Гурон Черное Сердце: Владыка Мальстрима (ЛП) - Брукс Майк
— Повелитель? — раздается голос в его личном воксе. Это Графл Скарвьельссон, бывший Космический Волк, который не мог смириться с узами верности и долга, сковывавшими его по воле Повелителя Волков и не позволявшими сражаться по собственному усмотрению.
— Говори, — отвечает Гурон. Скарвьельссон — один из воинов, охраняющих мощные взрывные двери, через которые можно попасть на мост. Гурон подозревает, что он знает, в чем дело. — Здесь жрец Механикус с пятью боевыми роботами. Она одна из наших?
— На данный момент, — отвечает Гурон, улыбаясь про себя. — Желает ли она войти?
— Так она говорит.
— Тогда позвольте ей это сделать.
Гурон поворачивается лицом к дверям.
Скарвьельссон не задает лишних вопросов. Могучие двери начинают скрежетать, раздвигаясь в стороны, задумчиво, но плавно, потому что Гурон следит за тем, чтобы системы его флагмана обслуживались должным образом его техническими помощниками. Магос Даллакс входит, окруженная, как и прежде, своими кастеланами.
Магос уже ведет себя по-другому, замечает Гурон. Когда она шла среди его воинов по возвращении со станции Дельта-Каппа-39006, она была осторожна и робка, словно ожидая, что его предложение окажется ловушкой, которая в любой момент может быть раскрыта. Теперь она стоит во весь рост и шагает уверенно, или, по крайней мере, пытается создать такое впечатление. Она уже поняла, что в Красных Корсарах почтительность не имеет смысла, разве что по отношению к тем, кто способен ее уничтожить.
Ее роботы тоже изменились. Гурон делает жест в их сторону лезвиями Когтя Тирана.
— Магос, я рад, что ты пришла. И я вижу, что у вы произвели редизайн.
Даллакс не смотрит на своих подопечных. Их керамитовые корпуса теперь заляпаны кровью, которая, по крайней мере, частично заслоняет символ ее веры — зубцы.
— Мне стало ясно, что, не желая привлекать к себе больше внимания, чем нужно, необходимо изменить внешность, — заявляет она, в ее тоне звучат вина и вызов. — Повелитель, — добавляет она через секунду. Она все еще боится: отчасти того, что это запутанная и смертельно опасная шутка с ее стороны, но также и того, что у нее не будет реальных средств защиты, если он будет потворствовать насмешкам, которые, по ее мнению, могут последовать.
Гурон отказывается это сделать. Даже для военачальника с его ресурсами пять боевых автоматов и инфокузнец для управления ими — не повод для насмешек. Она — новый приз, который, если представится такая возможность, он пристроит возле себя. Нет смысла показывать ей на её место.
— Откуда кровь? — мягко интересуется он.
— Решение было принято после нападения, которое произошло по пути сюда, — четко произносит Даллакс. Невозможно сказать, учитывая невыразительные линзы, составляющие ее оптические процессоры, но у Гурона создается впечатление, что магос избегает встречаться с ним взглядом. — Жидкости, которые вы видите, больше не были полезны тем, от кого они произошли, и служат для того, чтобы привести наш внешний вид в соответствие со среднестатистическим на этом корабле.
Вполне в духе Механикус: она заставила своих роботов вымазаться в крови мертвых врагов, чтобы они больше походили на последователей Губительных Сил. Гурон усмехается, но не заводит разговор дальше. Это не послужит его целям.
— Ты почувствовала, как мы вышли из варпа? — спрашивает ее Гурон.
— Да, — соглашается Даллакс. Именно поэтому я пришла сюда. — Я хотела узнать, где мы находимся.
В ее голосе звучит слабый намек на удивление. Она подошла к господину этого корабля, убила тех, кто ей противостоял, потому что ей было что-то интересно. Гурон знает, что это далеко от ее прежнего существования.
И вот снова соблазн этой жизни. Империум — большой приверженец правил и процедур, но, как и большинство подобных вещей, они существуют для того, чтобы приносить пользу тем, кто их создал. Теоретически Даллакс могла бы натравить своих кастелянов на начальника, чья догматическая приверженность правилам нарушала ее намерения, но это стало бы ее гибелью. Здесь же, как человек, который сам не слаб и командует беспрекословно послушной силой, сконцентрированной на нем, магос Даллакс привыкает к тому, что у нее гораздо больше свободы поступать так, как ей заблагорассудится.
