Лана Туулли - Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило
Чтобы разобраться в том, что в Башне настоящее, а что – искусно сделанная фальшивка, требовалось прибегнуть к старому испытанному стимулятору дон-Текиловых мозгов. Вор старательно принюхался, выбрал лестницу и начал спускаться вниз.
Опыт многочисленных ограблений, суммированный в монументальном труде «Сто верных способов изъять чужое имущество», подсказывал, что где-то внизу должен находиться подвал, а где подвал – там обязательно найдется вино.
Не верите? Абсолютная правда. Этот факт наивернейшим образом отражен в сочинении «Миллион попоек дона Текило».
Против всех ожиданий лестница привела дона Текило в длинный сумрачный коридор. Выполнив эту миссию, лестница вежливо, не прощаясь, растворилась в воздухе, и авантюристу не осталось ничего другого, как идти на поиски другого выхода. Он шел, шел… шел, шел… Это путешествие было бесконечным, тоскливым и туманным… В какой-то момент дон Текило подметил ориентир – большое пятно светлого тумана с проскальзывающими внутри голубыми молниями; но стоило мигнуть или на секунду отвести взгляд, как это пятно исчезало – и появлялось в совершенно неожиданном месте. Дон Текило побежал – его шаги гулким эхом раздавались по пустому темноту коридору, и каждый шаг был тяжелее предыдущего, и темнота сгущалась, и стены сжимались, сжимались… И в какой-то момент дон Текило не выдержал, упал и забылся.
В астрале
- Покайся, сын мой! - пророкотал глас неведомого божества.
- Каюсь! – истово возопил дон Текило, счастливый от самой возможности того, что с ним кто-то разговаривает. Опыт блуждания по лабиринтам, сокровищницам и прочим охраняемым помещениям подсказывал отважному дону, что обычные ловушки срабатывают с тихим «сс-з», «шшухх» или вообще беззвучно. А коли разговаривают – значит, будут ловить и пытать.
Другими словами – какие-то мгновения жизни гарантированы.
- Отринь земную суету! – продолжал глас.
- Риню, риню… - тут же согласился дон.
- Отстань от человека, - вмешался кто-то третий.
Кто-то, стоящий рядом, наклонился к поверженному дону, раздался тихий, но такой знакомый звук откупориваемой бутылки…
Дон Текило мгновенно пришел в себя.
Над лежащим иберрцем склонились четверо монахов. Один – огромный, похожий на медведя детина, весь поросший черной шерстью, в сбившейся на все четыре стороны серой рясе, гулким басом пророкотал, что человек прежде должен покаяться, но самый старший из монахов – маленький, кругленький, с добродушным лицом, протянул Текило бутылку и посоветовал подкрепить силы. Третий и четвертый монахи вяло перебирали четки и наблюдали за происходящим с отрешенным спокойствием словивших безначальное Дао за хвост мироздания.
Дон Текило перелил вино из бутылки в себя, и его мозги заработали.
- Вы что, монахи?
- Да, сыне. Я отец Гильдебран, - представился кругленький монах. – А это – брат Томас, а это – брат Тимофей и брат Нобель.
- Нобель-шнобель, - срифмовал скучающий брат Тимофей. Нобель вяло обиделся:
- А в рыло?
Медведеобразный брат Томас ревниво проследил, как возвращался в относительно трезвый ум и собственную память дон Текило, опустился рядом и с пристрастием повторил:
- Готов ли ты покаяться в своих грехах?
Дон Текило покосился на выразительные кулаки брата и горячо согласился, что готов. Ха! Похоже эта встреча – то, что надо, будет хороший повод продолжить цикл «Десятка самых горячих раскаяний дона Текило»!
Отец Гильдебран остановил ретивого брата Томаса:
- Оставь его, брат. Ты же видишь – у него временное помутнение рассудка. Может быть, еще успокоительного? – и святой человек потянулся за стоящим неподалеку кувшинчиком.
- Ага! – бойко согласился дон Текило.
Лучше бы не соглашался. В кувшинчике оказалась простокваша.
- Полегчало? – заботливо поинтересовался отец Гильдебран.
- Угу.
- Это хорошо. А теперь, сыне, мой долг сказать тебе, что ты стоишь на опасном пути. Ибо охота за чужим имуществом еще никого не доводила до добра. И нет никакой заслуги в том, чтобы продолжать совершать преступления ради того, чтобы доказать кому-то что-то, чуждое твоей природе… Понял, чадо?
Дон Текило не понял, но на всякий случай горячо согласился. Пока отец Гильдебран вел душеспасительные речи, вор осматривался: кажется, он и монахи находились в каком-то подвале. Стены каменные, неровные, вдоль стен бочонки, штабеля бутылок и запечатанных кувшинов…
Бочонки! – дошло до дона Текило. Бутылки! И запечатанные кувшины!
