Анатоль Нат - Приключения Вехтора
— Моя жёнка, как узнала, что бежим, так разом подхватилась и только нитки с иголками с собой и забрала, всё бросив. А их, — Канарейка презрительно кивнул в сторону толпящихся за его спиной, и тут же недовольно засопевших гвардейцев, — так и копаются до сих пор. Дождутся, что князь опять стражу из города вызовет. Вот тогда посмотрим, как они заверещат, что нельзя добро, годами наживаемое разом бросать.
— Ну ты, — тут же недовольно заворчали практически все, кто толпился за его спиной. — Сам был всю жизнь босяк и нас хочешь такими же сделать. Не ты его, добро наше, наживал, чтобы бросать. А на лодье той, всем места хватит. И нам и добру нашему.
— Больно уж как-то вы не торопитесь, — тяжело переводя дух, медленно выговорил сотник. — Так в побеги не бегают, а от нашего князя, тем более.
— А ну двинули, — раздвинул он плечом толпу перед ним и, направившись в сторону полуприкрытой двери, на миг, обернувшись, закончил.
— Если бежать, то бежать быстро, гвардия его уже где-то рядом. Не сегодня, так завтра здесь будет, а вы, вместо того, чтобы шкуру спасать, о добре своём думаете.
— Успеем сотник, — тут же радостно загалдели гвардейцы, потянувшись за ним к входной двери. — До утра ещё времени, чуть ли не половина ночи, ну а поутру, по утреннему холодку, можно спокойно и отправляться. Ну что нам один князь сделает. Здесь, почитай что, вся его стража и собралась. Отобьёмся, какой бы он мечник хороший не был. А будет буянить, так и из арбалетов по нему пощёлкаем. Нас пример той компании, что от него сбежала, здорово, на сей счёт, вдохновил.
И, весело балагуря, вся толпа разом ломанулась во входные двери, поневоле устроив в них весёлую толчею и давку. Так, дружески, пихаясь, и подначивая друг друга, они и вывалились во двор замка, где застали толпу таких же, как сами весёлых и радостных своих домочадцев, весело грабивших замок. Бывшие гвардейцы со своими домочадцами, по-видимому, решили напоследок, забрать с собой всё, до чего можно было дотянуться.
Дошло до того, что кто-то из гвардейцев тянул через двор яростно сопротивлявшегося козла, гордость князя, вывезенного им из каких-то дальних краёв и успешно использовавшегося для улучшения местной породы коз.
— Идиоты! — тихо выдохнул сотник, глядя на весь этот бедлам широко раскрытыми глазами. — Рвать надо скорее отсюда, а они и козла надумали с собой уволочь. Уроды, — схватился он за голову, тут же пошатнувшись и чуть не свалившись от слабости на землю.
— Кони есть? — вопросительно глянул он на молча стоявшую за его спиной пятёрку таких же, как он, мрачных гвардейцев, глядящих на бушующий кругом бедлам такими же, как и у него, мрачными глазами.
— У задней калитки привязаны, — тихо бросил Дубина, переглянувшись со стоящим возле него Канарейкой. — Если поторопимся, то ещё взять их сможем. Там их всего то один из наших и охраняет. Как бы у него наших коников не отобрали, добытчики эти, — неодобрительно кивнул он в сторону царящего во дворе замка хаоса.
— Князь смотрит, — тут же, без перерыва, на одном дыхании, выговорил он, даже не изменив тональность речи.
— Где? — в ужасе шарахнулся в сторону сотник, невольно подымая глаза на княжеские окна, высоко расположенные во дворце.
— Уходим! — тихим шёпотом, с каким-то ужасом в голосе, выдохнул он. — Берите меня, ребятушки, под рученьки и бегом! Бегом к лошадям. Если он так стоит, — кивнул он в сторону широко распахнутого окна, где, скрестив руки на груди, стоял старый князь, молча наблюдая за царящим во дворе бедламом, — то дело плохо. Значит, гвардия уже рядом. Порубят, как пить дать, всех порубят.
Дубина с Канарейкой, как-то растерянно и недоумённо переглянувшись, и тут же молча подхватили окончательно ослабшего сотника под руки. И чуть ли не таща его волоком, цепляя волочащимися ногами сотника за все выступающие камешки из брусчатки, бросились в сторону задней калитки, где было на удивление тихо.
— Как здесь, — тяжело выдохнул Дубина, подбегая к полуоткрытой калитке и осторожно прислоняя окончательно сомлевшего сотника к замковой стене.
— Тихо, — настороженно на него оглянувшись, негромко выговорил оставленный на охране гвардеец. — Но, как-то странно, — задумчиво протянул он, вглядываясь в предрассветный уже сумрак, сереющий уже в верхушках деревьев леса, окружающего замок. — Какое-то там шевеление непонятное, — кивнул он в ту сторону. — Кто-то возится возле главных ворот, а кто, неясно.
