Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
Лито припомнил ее воинское имя: Айлио, что означало «Надежная» на языке старых Свободных. Он, однако, обратился к ней по ее имени от рождения: Найше «дочь Ше», это придало их беседе тонкий оттенок интимности.
— Присядь, отдохни, Найше, — сказал он. — Ты основательно потрудилась.
— Благодарю, Владыка.
Она опустилась на ту самую красную подушку, на которой сидела Хви. Лито отметил, что, несмотря на морщинки усталости, пролегшие вокруг рта Найше, ее глаза остаются бодрыми. Она глядела на него, полная жажды услышать его слова.
— В моем городе опять воцарилось спокойствие, — он произнес это не совсем с вопросительной интонацией, предоставив самой Найше истолковать, вопрос это или нет.
— Спокойствие, но не благодать, Владыка.
Он кинул взгляд на запекшуюся кровь у нее на сапогах.
— Что с улицей перед икшианским посольством?
— Она очищена, Владыка. Уже ведутся ремонтные работы.
— А площадь?
— К утру будет выглядеть так, как всегда.
Ее взгляд неотрывно держался на его лице. Оба они знали, что он еще не подошел к сути беседы. Но теперь Лито понял, что же скрывается за этим выражением лица Найше.
ГОРДОСТЬ СВОИМ ВЛАДЫКОЙ!
Она впервые увидела, как Бог-Император убивает. И это посеяло семена жестокой зависимости. ЕСЛИ ГРЯНЕТ БЕДА, МОЙ ВЛАДЫКА ПРИДЕТ. Вот что читалось теперь в ее глазах. Она не будет теперь действовать полностью самостоятельно, только черпая силу от Бога-Императора и неся ответственность за использование этой силы. Была одержимость в выражении ее лица — жуткая машина смерти, всегда за кулисами, всегда наготове, только призови.
Лито не понравилось увиденное, но сделанного не воротишь. Чтобы все выправить, придется действовать медленно и тонко.
— Где нападавшие взяли лазерные пистолеты? — спросил он.
— В наших собственных складах, Владыка. Мы полностью сменили охрану арсенала.
СМЕНИЛИ. Полумера с определенной долей изящества. Согрешившие Рыбословши изолированы и будут содержаться отдельно, пока у Лито не возникнет необходимости в батальонах смерти. Тогда они умрут радостно, веря, что таким образом искупают свой грех. Один слух, что выслан отряд таких берсеркеров, способен утихомирить заранее, до их прибытия.
— Подорвали стену арсенала? — спросил он.
— ВОРОВСТВО и взрывчатка, Владыка. Охрана арсенала проявила беспечность.
— Источник взрывчатки?
Найше несколько утомленно пожала плечами.
Лито мог только согласиться. Он знал, что способен найти и выявить эти источники, но это бы мало к чему привело. У изобретательных людей всегда под рукой составляющие для самодельных взрывчатых устройств — такие обычные вещи, как сахар и хлорная известь, совершенно обыкновенные масла и невинные удобрения, лаки и растворители, вытяжки из грязи под кучей навоза. Список можно было продолжать до бесконечности, к нему все прибавлялось с каждым новым достижением человеческого опыта и познания. Даже в таком обществе, которое создал он, любому, кто попытался бы ограничить смешение технологий и новых идей, нереально было надеяться на полное уничтожение всех провоцирующих факторов. Сама идея контролировать такое была химерой, опасным и отвлекающим мифом. Ключ — в ограничении страсти к насилию. В этом смысле, нынешняя ночь являлась катастрофой.
«Так много несправедливости», — подумал он.
Словно прочтя эту мысль, Найше вздохнула.
«Ну конечно. Рыбословши с детства приучены избегать несправедливости, где только возможно.»
— Мы должны позаботиться о местных жителях, пострадавших от этих событий — сказал он. — Проследите за тем, чтобы их нужды были удовлетворены. Нужно ясно довести до их сознания, что осуждать за это следует Тлейлакс.
Найше кивнула. Она хорошо вымуштрована, иначе бы не достигла ранга башара. Она уже верит в его слова. Для веры в виновность Тлейлакса ей достаточно, что об этом заявил Лито. В такой мгновенной вере есть своя прелесть: теперь она понимает, почему не перебили всех тлейлаксанцев.
«Всех козлов отпущения до единого убивать не стоит».
— И мы должны позаботиться об отвлечении, — сказал Лито. — К счастью, одно у нас прямо под рукой. Я сообщу тебе об этом, после беседы с леди Хви Нори.
— С икшианским послом, Владыка? Разве она не замешана в…
— Она совершенно невиновна, — сказал он.