- Что, выпить хочешь? – подметил ищущий и алчущий взгляд дона брат Тимофей.
- Имею такое намерение, - признался дон Текило.
- Не получится, - прихлопнул несбыточные надежды незваного гостя монах. – Самим мало…
И тут до дона Текило дошло, что означает этот скучающий взгляд, расслабленная поза и запинающаяся речь братьев Тимофея и Нобеля. Оба были пьяны как… как монахи. Открытие порядком поразило дона Текило: при всем богатстве собственного алкогольного опыта он редко становился свидетелем чужого опьянения. Ну, надо же…
- Сын мой, - вернул внимание иберрца к себе отец Гильдебран. Дон Текило обернулся и ревниво начал искать признаки избыточного винолюбия в лицах брата Томаса и отца Гильдебрана. – Сын мой, - продолжил монах, - задумайся о своей судьбе. Открой свое сердце, и подумай, живешь ли ты мечтой – или живешь по привычке? С чем ты миришься в своей земной жизни? С собственным пьянством? Распутством? воровством? Может быть, настал час, когда стоит изменить себя? Открыть новые бутыл… горизонты?
Кругленький монах вел речь уверенно, и лишь красные щеки в нем выдавали, насколько хорошо и долго сидела до прибытия дона Текило компания четырех истово верующих братьев.
- Ага, - дон Текило поднялся на ноги. Брат Томас попытался подняться, но покачнулся и упал на каменный пол. – Я, значит, вор, пьяница и так далее, а вы тут белые и пушистые.
- Нобель, это про тебя, - ввернул брат Тимофей. Нобель обиделся. Потом пожал плечами, свел глаза к переносице…
На какое-то мгновение физиономия брата Нобеля утратила человеческие черты, превратилось в белую мордочку гигантского кролика, потом, шевельнув длинными ушами, вернулась в привычные формы.
Дон Текило внезапно почувствовал, как наступила давно забытая трезвость.
- Что вы вообще тут делаете?
- Мы Башню охраняем, - ответил отец Гильдебран.
- Покайся! – потребовал густым басом брат Томас.
Гильдебран похлопал его по щетинистой тонзуре:
- Грешен, грешен… - и брат Томас, успокоившись, подложил огромные ладони под сытую щетинистую щечку и принялся похрапывать.
- Хорошо же вы ее охраняете! – выразил свое возмущение дон Текило. Нет, в самом деле, компания четырех монахов ни в какие подметки не годилась дюжине трехголовых змей, охранявшей любимый чайный сервиз цинского императора, или полку кавалеристов, стороживших копилку наследника буренавского престола, и даже тому рыжему коту, который бдил за корзинкой с рукоделием прекрасной донны Катарины…
- Охраняем, уж будь спокоен, - кротко ответил отец Гильдебран. – Согласись – Башню до сих пор не украли, значит, всё в порядке.
Аргумент был весомый.
- А у вас там наверху, - мстительно возразил дон Текило, - оборотень бегает.
- Не у нас, - педантично поправил брат Тимофей. А брат Нобель добавил:
- Путь бегает. У нас дверь крепкая, и она не пройдет! – И в подтверждение своих слов брат Нобель покинул состояние сонной расслабленности, приподнялся и шарахнул по двери подвала чем-то, на лету трансформировавшимся в увесистый замок. Таких замков, как убедился дон Текило после пристального рассмотрения, на двери было уже не меньше десятка.
- Гм… «Она»? – рискнул уточнить дон Текило.
- Она, - со вздохом ответил отец Гильдебран.
- Что, правда? – не поверил авантюрист. Богатырский храп и покачивание трех монашеских голов были ему ответом. – Ну надо же… Четыре мужика – а испугались одной бабенки! нет, кто бы сказал – я бы ни в жизнь не поверил, чтобы четыре монаха, да еще секущие в магии, прятались в подвале от одной девки-оборотнихи!
- Мы не испугались, - пытаясь выглядеть солидно, ответил брат Тимофей. – Мы делегировали полномочия. Она охраняет верхние этажи Башни – а мы самое ценное. Стены. Подвал. Вино.
- Угу, - с чувством кивнул брат Нобель. – И мы вовсе не прячемся. У нас просто фаза Луны соответствующая…
Дон Текило захохотал. Отец Гильдебран посмотрел на него с сочувствием.
- Сын мой, я вижу, ты торопишься нас покинуть.
- Собираюсь, отче. Сейчас пойму, как я сюда забрался, и покину. Вы уж не обессудьте.
- Не буду, - согласился монах. – Ссуживать не моя специальность. Не ищи второй вход – тебя перенесло порталом. Когда хозяин Башни собирался ее покинуть, он там, - монах показал толстеньким пальчиком в потолок, - наставил разных ловушек…
