Александр Бушков - Печать скорби
– Блин-компот, – по-русски простонал Сварог.
Простонал, когда разлепил веки и увидел круг неба над головой, не сказать чтобы очень большой, зато какой-то чересчур уж правильный – в геометрическом смысле. По голубому, высокому небу проплывало какое-то чахлое облачко. А потом небосвод закрыл собою чей-то мутный расплывчатый силуэт. Сварог сосредоточился, сфокусировал взгляд и… узнал нависшего над ним человека. Вот тут-то и вырвался стон. Значит, все, что было, не пригрезилось. Ж-жаль…
Последнее, что он помнил – как шли по лесу уже впотьмах. Ни зги было не видно, а они все шли и шли. Сварог двигался на автомате, вперив взгляд в спину идущего впереди аборигена. Не было ни мыслей, ни желаний, ничего. И в какой-то момент, видимо, под воздействием туземного зелья, он окончательно отключился. Один в один как бывает с теми, кто злоупотребляет алкогольными возлияниями. Выпивает человек еще одну «соточку», и вдруг все куда-то пропадает. А обнаруживает он себя уже утром с начисто потерянными воспоминаниями о вчерашнем вечере. И нередко – в чужой постели.
– Где я? – едва слышно выговорил Сварог. Слова добывались из горла, как вода из колодца посреди пустыни: с преогромнейшим трудом.
– Ягуа внизу. Сидеть, – Пятница-Н’генга приветливо ему улыбнулся. И, видимо, чтобы не надоедать белому человеку, куда-то исчез из поля зрения.
– Какой еще ягуа… – Сварог заставил себя подняться.
Е-мое! Повело и закачало. В башке форменный ералаш, а во рту малоприятный кислый привкус. И в мыслях творилось черт-те что. Вдруг на полном серьезе подумалось: а что если он стал жертвой эксперимента над человеческим мозгом и все происходившее с ним, вся та жуть, которую он пережил, – это не более чем спровоцированная злой научной волей иллюзия, и сейчас за ним сквозь стекло или в микроскоп наблюдает очередной доктор Моро, ухмыляется и делает пометочки в журнале наблюдений за подопытными крысами о двух ногах, одну из которых зовут Сварог. И тогда в полный рост встает вопрос: с какого момента его погрузили в эксперимент? Где заканчивается реальность и начинается иллюзия? Была ли Африка, была ли Димерея, Корона, Талар или… или вообще вся его жизнь – фантом?
Но качка постепенно затихала, окружающее переставало мотаться туда-сюда – так останавливаются качели, которые уже не толкает ничья рука.
Сварог огляделся и… ничего радостного не обнаружил. Он находился на дне самого натурального сухого колодца, глубиной метров этак двадцать, диаметром метров пять. Камни, пошедшие на кладку колодца, имели архидревний вид, словно были уложены в эпоху немыслимо далеких и безвозвратно исчезнувших цивилизаций, на месте которых ныне живут их окончательно выродившиеся потомки. В колодце пахло плесенью и прелой травой. На полу валялись пальмовые листья, помимо них из обстановки наличествовала еще деревянная бадья с крышкой, не иначе, служившая парашей.
Прислонившись к стене спиной, на куче листьев сидел Н’генга, живой, здоровый и, судя по всему, в отличие от Сварога уже вполне очухавшийся. Правда, Пятница выглядел не шибко презентабельно – круги под глазами, впалые щеки, кожа вся в царапинах. («Можно подумать, я выгляжу огурцом! Тоже, наверное, видок еще тот…»)
Что это еще может быть, твою вперегреб, как не узилище! Она же тюряга. А еще точнее называть эту яму на таежный манер: зиндан. Да и вокруг по сути дела тайга. Что с того, что не елки-сосенки растут, а деревья облика насквозь тропического и субтропического. Тайга – это ведь в первую очередь глухомань и безбрежность, это то место, из которого хрен выберешься…
Увидев, что Сварог начинает оживать, Н’генга поднялся и протянул ему деревянную плошку с водой, до того стоявшую у стены:
– Выпей, Ягуа. Потом будет лучше.
– Однажды меня уже напоили, – буркнул Сварог.
Папуас сказал:
– Это вода. Простая вода. Н’генга пил. Верь Н’генга, – и продолжал настойчиво совать плошку.
– Ладно. Попробую поверить Н’генга… – Сварог поднес плошку к губам.
И ведь действительно полегчало. Вода смыла мерзкий кислый привкус. Вода остудила пищевод. Вода – и это самое главное – охладила перегретые мозги.
Эх, еще б искупнуться в холодной речке, совсем бы стало хорошо! А потом сотворить бы чашечку кофе и бутерброд с ветчиной… Сварог ожил настолько, что даже потянуло курить. И вот вопрос: а стоит ли афишировать перед товарищем Пятницей свои необычайные способности? Кто их знает, этих туземцев, что у них в умах и от чего их может перемкнуть. Бухнется вдруг в ноги, покрывая их поцелуями, или начнет скакать вокруг, что-то выкрикивая. Ну это еще ладно. А ну как набросится, чтоб рвать на куски, приняв за злой дух?..
