Дэн Абнетт - Сожжение Просперо
Советник впервые посмотрел на Хавсера. Увенчанный гребнем красно-золотой шлем казался угрожающим. Линзы лучились зеленым светом, который, впрочем, потускнел, как только Амон снял шлем. Советник был солдатом-ветераном с коротко подстриженными волосами и кожей, походившей на старую бумагу.
— Совет на Никее намерен решить проблему использования адептов Библиариума в легионах, — сказал он. Его голос, более не искажаемый воксом шлема, был глубоким и резонирующим. – По нашему мнению, то, что зовется магией, является жизненно важным средством для выживания Империума. Противники клеймят нас как еретиков и отвергают накопленные нами знания. Если решение Императора окажется не в нашу пользу, это приведет к расколу братства примархов.
— Особенно, если вы не покоритесь решению Императора, — продолжил Хавсер.
— У Него не будет иного выбора, кроме как покарать нас, — согласился советник из Тысячи Сынов.
— И карой станет Шестой легион.
— Кара – единственная причина, по которой Он позволяет существовать дикому и чудовищному Шестому легиону. Единственная причина, которая оправдывает их создание – последнее средство устрашения.
— И я – средство раннего оповещения. С помощью меня вы сможете увидеть их появление.
— Да, Каспер Хавсер. Именно так.
— Он примет решение не в вашу пользу, — сказал Хавсер. – Не важно, как вы его преподносите, но ваше искусство – малефик, и оно, как я понял, привело человечество к Древней Ночи.
Советник вновь взглянул на действо внизу. Хавсер пристально всмотрелся в его профиль. Ему вдруг стало интересно, как полагается выглядеть чернокнижнику. Ему стало интересно, был ли у колдовства запах.
Хавсер попытался вспомнить, не это ли лицо он видел в отражении окна тем утром на орбитальной платформе. Не ему ли принадлежало то лицо? Знал ли его скальд?
— Давай я расскажу тебе о Древней Ночи, — начал советник, — ведь большую часть жизни ты пытался отыскать ее следы. В мифах говорится, что это была катастрофа вселенских масштабов. Космологический апокалипсис. И, да, что причиной этому стало злоупотребление некими таинственными трансформаторными возможностями. Но я акцентирую внимание на термине «злоупотребление». Я говорю о целых культурах и обществах, которые неверным образом использовали эзотерические знания, в основном из-за непонимания того, что они делают. Но знаешь, что больше всего пугает в Древней Ночи, Каспер?
— Нет, — ответил скальд.
— Я скажу тебе. Само понятие неверное. Древней Ночи не было. Оглянись на прошлое, и ты увидишь, что человечество переживало сотни катастроф. Во внешнюю тьму канули целые эпохи, но человек все равно поднимался лишь затем, чтобы его смело вновь. Цивилизации возникали и исчезали гораздо чаще, чем ты ты можешь себе представить. Атлантида и Агарти. От некоторых древнейших царств не остались совершенно никаких следов. Это естественный процесс.
— Естественный? Это же результат игр людей с разрушительными силами!
— Нет, — терпеливо сказал советник, словно он был наставником, который занимается с отстающим учеником. – Представь себе лес, который иногда страдает от пожаров. Огонь уничтожает все, но он – часть цикла, ибо освобождает место для новых растений. Человечество вновь вырастает на пепелище последнего пожара, Каспер. Из этого мы поняли, что знание – это связующее звено. Знание – единственная сила. Без него мы сгорим вновь, поэтому главнейшая задача Пятнадцатого легиона – сбор знаний. Ты ведь занимаешься тем же, Каспер. Вот почему ты оказался столь подходящим кандидатом для вербовки. Вот почему твой разум даже не пытался сопротивляться, когда мы сплели воедино твои и наши стремления. Знание – жизнь и сила, а также защита от тьмы. Забывчивость – вот истинное зло, которым пытается сломить нас мрак.
Он коснулся пальцами лба.
— Важнее всего хранить знание здесь. Посвятить себя ему. Держать его не в книгах, планшетах или хранилищах данных, но в памяти. Скажи мне, разве сами Волки, какое бы они отвращение не испытывали к малефику, не следуют древней традиции устного повествования? Разве устный пересказ – это не то, что они уважают, скальд?
— Да, — нехотя признал Хавсер.
— Есть древний миф, — продолжил советник. Он остановился и взглянул на застывший круговорот никейского неба. – История о Тоте, боге Фаронской Эры. Он изобрел письмо и решил показать его правителю Эгипта. Но тот ужаснулся, ибо считал, что из-за письма люди станут все забывать.
Советник обернулся и вновь посмотрел на Хавсера.
