Александр Казанцев - Фаэты (Журнальный вариант)
Из тысячи человек, погружавшихся в анабиоз, только двое не проснулись. И трое скончались вскоре после пробуждения.
— Только пять человек на тысячу, — говорит Петров-отец.
— Целых пять человек на тысячу! — говорит Петров-сын.
Все зависит, как на это смотреть…
Но почему мне волноваться? Поколения ученых в течение полувека во всех тонкостях изучали аппаратуру древних мариан. Разобрав саркофаг-биованну, в которой я спал, они построили второе «Хранилище Жизни» и для пробы усыпляли и пробуждали в нем животных и людей, самоотверженно шедших на рискованный опыт.
Чем отплатить мне им? Впрочем, они рассматривают свои усилия как выполнение долга перед марианами, в свое время предотвратившими столкновение Земли с Луной.
Пилоты привычно подвели космический корабль к месту стыковки. Мое сердце колотилось в груди, готовое выскочить. Я не думал, что оно может так биться у стариков.
Бритое энергичное, оттененное седоватыми висками, пожалуй, даже чуть суровое лицо Неона Петрова спокойно, а Иван щурится, проводит рукой по белокурым длинным волосам и нервно теребит курчавую, плохо растущую бородку.
По внутреннему переходу в месте стыка корабля мы перебираемся на орбитальную станцию. Научные сотрудники исследовательского центра почтительно встречают своего руководителя и радуются Ивану, общему любимцу.
Неон действует быстро и решительно. Слишком много времени уже было затрачено на подготовку. Он предлагает немедля приступить к пробуждению Эры.
К своему изумлению и радости, я узнаю среди присутствующих, прилетевших раньше нас, своих старых друзей: прежде всего Эльгу Сергеевну, ныне члена-корреспондента Академии наук, все еще бодрящуюся, но сильно располневшую женщину с белоснежными волосами, заложенными тяжелым узлом на затылке. Десять лет назад я присутствовал на ее серебряной свадьбе с академиком Леонидом Песцовым. Галактион Петров, тоже давно уже академик, не мог ей простить разрыва с ним, к которому, по его мнению, не было никаких внешних поводов, и спустя столько лет все же не явился на серебряную свадьбу. Но сюда он прилетел. Очень постаревший, сутулый, с ненужной в условиях невесомости, но привычной палочкой в руках, он стоял в стороне, удерживаемый магнитными подошвами. Он присутствовал здесь как самый почетный гость, как руководитель первого отряда ученых, нашедших в космосе «Хранилище Жизни».
А вот Даля и его жены Татьяны Сергеевны, моих самых близких друзей, не было. Оба они много лет жили вместе в Антарктиде. Он освобождал ото льда материк, а она искала на нем стоянки доисторического человека, и не только искала, но и нашла незадолго до своей кончины. Я обещал прилететь к одинокому теперь Далю, и, возможно, с Эрой, после ее пробуждения…
После пробуждения!
Как предстану я перед нею, седобородый старец, заканчивающий свою жизнь на Земле, куда мы с Эрой так стремились? Ей еще предстоит увидеть дальнейшую жизнь людей, тех, кто распространяет сейчас на весь Земной Шар принципы, которые мы вместе с нею закладывали когда-то в основу общины инков: трудятся все, бесплатный хлеб всем…
Кем я стану для Эры? Древний старик, лишь носящий имя любимого в прошлом юноши? Живое, но «дряхлое», материализовавшееся вдруг воспоминание о прежней жизни?
Впрочем, я не так уж дряхл. В особенности если сравнить меня с Галактионом или хотя бы с тем же неистощимым весельчаком Песцовым, супругом Эльги Сергеевны. По курьезному стечению обстоятельств, если сбросить со счетов время моего многотысячелетнего сна, то я как-никак моложе этих академиков.
Слабое утешение! Вряд ли оно поможет Эре перенести неотвратимый удар.
Но ничего не поделаешь. Можно с помощью холодного сна перескочить через десяток тысячелетий, но невозможно двинуться даже на день назад, не говоря уже о том, чтобы помолодеть хоть на десять лет! Таков закон причинности!
Десять лет! Смешно! Что значат они в моем преклонном возрасте? Восемьдесят, семьдесят — не все ли равно!
Чтобы быть ровней моей Эре, мне надо помолодеть на пятьдесят, вернее на пятьдесят один земной год!..
Цилиндрический коридор, в конце которого помещалось «Хранилище Жизни», чем-то напоминает мне оранжерею фаэтов, хотя он и непрозрачен.
Мы, присутствующие при пробуждении, стоим около единственной прозрачной стенки, примыкающей к «Хранилищу Жизни». Отсюда виден висящий в воздухе «гроб» моей Эры. Впрочем, его надо называть биованной.
