Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус
Отбросив мрачные мысли, Адеола сосредоточилась на темном коридоре впереди. Кто-то, должно быть, капитан, разбил все светошары, расположенные вдоль прохода, и путь ивуджийке освещала только блеклая марь за окнами. Когда они сели на поезд, Узохи объявил этот вагон своим, отказавшись от помощи и наставлений, потребовав лишь одиночества. Арманд выглядел как человек, тонущий в отравленном сне.
«Он истекает тенями, как необработанная рана истекает гноем», — с сожалением подумала Омазет. Как и все Акулы, она была неистово верна своему командиру, но давно подозревала, что Узохи похож на туго натянутую тетиву — опасную, но и очень непрочную.
«Но возможно ли для него искупление?» — спросила себя лейтенант, подойдя к запертой двери его купе.
— Капитан, — начала она, постучавшись. — Арманд… Нам нужно поговорить.
Ответа не было. Адеола постучала снова, уже сильнее. Что-то скрипнуло над головой жрицы, и она, прищурившись, резко подняла голову, вглядываясь в полумрак. Потолок представлял собой неясное пятно серых панелей и темных решеток, лишенных… Омазет нахмурилась. «Там что-то шевельнулось?» Нет, это какая-то бессмыслица.
Из-за запертой двери раздалось бормотание, и лейтенант приложила ухо к лакированному дереву. Кто-то метался в купе, словно животное в клетке.
— Капитан! — позвала женщина, негромко стукнув по двери. Шаги прекратились. Теряя терпение, Омазет перешла на коварный, проклинающий говор Ла-Маль-Кальфу: — Арманд, услышь мое дыхание и внемли мне, ибо я именую тебя заблудшим, бессловесным и слабым сердцем. Преследуемый малодушием, ты плюнул на свою клятву…
Так она и продолжала, пока не услышала смешок изнутри, пронизанный мукой. Мгновением позже отодвинулся засов, и у дверного косяка возникла полоска тени, содержащая налитый кровью глаз.
— Капитан? — спросила жрица. Глаз моргнул, не узнавая её. — Арманд?
— Он с тобой? — это был дребезжащий хрип человека, не спавшего несколько дней.
— Кто «он» со мной?
— Дедушка Смерть, — прошептал Узохи, словно боясь произносить имя вслух. — Я знаю, что ты его апостол, женщина. Ты раскрасила свое лицо по его образу и подобию.
— Я служу Отцу Терре и никому иному, — Омазет нахмурилась. — Арманд, ты пригласил сомнение в сердце свое…
Когда она потянулась к двери, глаз расширился от ярости.
— Я не буду договариваться с его прислугой! — прошипел капитан. — Передай ему, чтобы пришел сам, если хочет забрать мою душу.
— Арманд…
— Передай ему! — дверь захлопнулась у неё перед носом.
Адеола зарычала, сбрасывая напряжение этой примитивной реакцией. Жрица осознала, что пистолет скользнул ей в ладонь, словно требуя исполнить самый священный долг.
«Он больше не способен направлять нас, — рассудила лейтенант. — Это будет милостью».
И всё же какое-то неопределенное, несформированное чутье подсказало ей остановиться. Развернувшись, она зашагала прочь, желая поскорее покинуть этот теневой вагон.
Салон был выпотрошен и принесен в жертву за грехи его завсегдатаев, и всё же Призрачные Земли превратили безвкусные покои в нечто, обладающее почти неземной красотой. Шызик Реми стоял у входа, пораженный великолепием инеевого убранства. Казалось, что вагон застыл, замерз во времени.
«Будто отвердевший звездный свет», — благоговейно подумал Нгоро.
Он пришел в себя, тряхнув головой. За подобную дурость братья насмехались над Реми, но он собирался доказать, что они ошибались. Он вернулся сюда, чтобы поймать дождь. Последнее время мысли Нгоро напоминали раскрошенное месиво, но ивуджиец был вполне уверен, что в помещениях не бывает дождей.
Кивнув самому себе, худощавый гвардеец пробрался к месту, замеченному им раньше. Под сапогами бойца хрустела остекленевшая ткань ковра, выдыхаемый пар висел вокруг него, словно дым, указывая на холод, овладевший вагоном. Задержавшись здесь слишком долго, Реми превратился бы ещё в один заледеневший предмет обстановки.
Ивуджиец ухмыльнулся, разглядев подозрительную решетку в потолке, и обрадовался, что удержал её в памяти. Рыская взглядом по сторонам, он заметил перевернутый стол. Лед спаял его с ковром, и, когда Нгоро освободил мебель, раздался громкий треск. Солдат замер, но в вагоне никто не появлялся, так что он продолжил свое занятие. Кряхтя от напряжения, Реми подтащил стол под решетку и забрался на него. Винты, удерживающие панель, примерзли накрепко, и работать в перчатках было неудобно, но Шызик орудовал ножом, как отверткой, пока не вывернул все. Сдвинув решетку, он осторожно просунул голову в шахту и посветил фонариком сначала влево, затем вправо. Ничего.
