Ольга Елисеева - Сын Солнца

Дея с остервенением трясла покрывалом до тех пор, пока голубой дождь не иссяк. Но к этому времени насмерть перепуганные тунгу уже припустились наутек, стуча по полу когтями.

— Теперь пошли! — Женщина отшвырнула одеяло и принялась немилосердно нахлестывать оленей. Те наконец рванулись с места, да так резко, что Серебряный Лист опрокинулся в сани.

Ребенок утих. Его родители с облегчением переводили дыхание.

— Кто это? Горные обезьяны? — Принц не находил определения для увиденных тварей.

— Стражи. — Дея, кажется, сама была не рада, что затащила спутника в туннель. — Боги пропускали им через череп искры, ну вроде тех, что бывают от трения шерсти. Потому они их и боятся. Теперь тунгу одичали и бросаются на людей…

Остальные упряжки встретили их у наветренного склона. Чувствуя близкую опасность, тревожно ржали лошади.

— Наконец вы вернулись, — недовольно бросил Хёгни. — Дом богов — плохое место.

Серебряному Листу нечего было добавить к этим словам.

Глиняные кружки сдвинулись, заливая густой ячменной пеной выскобленные добела доски стола. Серебряный Лист увидел, как в сизых клубах дыма к нему движется Дея с кованой серебряной чашей в руках. Он знал, что это приглашение на танец, но слишком отяжелел от съеденного и выпитого, чтоб сейчас пуститься в пляс.

Слушай, дисса ожерелий,Мой усталый конь едва лиПрокатить тебя решится, —

хриплым от вина голосом продекламировал принц.

Над столами послышались смешки и хлопки в ладоши. Дея ничуть не смутилась, повела плечом и в тон ему отчеканила:

Тот не воин,Кто не можетОторвать свой зад от лавки.

Хохот стал дружнее. Йоль шел пятые сутки, и гости веселились, отбросив всякие представления о приличиях. Только четырежды в год — во время зимнего и летнего солнцестояния, а также весеннего и осеннего равноденствия — гиперборейцы позволяли себе как следует расслабиться. Выпить, поплясать, сойтись с приглянувшимися женщинами без всяких обязательств.

Йоль — макушка зимы. Он начинался в тот самый день, когда последний луч солнца гас за горизонтом и на несколько месяцев наступала полярная ночь. Жаль, что люди не впадают в спячку, как медведи! Им было бы легче пережить пустоту и отчаяние наступавшей тьмы. Летом, когда солнце не заходило сутками, их это не беспокоило. Теперь же, когда до самого солнцеворота ждать было нечего, когда во мраке вскрывались могилы предков и на землю выходили духи, человеческое сердце сжималось от страха.

Мысль о том, что завтра солнце не взойдет, а может быть, не взойдет никогда, могла на кого угодно нагнать тоску. Но жители Ареаса были не робкого десятка, и, чтобы скрасить для себя первые дни полярной ночи, они на неделю погружались в Йоль, как пловец ныряет в искрящуюся от праздничных огней темную воду. На холмах вокруг Асгарда зажигали сотни костров. Подальше от дома хозяева ставили плошку со смесью тюленьего жира, опилок и серы, бросали в нее просмоленную веревку и запаливали конец. Под радостный визг ребятишек она чадила, искрила и рассыпалась огоньками. Над косяком двери вешали гирлянды из остролиста и сосновых веток. Но главное — в каждом дворе громоздили елку — дерево Йоля. Ее по окончании праздника тоже предстояло сжечь.

В просторном деревянном зале дворца уже несколько суток пили и плясали гости конунга. Их оружие было повешено на стены и резные столбы — в знак того, что все они пришли с миром. Многие не выдерживали многодневной пьянки и падали под стол. Женщины, разносившие еду, чинно переступали через тела поверженных героев и, посмеиваясь, переглядывались друг с другом: мол, эти уже не бойцы.

У очага Звайнальд Тихие Струны уже который час загадывал детям загадки.

— Что такое Ткач Ветра?

— Небо, — хором вопили малыши.

— А Грива Поля?

— Лес!

Умевшие правильно ответить на такую бессмыслицу считались в Ареас очень образованными людьми.

— Ножен Железо?

— Меч!

— Ветви Ладони?

— Пальцы!

Серебряный Лист отвернулся в другую сторону. Там гости громко спорили о достоинствах чьей-то суженой.

— Хвали жену на костре! — хорохорился один. — Девку надо брать тощую и чумазую. Чтоб никто на нее не позарился.

— То-то ты женился на племяннице конунга! — подняли его на смех соседи.