Гурон видел это и раньше, и ему всегда доставляло удовольствие наблюдать, как с глаз других спадает пелена.
— Добро пожаловать в мой дом, магос, — говорит Гурон, протягивая Коготь Тирана к огромному, изогнутому обзорному окну, образующему переднюю часть Призрака Разрушения, где сейчас задвинуты ставни, отгораживающие экипаж от кружащей голову реальности варпа. — Или один из них, во всяком случае. Но мне больше всего нравится этот. Это Новый Бадаб.
Призрак слегка наклоняется вперед, пока он говорит, и из голосового аппарата Даллакс доносится слабый гул, который вполне может быть эквивалентом вздоха благоговения или шока. Перед ними появляется сфера мира.
Это ни в коем случае не воссоздание Бадаба Примарис, родного мира прежних Астральных Когтей, откуда Гурон правил сектором в манере одного из великих королей-воинов древности. Это просто мир, который Гурон нашел и принял как свой собственный. Когда он наткнулся на него, когда остатки его флота бежали от псов Империума, с ним было менее трехсот отступников-космодесантников, но даже этого количества воинов хватило, чтобы усмирить враждующие, разрозненные группы мутантов и искаженных людей, которые населяли этот мир. Многие из выживших перешли под знамена Гурона, признав его силу, а остальные укрылись на территориях, которые его не интересуют, и прожили свою короткую и жестокую жизнь, убивая друг друга из-за скудных ресурсов, личных оскорблений и разногласий в теологии.
— Мы… в Мальстриме? — спрашивает Даллакс.
— Именно так, — отвечает Гурон. — Когда я впервые попал сюда, это был второй по величине пространственный вихрь в галактике, уступающий только Оку Ужаса. Сейчас, конечно, Абаддон разорвал реальное пространство на части и потопил Мальстрим в своем Великом Разломе, но я все равно знаю, где проходят границы. Я чувствую их своими костьми.
Он замечает, что Даллакс напрягается при упоминании имени Воителя, и подавляет флегматичную усмешку. Что бы она подумала, узнав, что он стоял перед Абаддоном Разорителем и торговался с ним, как один военачальник с другим? Гурон, конечно, признавал силу Абаддона и превозносил его как величайшего военачальника Гибельных Сил, но он не ставленник Черного Легиона. Красные Корсары — самостоятельная сила, и они отвечают на призыв Воителя к оружию, когда считают нужным.
Гурон, конечно, присоединится к Черному Крестовому Походу, но сделает это в свое время и своим собственным способом. Налет на горнодобывающий комплекс Механикус был пустяковым развлечением, пока он ждал, когда соберутся его войска.
— Как получилось, что я вижу твердую землю? — спрашивает Даллакс. — Варп — это энергия, я знаю это точно. Что это за планета?
Тагрон, один из хускарлов Гурона, весело фыркает за клыкастым шлемом своего тактического доспеха дредноута. Он не перебежчик из другого Ордена, а бывший Астральный Коготь, участвовавший в Бадабской войне. Невежество Империума забавляет его сейчас, как и Гурона, ведь сто лет назад они и сами знали о таких вещах не больше.
— Варп здесь пересекается с материальным миром, — говорит Гурон растерянной техножрице. — Это не одно и не другое. Разве ты не видишь, как сквозь него просачивается имматериум?
Он жестом показывает на Новый Бадаб: планета не висит перед холодной чернотой космоса, усеянной точками далеких звезд. Вместо нее — тусклые темные завихрения неестественного цвета, как будто сами небеса побиты. Фигуры и вихри в нем не двигаются, пока вы смотрите прямо на них, но в уголке глаза они кажутся извивающимися, медленными и вялыми, как лениво спаривающиеся змеи. Это не истинное лицо варпа, который может свести смертных с ума за считанные секунды и который мало кто, кроме Навигаторов, может даже вынести, не говоря уже о том, чтобы понять его смысл, но в нем есть отголоски этой силы. Жить под этими небесами в течение длительного времени — залог проклятия и разрушения рассудка.