Втянув воздух, боец учуял оставшийся здесь крепкий душок, напоминающий запах дикого зверя. Он помедлил, раздумывая, хватит ли этого доказательства остальным. Уходили минуты, пока Акула взвешивал варианты. Нет, грустно решил он, этого будет недостаточно. Никто ему не поверит. Нужно что-то большее.
Вздохнув, Реми подтянулся и залез в вентиляционную шахту.
Он выбрал направление наугад и пробирался по каналу, пока тот не уперся в стену вагона. «Что? Ага…» Сверху был ещё один люк. Извернувшись, Нгоро лег на спину, и, толкнув решетку, задохнулся от неожиданности, когда она подалась и солдата окутал яркий свет. Реми смотрел прямо в небо, и оно было полно звезд. Настоящих звезд, не мерцающих фальшивок, что теснились у него в голове подобно ложным бриллиантам. Ивуджиец упивался ими, восхищаясь тем, что метель стихла и подарила ему эти чистые небеса. Впрочем, тут стоял собачий холод, и боец знал, что должен двигаться, пока не замерз в шахте.
«Нужно вернуться», — подумал Нгоро, но звезды пели ему, призывая пробежаться с ними наперегонки по крыше мира. Нет… Нет, это были не звезды… Это всё ветер, студено шепчущий мистраль, вырванный из воздуха стремительным поездом. Реми сел и высунул голову из люка, чтобы посмотреть, как тундра уносится вдаль по обеим сторонам от него, будто мимолетное, но вместе с тем вечное воспоминание о белизне. Пар его дыхания замерзал, покрывая лицо солдата инеем, пока он пытался вспомнить, кем был до того, как трясучая лихорадка затуманила ему голову дымом.
«Мне действительно нужно вернуться», — решил Нгоро, но всё равно вылез на крышу вагона. Покрытый изморозью металл скользил под ногами, но Шызик не боялся, поскольку он был Акулой, и его чувство равновесия оставалось острым, даже если разум затупился. В любом случае, по крыше можно было пройти добрых десять шагов в обе стороны, прежде чем оказаться на краю. Да, резкий уклон начинался уже после первого шага, но всё будет в порядке, если держаться центральной оси.
Забыв про охоту, Реми начал осторожно пробираться по ребристому корпусу, наслаждаясь видом железных горгулий, которые сидели вдоль его пути. Статуи смотрели наружу, чтобы отвращать зло, поэтому ивуджиец не видел их лиц, но мог представить себе этих уродливых оркоподобных здоровяков, с острыми глазами и ещё более острыми клыками, разозленных необходимостью мерзнуть тут наверху. И они были правы, поскольку холод на крыше оказался по-настоящему жутким. Нгоро чувствовал, как мороз иссушает его кожу и вытягивает дыхание прямо из него, стремясь утащить душу бойца…
Поскользнувшись, он вскрикнул, почти соскользнув с ровного хребта вагона. Эти добрых десять шагов уже не казались такими добрыми. Одно неудачное движение, и Реми заскользил бы по крыше, как человек, угодивший в водопад. Ивуджиец замер, тяжело дыша и невольно вздрагивая, а по обеим сторонам от него уносились вдаль Призрачные Земли.
«Надо вернуться внутрь, — понял он, — прочь из этого убийственного холода».
Нгоро нахмурился, уставившись на цепочку вагонов впереди. На дальнем конце двигался какой-то темный силуэт, который даже с такого расстояния выглядел как-то неправильно. Пока Реми наблюдал за ним, объект понесся к Акуле, словно насекомое, стремительно перемещаясь на четырех лапах и огромными скачками перепрыгивая зазоры между вагонами, с каждым шагом становясь всё более человекоподобным. А затем он подобрался достаточно близко, чтобы боец увидел, что перед ним совсем не человек. Это была ожившая горгулья, и её лицо оказалось намного хуже тех, что представлял себе ивуджиец.
Сердце солдата забилось, как пойманный зверь, и он вспомнил, что пришел сюда охотиться. Кем бы ещё он был или не был, Реми Нгоро оставался Акулой.
Собравшись с духом, гвардеец потянулся за лазпистолетом. Его пальцы сомкнулись на пустоте — возможно, оружие выпало, когда он полз по шахте, или, быть может, Реми где-то забыл его. Нгоро надеялся, что случилось первое из двух. Вообще это уже не имело никакого значения, но больше ему ничего не оставалось.
Закрыв глаза, Шызик Реми отвернулся от кошмара и шагнул на скользкую, покатую поверхность справа от себя, доказывая, что на самом деле с головой у него всё в порядке.
