Питер Фехервари - Ксеноугроза: Омнибус
День освобождения открыла череда синхронизированных взрывов, которые обрушили девять бастионов Железнобоких и с хирургической точностью уничтожили тысячи Крулевских Гусар. Одновременно с этим вспыхнули восстания на ключевых фабриках улья, причем мятежники использовали странное вооружение, превосходящее архаичные лазганы представителей власти. По мере распространения бунта число его участников росло по экспоненте, и вскоре к нему присоединились десятки тысяч человек, которым нечего было терять. После зверской расправы на Хёсок-плазе немногие жители Облазти питали иллюзии насчет имперского милосердия. Надеяться им оставалось только на Единение.
Но надежды не было.
Архитекторы восстания совершили одну фатальную ошибку, забыв принять в расчет хрупкость самого улья. Ударная волна от одновременных детонаций, которые сокрушили бастионы Гусар, подобно землетрясению обрушилась на фундамент Высходда и расколола десятки якорных шипов; уцелевшие же оказались под недопустимой нагрузкой. С каждым уходящим часом разрушалось всё больше опор, и город взбрыкивал и кренился, будто корабль в бурю, теряя целые жилые блоки. Каким бы ни оказался исход мятежа, улей уже получил смертельную рану.
На крыше мира убежище чужеземцев тряслось в унисон с предсмертными судорогами Высходда, но ни одного из них это словно бы не волновало.
— Ты не предвидел эту нестабильность, Ихо’нен, — заметил путник.
— Неважно, — бросил его спутник, отключая питание станции. Это действие было таким же неважным, но многовековой опыт не позволял великану пускать что-то на самотек. — Отклонение в пределах допустимых параметров.
— Если только купол под нами не рухнет, — с ноткой сухого юмора произнес чужак. — В любом случае, мне это нравится.
— Разрушения?
— То, что ты способен ошибаться, — серьезно ответил ксенос.
— Тогда в дальнейшем я постараюсь разочаровать тебя, — Ихо’нен распахнул люк и оглядел сотрясающийся купол. — Разумно будет поторопиться.
Улей утопал в бурном круговороте дыма и огня, резкие очертания фабрик и жилмассивов превратились в смазанные наброски за пеленою смога. Здесь и там среди темных блоков распускались воспаленно-красные и оранжевые цветы, отмечая неудержимое распространение огня. Улицы захлестнули волны горожан — безразличное пламя соединило толпу, заставив тех, кто лишился крова, перемешаться с уничтожителями Высходда. Стеная и рыча, людской поток полз через горящий улей, будто пойманный червь, и жители то дрались между собой, то бежали дальше.
Высоко над хаосом, сидя на балке подобно птице, несущей дурное предзнаменование, наблюдал за их ужасом и радовался ему Уджурах, прозванный в своем народе Горькой Кровью. Он не беспокоился о том, что насест опасно раскачивается, ведь его кровь кипела при виде катастрофы. Охотник не чувствовал себя таким живым с тех пор, как Пустой впервые привез его на этот жалкий мир льда и железа много кровавых сезонов назад.
Внимание Горькой Крови привлекло какое-то шевеление на крыше внизу. Любопытствуя, он изогнул гибкую шею, но не сумел отыскать источник движения. Глухо, гортанно щелкнув с досады, Уджурах скользнул под балку, зацепился за неё когтями на ногах и повис головой вниз, пытаясь разглядеть цель в снежном смоге. Тут он и заметил их — дюжину зверей-жертв, что крались по плоской крыше, стремясь к быстроте и незаметности, но лишь насмехаясь над тем и другим. Половина созданий тащила неудобные ящики, пока остальные суетились вокруг, охраняя их с оружием в руках. Ещё одно существо, выше остальных, подгоняло стадо взмахами сабли. Уджурах изумленно зашипел, распознав в нем одного из городских высокорожденных, что никак не попадались Горькой Крови.
В отличие от бледных и приземистых простолюдинов, на которых его заставляли охотиться, у этого создания была золотистая кожа и высокомерная осанка, указывающая на привычку командовать. Обычно высокорожденные скрывались в укрепленных дворцах, ограждая себя от убожества снаружи, но огонь наконец-то выгнал их в город. Видимо, этот зверь решил сбежать по крышам, не догадываясь, что по дороге окажется прямо в охотничьих угодьях Уджураха.
«Какие же тайные извивы управляют столь гордым мясом во многих шкурах? — увлеченно подумал хищник. — И какие же переменчивые, богатые дарами формы заперты в гнезде его тела?»