Здешние нехитрые развлечения забавляли принца. Впервые за долгое время он позволил себе погрузиться в глубокое безмятежное пьянство. Ему нравилось смотреть, как дерутся мешками с опилками двое хмельных ярлов. Нравилось, осушив рог меду, выскочить из зала на занесенный снегом двор и швыряться снежками с детворой, трясти для них Йольское дерево, сшибая морозные яблоки и завернутые в цветные лоскутки леденцы из жженого сахара.

Нравилось, что Дея с полным кубком вина подошла к нему и бесстыдно потребовала своего: того, что в Йоль хотят и получают все женщины. А окружающие хлопали и добродушно подбадривали их — чего там, дело молодое!

— Спляшем? — Принцесса не приняла бы отказа.

Серебряный Лист крякнул в рукав, поднялся и подал девушке руку. В это время скальд Звайнальд, не сводивший с них взгляда, взял в руки арфу и как бы невзначай продекламировал:

С юга летелиНад лесом дремучимДевы-валькирии.Битвы искали.В струи озерныеСбросили перья,Лебяжьи телаОхладили водою…

Это была старинная свадебная песня. Почти никто не услышал ее. Но вёльв в очередной раз подтолкнул судьбу Деи — не мешкай.

— Братец, прокати меня! — Атли, уже изрядно хлебнувший меду, покачиваясь, встал из-за стола и протянул к Серебряному Листу руки. — Я тоже хочу в хоровод.

Принц поймал его и легко, как пушинку, вскинул себе на плечо.

— Держись крепко, слепой кротенок!

Втроем они вышли во двор. Вокруг большой ели давно сплетали кольца танцующие. С Атли на плече и с Деей в обнимку Серебряный Лист пустился в пляс. Бег вокруг елки и выкрикивание коротких йольских речитативов раззадорило их.

Зайчик серый шубку снял,Под кустом ее менял.Белым снегом умывался,В гости ехать собирался!

Не смущала даже детская глупость песенок. Вокруг них взрослые, солидные с виду люди вперемешку с ребятней горланили и ржали как лошади. На десятом кругу сердце выскочило у Серебряного Листа из груди.

— Извини, малыш, — сказал он, спуская Атли с плеч, — теперь наше время.

Дея дернула его за руку:

— Пойдем? Там кер. — Она махнула рукой в сторону от елки. — Сараи с сеном.

Он ее прекрасно понял. Как раз то что нужно. Давно присматривался к этой девчонке. Чужая? Своя? Где он ее видел? Чей у нее ребенок? А не все ли равно?! Она ему подходила. Веселая, шальная, раскрасневшаяся от мороза. Принц захотел ее, как подарка с Йольского дерева.

Дея кивком головы пригласила его в санки. Со двора к частоколу вел снежный склон, по которому с гиканьем и свистом катались гости. Подтолкнув деревянную лодочку на полозьях, Серебряный Лист вскочил позади принцессы. Их несколько раз тряхнуло на ухабах, но они благополучно достигли двери кера.

Мороз крепчал, но принц прихватил с собой медвежью накидку из саней. Да и шубка Деи могла подарить довольно тепла. Но еще больше жара обещала сама молодая женщина. Она скользнула в приоткрытую дверь на сеновал. Серебряный Лист полез наверх по скрипучей приставной лестнице. Холодная трава еще хранила запах лета. Слабый аромат медуницы и иван-чая витал под уходящей в темноту двускатной крышей.

Голое плечо Деи мгновенно порозовело от холода.

— Не вздумай раздеваться целиком. — Больше она ничего не сказала, только потянула его за руку.

Принц почувствовал укол сухого остролиста в колено и, наклонившись, заметил, как на голой коже выступают две ярко-красные капельки крови.

В эту же ночь измученный дорогой принц Ахо верхом добрался до усадьбы своего сторонника Хрюма Свиной Бок на южном побережье Скульда.

Даже в снежной Гиперборее есть места, где теплое течение, поднимаясь со дна Молочного моря, размывает полыньи и заметно теснит панцирь льда от берега. В последнее время их становилось все больше и больше, а пузыри разогретого придонными газами воздуха всплывали к поверхности с пугающей быстротой. От них исходил сильный запах серы, но жители готовы были терпеть его ради тепла, которое приносила «вонючая вода». Кругом лежал снег, зима на много дней пути, а в лощине время остановилось на середине осени. Красные и желтые листья кружились в воздухе, перелетные птицы не покидали насиженных мест.

Белая цапля билась в когтях у ястреба. Ночная охота в праздничный Йоль — нарушение всех запретов.