Вот когда закончится дарованная тюремщиками вода и возьмет за горло жажда или когда дойдет до желудочных спазмов – вот тогда уж станет наплевать на все и можно будет колдонуть. А сейчас… Сейчас, думается, не стоит испытывать судьбу. И с курением потерпим. Потом как-нибудь, когда Пятница отвернется или уснет, украдкой сотворим сигаретку.
Сварог поднялся с листьев на полу, подошел к стене, провел ладонью по кладке. Камни были холодными и сухими. И совсем даже не гладкими – их покрывали трещины и щербины. А стало быть, босые ноги легко отыщут опору, если… предстоит взбираться. К тому же еще имеются щели между камнями…
– Что за Ягуа, которого ты без конца поминаешь? – благодаря воде животворящей похорошело настолько, что Сварог нашел в себе силы затеять разговор.
– Ягуа – это ты, – сказал Н’генга и для пущей ясности показал в сторону Сварога пальцем.
– Я? – удивился Сварог.
– Эти, – чернокожий сокамерник показал наверх, – не любить наше племя. Они… – он опустился на колени и приложил щеку к полу, – от духов земли. Мое племя, – он встал на ноги и воздел руки, – от духов неба. Когда-то духи неба спуститься с неба. Они жить с женщинами людей. Женщины родить мое племя.
Н’генга горделиво выпятил грудь и ударил по ней кулаком.
– Мое племя – дети духи неба! Большой дух неба звать Ягмба. Его третий сын звать Ягуа. Ты – Ягуа. Он ходить к людям, помогать.
«Он мне только что поведал, что его племя произошло от неких сошедших с небес духов. А говорит он сам на исковерканном, примитивном, выродившемся таларском языке. И что сие означает? Уж не то ли, что меня занесло… страшно сказать… в будущее Талара? И сейчас передо мной не кто иной, как потомок ларов?»
– Я – дух неба? – решил уточнить Сварог. – По имени Ягуа?
Пятница кивнул.
– Ты – дух неба. И я тебе служить.
– Служить? – переспросил Сварог.
– Человек всегда служить дух неба.
Во дела! Имущества никакого, положение аховое. Но зато, как и положено монаршьей особе, обзавелся персональным слугой. Дела-а…
Ладно, это все думы праздные. Остается еще немало моментов, требующих обязательного прояснения. Например, такой:
– Почему Н’генга решил, что я дух неба?
Пятница задумался, сведя брови к переносице.
– Н’генга понимать меня? Н’генга понимать Ягуа? – спросил Сварог.
После чего король и барон, а по совместительству, как выясняется, еще и дух неба подумал: «Если подобное общение затянется, я либо свихнусь, либо потом уже никогда не смогу нормально разговаривать с людьми. Скажем, меня спросят: “Сколько времени?” Отвечу: “Сварог думать – поздно уже”».
Неизвестно, понял ли Н’генга вопрос Сварога. Н’генга не успел ответить.
Они слаженно задрали головы кверху – оттуда донесся шум. А потом вниз что-то полетело, раскручиваясь, шлепнуло о стену и закачалось над головами. Пленники невольно вскочили со своих мест.
– Блин-компот, да это лестница! – разглядел Сварог.
Действительно, это была лестница, даже с перекладинами, сплетенная из лиан. Вслед за ней в колодец бросили какой-то маленький предмет, сперва показавшийся камнем. Но когда предмет долетел до дна колодца, стукнулся о пол и подкатился прямо под ноги Н’генга, Сварог с удивлением признал в нем уже знакомый ему костяной ножик черного цвета, с ручкой в форме муравья.
– Твой, – Пятница нагнулся, поднял нож и протянул его Сварогу.
– Нет, – помотал головой Сварог. – Чужой.
– Твой, – уверенно сказал Н’генга, прямо-таки всовывая нож в ладони Сварога. – Тебе его показывать в лес. Так тебя звать туда.
И он показал пальцем наверх.
– А Н’генга не звать? – спросил Сварог, нож все-таки взяв.
– Нет. Твой – тебя звать. Меня звать – другой кидать.
– Ладно, не буду спорить. Тебе, наверняка, виднее, – пробормотал Сварог.
Он подбросил ножик на ладони. Интересно, а если пойти в отказку, что будет? Полезут вниз, свяжут и поднимут насильно?
Сварог не стал держать мысли при себе, высказал их вслух:
– А если не подниматься вовсе?
И вот удивительно – Пятница понял своего Робинзона.
– Они бросать сюда труп обезьяны, – сказал Н’генга. – Сидеть, сидеть, нюхать, нюхать, потом сам просить наверх.