— Мы пришли к тебе не с писаным словом или инструкциями. Мы не пытались повлиять на тебя через то, что можно было бы стереть или изменить. Мы говорили с тобой во снах и в особых случаях записывали воспоминания прямиком тебе в память.
— Другими словами, вы не оставили мне выбора, — ответил Хавсер. – Вы изменили мою жизнь и мой вюрд, и в данном случае я не имел права голоса.
— Каспер…
— Ты говоришь, забывчивость – настоящее зло? Тогда почему вы используете ее? Почему одни вещи я помню необычайно ясно, а другие остаются сокрытыми от меня? Если забывчивость худшее из зол, тогда почему вы применили ее на мне? Почему моя память избирательна? Чего я не должен помнить?
Взгляд Амона посуровел.
— Что ты хочешь сказать? – спросил он.
— Он хочет сказать, чтобы ты отошел, — сказал Медведь.
Одиннадцатая глава: Кровь и имена
— Отойди, — повторил Медведь с большим нажимом.
Амон из Тысячи Сынов повернулся и взглянул на Космического Волка, стоявшего за Хавсером. Его лицо вновь озарилось улыбкой.
— Ты целишься в родича астартес, Волк-брат? – спросил он с некоторым весельем. – Это разумно? Или, точнее… прилично?
Болтер Медведя не шелохнулся.
— Я защищаю скальда, как того требует мое призвание. Отойди.
Амон из Тысячи Сынов рассмеялся, после чего отступил на пару шагов от Хавсера и парапета. Кустодий, хотя все еще неподвижный, начал слегка дрожать, словно человек, пытающийся проснуться.
— Разве мы будем ссориться и драться, пока под нами творится история? – спросил советник.
— Не исключено, — произнес Аун Хельвинтр, бесшумно обойдя Амона сбоку.
— Уже двое? – с напускным восторгом заметил советник Тысячи Сынов.
— Скальд под нашей защитой, — твердо сказал рунический жрец.
— Но я ему не угрожал, — беспечно ответил Амон. – Мы просто разговаривали.
— О чем? – спросил Хельвинтр.
— О пустяках, — произнес Амон. – Невинных вещицах. О деревянной лошадке, подкладке регицидной доски, вкусе яблок, игре на клавире, вещах, связывающих жизнь воедино, о ностальгии и воспоминаниях.
— Отойди, — повторил Медведь.
— Вижу, у тебя совсем туго с юмором, — заметил Амон.
— Отойди и убери свою магию, — произнес Аун Хельвинтр. Рунический жрец застыл в ритуальной стойке – выставил левую ногу вперед, поднял левую руку, словно изготовившийся к атаке линдворм[148], правую же прижал к поясу, ладонью кверху и с согнутыми пальцами, будто крючки для ловли рыбы. Хавсер внезапно ощутил перепад давления.
— Что меня особенно умиляет, — сказал советник Тысячи Сынов, — так это ваше лицемерие. Вы преследуете нас за так называемое колдовство, но сами не гнушаетесь пользоваться им, шаман.
— То, что использую я во благо Стаи, и то, что практикуешь ты, разделяет огромная пропасть, чернокнижник, — ответил Хельвинтр, — и пропасть эта зовется «контролем». Лишь наивный будет полагать, что человечество сумело бы выжить без уловок и хитростей, но всему есть предел. Предел. Нам следует знать, что мы можем постичь, а что нет, и никогда не должны позволять себе переступать эту черту. Скажи, как далеко ты зашел за нее? На шаг? Три? Десять? Тысячу?
— Но благодаря нашему врожденному превосходству над вами, годи, мы овладели ими всеми, — ответил Амон. – Вы едва погрузили ступни в Великий Океан. Всегда можно узнать что-то новое.
— Есть такая вещь, как «слишком много», — сказал Хавсер.
Амон улыбнулся.
— Слова, сказанные этим предателем-жрецом Творцом Вюрда в день твоего пробуждения на Фенрисе.
Хавсер бросил взгляд на Хельвинтра.
— Его устами, — произнес он. – Не знаю, какое вам еще требуется доказательство того, что с тех самых пор, как я попал в Этт, Пятнадцатый легион следил за вами с моей помощью.
Улыбка сползла с губ Амона. Он бросил взгляд на приготовившегося рунического жреца.
— Аун Хельвинтр! – воскликнул он. – Твое имя отчетливо прозвучало в мыслях скальда! Теперь я знаю его, и ты ничего не сможешь мне сделать!
Воздух между советником и руническим жрецом разбух от взрыва. Хавсера отбросило на землю. Всех ослепило вспышкой невыносимо яркого света. Хельвинтр с дымящимися руками врезался в базальтовую стену галереи, от чего в ней осталась глубокая вмятина.