— Уходим, — раздался тихий, слабый голос сотника. — Прекратить разговоры. Немедленно по коням и уходим. Только тихо. Как можно тише. Пока нас никто не заметил.
Тут же, ни слова больше не говоря, Дубина с Канарейкой, подняли сотника в седло и, быстро и осторожно связав ему под седлом ноги, так чтобы он в скачке не вывалился из седла, сунули ему в руки поводья.
— Вы двигайтесь, — остановил своего коня Дубина, когда, аккуратно придерживая заваливающегося в сторону сотника, вся группа выбралась в распахнутую калитку, — а я в замок вернусь, за жёнкой своей. Попробую вытащить её, а если так и не бросит тряпьё своё, то дам по башке и на коне увезу. — И не говоря больше ни слова, скрылся обратно в калитке.
Не успели они отъехать и пары сотен метров от стен замка, и едва только ступив под полог леса, как до них начал долетать какой-то невнятный шум, всё нарастающий и нарастающий, несмотря на то, что они всё дальше и дальше удалялись от замка.
— Всё, — тихо выдохнул сотник, прислушиваясь к доносящимся до них всё более и более громким крикам. — С ними покончено.
— С кем? — растеряно повернувшись в его сторону, недоумённо спросил Канарейка, старательно его поддерживая.
— С гвардейцами нашими, — тихо, одними губами, хрипло выдохнул сотник. — Говорил я вам, что поторопиться надо, а им бы только пограбить напоследок. Добра княжеского захотелось, — осуждающе покачал он головой. — Вот сейчас, тем, кто жив останется, князь и покажет, как с добром его лучше всего распорядиться. Всех кто живой останется, на кол посадит.
— И нас не забудет, — резко зашипел он на остановившихся в растерянности гвардейцев. — А ну живо, живо. Тем уже не поможешь, — тяжело кивнул он в сторону оставленного за спиной воя, уже явственно доносившегося до них. — Сразу бежать надо было, пока князь не знал, а не носиться весело по его замку, пытаясь утащить то, что тебе не принадлежит. Теперь наша жизнь и свобода только в наших лошадях. Если успеем до корабля добраться раньше княжеской своры, то живы останемся, а нет, то жить нам лишь до этого утра. Теперь то уж князь никого не упустит.
И, не отвлекаясь больше ни на какие разговоры, вся группа сорвалась в бешеный галоп, не пытаясь уже даже скрываться. Да и бессмысленно это уже было, в разгорающихся лучах подымающегося солнца.
Только беспорядками и хаосом, воцарившимся в замке, и можно было объяснить, что никто из прибывших сотен конной гвардии не бросился сразу же за ними в погоню, хоть, со стен замка их и заметили. Но бойня, которую прибывшие гвардейцы развернули в его стенах, задержала ненадолго стоящие возле главных ворот конные сотни, а потом стало уже не до того.
Зажатые во дворе замка, гвардейцы со своими семьями, как только поняли, что главные ворота плотно перекрыты, неведомо когда прибывшими конными и деваться им уже некуда, а остаётся только или умереть, или сдаться на милость князя, решили дорого продать свою жизнь. Бежать было поздно, но рук, никто из них, сдаваясь, не поднял. И во дворе замка развернулась бойня.
Все прекрасно знали, о какой милости князя может идти речь, и поэтому с отчаянием обречённых бросились на прорыв. Все. И мятежные гвардейцы, и их жёны, прекрасно понимающие, чего им следует ждать от милости князя, и их дети, надеющиеся теперь только на лёгкую смерть в бою. Даже малые детишки, только и могущие, что поднять какую-нибудь палку, бросились в бушующую во дворе свалку.
И может быть они бы прорвались, если бы не было уже слишком поздно. Слишком много гвардейцев уже подошло к замку, и слишком плотным кольцом охватили они мятежников.
Никто не ушёл. Только маленькая группка каких-то отчаянных гвардейцев, бешеным рывком, рванувшая в сторону от главных ворот, сумела прорваться к открытой кем-то задней калитке. Потеряв при прорыве, чуть ли не половину людей, она прорвала тощее ещё оцепление вокруг замка, буквально разметав его в стороны и вырубив подчистую, и насмерть загоняя лошадей, бешеным галопом бросилась в сторону столицы.
Не сразу оценив возможность прорыва, а точнее, будучи абсолютно уверенными, что деваться им там некуда, только что подошедшая конная сотня не стала особо рьяно преследовать прорвавшихся. Да и уставшие после длительного перехода кони гвардии мгновенно отстали от застоявшихся в княжеских конюшнях рысаков.
Проскакав, буквально пару вёрст, следом за беглецами и окончательно загнав лошадей, они вынуждены были вернуться, чтобы плотнее перекрыть замок не допуская больше подобного прорыва.
