Справедливость для всех, т.I "Восемь самураев" - Игорь Игоревич Николаев
В результате максимум, которого удалось добиться, это упомянутое выше укрепление частокола, организация пожарных команд и запаса воды, расстановка немногочисленных лучников на высоких крышах, а также раздача самодельных копий в виде кольев с обожженными концами. Крестьяне даже отказались сжигать постройки за частоколом, дескать. вдруг пронесет? Вдруг бандиты сожгут не все? Или вообще, Божьей милостью, ничего не спалят… Жить до дальше надо! Как доски пилить без лесопилки⁈ При этом у Елены создалось нехорошее впечатление, что на определенном этапе крестьяне стали опасаться защитников чуть ли не больше неведомых злодеев, и спасали добро главным образом от солдат, что встали здесь и сейчас, а не тех, которые идут где-то «там» и еще неизвестно, придут ли.
Прекрасная, благородная, возвышенная идея защиты сирых и убогих превратилась в предприятие не только опасное, но и сомнительное. Елена добросовестно вспоминала классику и не находила там чего-то подобного. После тяжелого и неприятного разговора с бретером лекарка осознала, что поступила слишком уж торопливо и некорректно, «вписав в блудняк» соратников без их согласия. Теперь же… Елена все чаще ловила себя на мысли, что, вероятно, сама идея изначально была ущербной и глупой.
Можно повторить без счета, дескать, таков «крестьянский менталитет», нельзя ожидать от людей высокого средневековья, в лучшем случае Ренессанса, модус операнди жителей ХХ века, выходцев из эпохи национальных государств. Здесь и понятия «нация» пока нет… Все за воротами — уже потустороннее, любой вооруженный человек — естественный враг и угроза. Можно… Но тут как с повторением слова «халва» — слаще во рту и легче в мыслях не становилось. И Елена всерьез начала думать о том, что, быть может, Шапюйи не был трусом, а просто лучше понимал ситуацию. И стоит эту лавочку свернуть… пока не поздно.
— Так себе, — сказал Бьярн, в свою очередь внимательно обозрев место действия. — Очень так себе. Я бы все это прошел, как пальцем в жир.
— Да, — с кислым видом произнесла Гамилла. Было неясно, ее угнетает ситуация или необходимость соглашаться в чем-либо с Бьярном. — Если пойдут на штурм, останавливать придется у самых ворот. А то и за воротами…
Елена хотела привычно сделать вид, что знает, понимает и вообще у нее Хитрый План, однако подумала и решила — хватит уж играть в старого мудрого ронина, уставшего от череды битв.
— Я не знала… — честно призналась она. — Не ожидала. Мне казалось, все должно быть… по-иному.
Было жарко и стыдно. И еще думалось — хорошо, что Артиго не видит, не слышит.
Бьярн шумно вздохнул, поправил здоровенный меч на поясе.
— Бывает, — неожиданно сказал он.
— Что? — глупо спросила Елена с пылающими ушами.
— Бывает, — повторил разбойник-искупитель. — Добрые дела обычно так и вершатся. Через жопу. Это злодействовать легко.
— Се разумный глас знатока и мастера, — буркнула Гамилла. Бьярн, конечно же, услышал и вместо едкого ответа лишь криво хмыкнул.
— Так или иначе, — рассудила арбалетчица. — Сильно больше нам уже не успеть. Потому укрепимся духом и положимся на Господа нашего.
Бьярн молча хлопнул ладонью по сердцу и поднял вверх указательный палец. женщины повторили жест, соглашаясь, что Бог един и сила Его безгранична. Изувеченный рыцарь проворчал «пойду, гляну, как толстопузый блевунчик» и спрыгнул на землю.
Елена и Гамилла помолчали немного. Меж домами поплыл запах варева, но вместо желания зарядиться калориями женщина чувствовала… страх. Вернее сказать — приближение мерзкого, слишком хорошо знакомого чувства, когда в животе вместо кишок извиваются скользкие угри, а у горла стоит желчная горечь.
— Возьмешь арбалет с моста? — Елена не стала уточнять, о каком оружии идет речь, Гамилла и так поняла, что Хель имеет в виду один из трофейных. Второй, к сожалению, затонул вместе с хозяином…
— Самострел, — поправила «госпожа стрел». — Да, возьму.
Ну, хоть что-то хорошее, подумала Елена. Гамилла питала к трофейному арбалету-самострелу все ту же необъяснимую ненависть, которая заставила поломать отличный баллестр. А лупить по забронированным кавалерам из пращи — занятие малополезное.
— Можно как-нибудь застрелить их предводителя насмерть? — спросила Елена, главным образом, чтобы отвлечься от зловещих симптомов грядущей паники. — Было бы проще. Раз — и наповал. А прочие разбегутся в ужасе…
Она умолкла, поняв, что несет чушь.
Арбалетчица помолчала, синяя татуировка на челюсти двинулась, будто зажив собственной жизнью. Елена вздохнула, готовясь к сокрушительному падению авторитета в глазах по крайней мере отдельно взятой спутницы.
— Ты ведь не знаешь, как действует волшебство стрелометания? — неожиданно спросила Гамилла.
— Нет, не знаю, — ответила Елена и тут же ахнула, не сдержавшись. Лекарке по умолчанию казалось, что магия такого рода — «личная», происходящая от носителя. Елене и в голову не приходило, что колдунство может быть еще и привязано к инструменту. Теперь, после наводящего вопроса, внезапно все встало на свои места.
— Вот именно, — вздохнула Гамилла, понурившись. Было видно, что тема ей неприятна и навевает тяжелую грусть, однако женщина через «не хочу» цедила сквозь зубы тяжкие слова.
— Мой зачарованный арбалет… забрали.
Елена сжала губы, стараясь «удержать лицо», не выразить всю гамму чувств, что рвались наружу. Она-то помнила обстоятельства, при которых арбалетчица по ее же рассказу лишилась оружия. Неудивительно, что Гамилла с такой болью вспоминает потерю. Однако… зуд любопытства и вполне искреннее желание помочь все же толкнули Елену к новым расспросам.
— А если купить или сделать новый арбалет и…Зачаровать его?
Гамилла вновь покосилась на собеседницу, поджав губы и неестественно выпрямившись. Казалось, она сейчас жестко прервет беседу, однако госпожа стрел все же ответила:
— Это возможно. Надо или обратиться к семье… или собрать несколько наших. И провести над оружием ритуал. Тогда сработает… может быть. Иногда не получается.
На языке у Елены вертелся следующий вполне естественный вопрос «так почему бы не сделать?», однако женщина вновь решила помолчать, и опять молчание оказалось к добру. Гамилла ответила сама, хоть и с прежним нежеланием:
— И конечно