Он увидел, как вера в это сразу же запечатлелась на лице Найше готовой маской, запершей ей челюсть и остекленившей глаза. Даже Найше. Хоть Лито и знает, с какого «зачем» начинается то «зачем», из-за которого он создал все, что создал, но, порой, испытывает какое-то благоговение перед собственным творением.
— Я слышу, как леди Хви входит в мою приемную, — сказал он. — Пришли ее ко мне, когда будешь выходить. И, Найше…
Она уже поднялась на ноги, но застыла в ожидающем молчании.
— Сегодня я произвел Тьюму в подбашары, — сказал он. Проследи, чтобы это было оформлено официально. Что до тебя, то я очень доволен. Проси и дастся тебе.
Он увидел, как эта формула волной радости отразилась в Найше, но она немедленно одернула себя, доказав еще раз свою ценность для него.
— Я проверю Тьюму, Владыка, — проговорила она. — Если она пройдет тест, я возьму отпуск. Я уже много лет не видела мою семью на Салузе II.
— Отпуск за тобой, когда только пожелаешь, — сказал он и подумал: «Салуза Вторая. Ну конечно!»
Достаточно ей было единожды упомянуть о своем происхождении, как он сразу сообразил, на кого же она похожа — на Харк ал-Аду. «В ней течет кровь Коррино. Мы более близкие родственники, чем я думал».
— Мой Владыка великодушен, — сказала она и удалилась, с новой силой в походке. Он услышал ее голос в приемной:
— Леди Хви, наш Владыка тебя сейчас примет.
Хви, проходя в дверь, на секунду предстала темным силуэтом на фоне горящего сзади света. Ее шаг сделался неуверенным, потом, когда ее глаза приспособились к другому освещению, неуверенность исчезла. Как мотылек на свет, она устремилась к лицу Лито, кинув взгляд в полутьму, окружавшую его тело, лишь для того, чтобы убедиться, что он не ранен. Лито знал, что на нем нет ни одного следа ранений — вот только пепел, и внутреннее содрогание еще оставалось при нем.
Он заметил, что она слегка прихрамывает. Хви оберегала правую ногу, но длинное одеяние из твида зеленого цвета скрывало ее ранение. Она остановилась на краю углубления, где стояла его тележка, и поглядела прямо в его глаза.
— Мне сказали, что Ты ранена. Тебе больно?
— У меня нога порезана чуть ли не до колена, Владыка. Небольшим куском каменной кладки, отлетевшим при взрыве. Твои Рыбословши уже обработали рану бальзамом, унявшим боль. Владыка, я боялась за Тебя.
— А я боялся за тебя, ласковая Хви.
— Кроме первого взрыва, я не подвергалась ни какой опасности, Владыка. Меня быстро спрятали в помещении глубоко под посольством.
«Значит она не видела устроенного мной спектакля», — подумал он. — «Я могу быть за это благодарен».
— Я послал за тобой, чтоб попросить у тебя прощения, — сказал он.
Она опустилась на золотую подушку.
— Что мне прощать тебе, Владыка? Ты ведь не причина…
— Меня испытывали, Хви.
— Тебя?
— Есть желающие узнать, насколько глубоко я озабочен безопасностью Хви Нори.
Она сделала жест в сторону внешнего мира.
— Это… произошло из-за меня?
— Из-за нас.
— О! Но кто…
— Ты согласилась выйти за меня замуж, Хви, и я… — он поднял руку, призывая ее к молчанию, когда она попробовала заговорить. — Антеак рассказала нам то, что Ты ей поведала, но происходит это не из откровений Антеак.
— Тогда кто же…
— Кто — не важно, важно, чтобы Ты еще раз подумала. Я должен дать тебе еще возможность подумать.
Она опустила взгляд.
«Как же свежи и не испорчены ее черты» — подумал он.
Его воображение, оно одно, способно было представить во всей полноте его человеческую жизнь вместе с Хви. Из множества его жизней-памятей вдоволь можно было почерпнуть, чтобы достоверно нафантазировать супружескую жизнь. Она тут же обрастала нюансами — небольшими подробностями взаимного опыта, прикосновениями, поцелуями, всей блаженной сопричастностью, на которой строилось и возвышалось то, что было прекрасно до боли. И эта боль, одолевшая его, была намного глубже, чем физические напоминания о устроенном им перед посольством побоище.
Вскинув подбородок, Хви, переполненность состраданием, жаждой помочь, поглядела ему в глаза. Он увидел в ней.
— Как еще я могу Тебе послужить, Владыка?
Он напомнил себе, что она — человек, в то время как сам он — уже не человек. Это различие между ними будет увеличиваться с каждой минутой.