Захлопнув клюв, чтобы скопившаяся в пасти слюна не вылилась наружу, Уджурах поразмыслил: Пустой призвал его, но судьба поставила у него на пути эту тайну, когда он был голоден. То, что охотник насытился лишь несколько часов назад, не имело значения, поскольку его голод появлялся и исчезал, следуя переменчивым контурам узора-из-плоти. «Что же делать?»
А затем беглецы оказались прямо под ним, и время для размышлений закончилось. Горькая Кровь вытащил парные разделочные клинки и бросился вниз, издавая завывающий клёкот блаженства. Звери-жертвы подняли головы, их плоские тупые лица сделались ещё тупее от замешательства, и удивление перетекло в ужас, когда они заметили смертоносную симметрию в руках охотника. Двое охранников подняли винтовки, но для пылающих глаз Уджураха их движения выглядели заторможенными. Он изогнулся в полете и заухал, танцуя под ленивым дождем первых лазразрядов, зная, что первые окажутся и последними.
Когда земля метнулась навстречу, Горькая Кровь развернулся на пол-оборота и вытянул когти, целясь в одного из стражей. Удар, пробивший жертву насквозь, разрубил человека и забрызгал его товарищей кровью. Могучие ноги Уджураха согнулись, поглощая энергию удара, и вновь подбросили его в воздух, запуская над головами паникующего стада. Пока звери поворачивались с жалкой медлительностью, охотник нырнул между ними с клинком в каждой руке — рубящий, режущий хищник среди вялого скота. Жертвы размахивали руками, и кричали, и умирали, пока не остался только высокорожденный.
— Пожалуйста… — прохныкало создание, отбросив саблю и упав на колени. — Это всё твое! — он показал на распахнувшиеся при падении ящики, из которых на крышу высыпались мерцающие побрякушки. Когда-то подобные безделицы могли соблазнить Уджураха, но теперь он был Горькой Кровью и не жаждал обычного богатства. Охотник оставил высокородного напоследок, чтобы испытать его мужество, но увидел всего лишь всхлипывающего птенца. — У меня есть ещё!
Разочарованный Уджурах обезглавил зверя взмахом двух клинков, будто ножницами, и погрузил клюв в пенящийся обрубок шеи. Хотя боевой дух жертвы был слабым, его плоть оказалась восхитительно свободной от рыбы и огненных масел, которые оскверняли обычный скот. Гортанно каркнув, Горькая Кровь начал кормиться.
Ветер был постоянным спутником бойцов снаружи купола, но сержант Тьерри Хизоба всё равно слышал предсмертные крики улья. Опять же, возможно, что это ветер приносил крики из такой дали. Он определенно был довольно зловещим.
«Облазть. Даже название горчит, — подумал Тьерри. — Этот мир не для ивуджийцев».
Выкинув щелчком палочку лхо, сержант продолжил патрулирование, держась ближе к стенам конечной станции магнитоплана, где было чуточку теплее. Как и любое здание на Облазти, вокзал представлял собой монолитный блок осыпающегося скалобетона, но внутри, за заброшенным фасадом, его поддерживала в идеальном состоянии армия техножрецов и сервиторов. Там находилось средство передвижения, которое в действительности и охраняли Акулы — этот «Цепной Поезд» был достаточно вместительным, чтобы унести прочь из города всех аристократишек, если бы в Высходде стало слишком жарко.
Хизоба как-то раз прошелся вдоль всего колоссального состава и насчитал больше двух тысяч шагов, пока восхищался его шкурой из кованого железа и окольцованными медью бойницами. Всего там имелось девятнадцать вагонов, которые висели заметно выше уровня головы на расходящемся защитном фартуке, что прикрывал магнитную подвеску. Колеса были недостаточно хороши для такого чудища! Оно неслось бы надо льдом на волне обжигающей энергии, а горгульи, оседлавшие его зубчатые стены, смотрели бы в это время с презрением на землю под ними. Хизоба почти чувствовал налет злобы, покрывавший поезд. Это была старая машина, свидетельница множества грехов, как сладких, так и горьких. Их беспокойный осадок струился по её шестеренкам, словно призрачная кровь.
«Это гордый и жестокий зверь, — с дрожью ощутил сержант. — Опасный».
Как же бесилась «голубая кровь», когда инквизитор Эшер реквизировал этот секретный поезд под свою штаб-квартиру, но с тремя сотнями Акул они спорить не стали!
«Вот только теперь нас осталось меньше половины… — Тьерри бросил недобрый взгляд на складской навес, под которым лежали тела его товарищей, словно брикеты мороженого мяса. — Мы знали, что нечто приближается, но Дедушка Смерть всё равно поймал нас, как неокровавленных дурачков!»
