небо глазели.
Давно я так не напивался. До акустических галлюцинаций. Завязывать надо. С белым вином.
На следующий вечер Крант угостил меня охотничьими колбасками. По рецепту Михеича.
10.
Завтра мы будем в гостях у Надыра.
Если удача не отвернется от нас.
Блин, с такими попутчиками и сам суеверным станешь!…
А сегодня мы возле речки остановились. Стумной , как сказала жена Меченого. Довелось вот увидеть ее за работой. Да-а, такое не скоро забудешь.
Без одежды стумалу я уже видел. А вот как она снимает ее…
Пожалуй, такую дэвушку Рустам допустил бы к шесту. Было дело, пришла к Рустаму одна, на работу устраиваться. Ну, разденься, пройдись, подвигайся, а потом нэт! Мол, плохо танцуешь. А она: Я не танцовщица, я бухгалтер! Хорошим бухгалтером, кстати, оказалась. Рустам хвалил.
А стумала хорошей танцовщицей. Или, как пишут, исполнительницей экзотических танцев. Рыбке, оказывается, они тоже нравятся. И стрекозам, что роем летали вокруг стумалы. И рыба из воды вылетать начала. Посмотреть, типа, чего деется на свете белом. Вот ее на лету и брали. Специальным копьем. В глаз. Как белку Михеич берет. Чтоб шкурку не попортить. Шкура у стумы не меньше мяса ценится. А в гости собираешься хорошее угощение готовь. И подарки.
Вот наша рыбачка и старается, выплясывает на камне посреди реки. А рыбаки с соседних камней работают. И с берега. Не любят здесь воду.
Когда-то, сразу после Войны, вошедший в воду, что видела звезды, мог не выйти из нее живым. Или умереть через несколько дней. В страшных мучениях. Сколько времени уж прошло, вода давно очистилась от яда, а привычка ее бояться осталась.
А стумала разошлась не на шутку! Крутится, вскрикивает, волосы летают… Не, понимаю, как мужики при этом спокойно рыбалят? Да на такое действо смотреть надо и смотреть не надоест. Или сгрести эту бабу с камня и за ближайшим кустом положить.
Я смотрел. Потом Марла подошла. Если мне нечем заняться, сказала, то она быстро мне дело найдет.
Вообще-то, я не против этого дела, но гербарий собрать кроме меня некому.
Ко мне ведь не только с вывихами и ранами ходить стали. Лекарь тут мастером на все руки считается. И брюхо лечит, и роды принимает, и застрявшую в горле кость вытаскивает. А то и за советом идут.
Это я для того столько учился, чтоб домашним доктором заделаться? И утешителем по совместительству… Блин, Леха Многодобрый… Да братва животы надорвала б со смеху.
А в сумке прежнего лекаря сам черт ногу сломит. Узелочки, мешочки, а в них пыль какая-то. Если по нормальному, то подписывать все надо было. Или не мельчить в такую труху. Вот как мне теперь различать препараты? По запаху? Так тут не все нюхать можно. За некоторые травы в перчатках и с прищепкой на носу берутся. Или мне монетку бросать? Типа, орел – внутрь, решка для наружного применения. Так после такого лечения пациент и ласты откинуть может.
А оно мне надо? Портить имидж крутого целителя?…
И ведь никаких записей у лекаря не осталось! Писать не умел или конкурентов опасался? А ты, значит, Леха, как хочешь и можешь. Хоть с помощью ножа запор лечи. Вот ведь хренов конспиратор!…
Ладно, о мертвых или ничего или ничего плохого. Пусть земля ему будет… Нет! Легкого пепла и попутного ветра, здесь желают.
Так что, лети, коллега, куда тебе положено А дядя Леша уж как-нибудь выкрутится. Сам травок насобирает. Своими собственными. Спасибо Нилычу, научил этот бурьян чувствовать. Будто знал старик, чего меня ждет.