Иван ведает автоматикой, той самой, которая не сработала полвека назад. Неон руководит последовательностью операций, отвечая за их биологический и психологический результат. Мы с ним долго обсуждали, как подготовить Эру к встрече со мной.
Неон — человек редкого хладнокровия и чуткости. Меня он понимал с одного взгляда. Мне не приходилось встречать подобных людей или марсиан даже в мое далекое время. В нем словно одновременно жили Нот Кри, Кара Яр и Гиго Гант, друзья моей прошлой жизни.
Он утешал меня:
— Хорошо, что тебе, Инко, не удалось в свое время включить автоматику биованны Эры. Из-за обнаруженных неисправностей Эра никогда не проснулась бы.
Так, или почти так сказали бы мне Кара Яр или Гиго Гант.
— Чудо, что тебе удалось проснуться самому. Теперь все будет в порядке. — Это уже звучал голос Нота Кри.
И так же, как пятьдесят один год назад, я видел заполнившийся мутным туманом прозрачный куб «Хранилища Жизни». Но теперь передо мной был специальный экран, на котором можно было наблюдать без помех все, что происходит в камере.
Крышка гроба поднялась, та самая крышка, которую я так безуспешно пытался поднять силой воли, даже отчаянием.
И лицо Эры дрогнуло. Ресницы шевельнулись. Нежные губы раздвинулись в улыбке.
Это было невероятно! Незадолго до этого ледяная, мертвая, как метеорит, она ожила теперь в улыбке…
Глаза ее открылись, и она стала ими кого-то искать около себя. Потом сделала резкое движение корпусом (ее мышцам, разогретым массажем, была возвращена былая сила). От этого движения тело ее взмыло над «гробом» и повисло в тумане.
Наука Земли победила! Чудо свершилось! Но почему же чудо? Тринадцать тысяч лет? Но ведь одноклеточные организмы, обнаруженные в вечной мерзлоте Земли, оживали спустя двести пятьдесят миллионов лет! Значит, не чудо, а явление природы, которым можно овладеть. И я сам тому первое доказательство. Но теперь не я один буду свидетелем древности.
На экране было видно, как озабоченно озирается Эра, конечно разыскивая меня. Она уже заметила исчезновение из камеры второго саркофага. Он был давно извлечен, чтобы на нем изучить всю технику марианского холодного сна.
Неон Петров подошел ко мне и тихо сказал:
— Ты можешь обратиться к ней, Инко. Она должна узнать твой голос, если… если память ее проснулась вместе с ней.
Неон испугал меня, и я поспешно позвал Эру через микрофон.
— Эра, родная! С бодрым утром новой жизни!
— Инко?! Какое счастье! Ты уже проснулся? Где же ты? Кто нас разбудил? Люди или мариане?
— Люди, подруга моя! Люди, которые достигли того уровня развития, о котором мы с тобой для них мечтали.
— Как хорошо, — вздохнула Эра. — Но где же ты, почему я только слышу твой голос и не вижу тебя?
Я любовался лицом Эры на экране, сменой на нем радости, недоумения, тревоги, потом снова счастливой улыбки.
Профессор Неон Петров решительно открыл дверь в прозрачную камеру и смело вошел в нее. Клубы пара вырываются ему навстречу и окутывают нас, словно морозный воздух Антарктиды, хлынувший в теплое помещение.
— Приветствую тебя, дочь мудрых мариан, просветительница людей! — сказал он на великолепном языке древних мариан, специально овладев им с помощью аппаратов Черного Принца и нашей с Далем консультации. — Приветствую тебя, гостью людей, вступающую в новую жизнь.
— Привет тебе, Человек, знающий наш язык. Но я могла бы сама говорить с тобой на одном из земных языков. Скажем, на языке людей Толлы или инков, наконец, даже на языке шумеров.
— Лучше я буду говорить на твоем языке, самоотверженная Эра. Языки, о которых ты вспоминаешь, почти все забыты на Земле.
— Ты пугаешь меня, Человек. Я только что слышала голос моего Инко, но вижу только тебя. Что с ним? Жив ли? Не запись ли его голоса слышала я?
— Он жив и ждет тебя. Но я должен убедиться в твоем хорошем самочувствии прежде, чем подвергнуть тебя столь тяжелому потрясению.
— Потрясение? Ты правильно сказал на нашем языке? Почему потрясение? Не все удачно было с его пробуждением?
— С его пробуждением было все удачно.
— Значит, с моим? — догадалась Эра.
Неон помог Эре встать на пол камеры и показал, как пользоваться магнитными подошвами.
— Ты человек, пробудивший моего Инко? — спросила Эра, возясь с ботинком и поглядывая снизу вверх на Неона.