Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда. Книга 2: Дракон Памяти
Вебранд поднял-таки руку и слабо дернул верхнюю рубаху возле ворота. Ткань, прижатая клинком, не поддавалась.
– Тише, тише! – бессмысленно бормотал Хагир. Ощущение было нелепое: Вебранд должен быть мертвым. Он уже мертв, и это движение – обман…
С коротким стоном, скорее досады, чем боли, Вебранд отчаянно дернулся, перевалился на бок. Хагир понял, что он хочет подняться, и перетащил его к себе на колени. Голова и плечи гранна казались тяжелыми, как камень, кровь изо рта побежала сильнее и залила Хагиру колени. Даже через кожаные штаны она показалась горячей. Левая рука Вебранда рывками подползла к горлу, уцепилась за что-то. Вебранд задушенно всхрапнул, и в этом звуке не осталось уже ничего человеческого; кровь изо рта хлынула потоком, тело дернулось и как-то разом отяжелело.
– Умер, – шепнул Лэттир, стоявший на коленях рядом с Хагиром. – Старик наш…
– А я думал, он бессмертный… – пробормотал Хагир, сам себя не слыша и не понимая.
Ему не верилось. Это было слишком неожиданно, невероятно. Вебранд Серый Зуб, полуоборотень, гроза торговых кораблей, погиб в битве двух чужих конунгов… Что ему до квиттинской войны? Хагир привык считать эту вражду и эту битву своей, и хотя Вебранд столько говорил о мести Хрейдару за свою дружину, в сознании Хагира он все же стоял в отдалении от его вражды с фьяллями. А значит, ему эта вражда как бы ничем не грозила. Его смерть казалась нелепой ошибкой, хотелось спросить кого-то – он-то здесь при чем? Но битва сожрет всех, до кого сумеет дотянуться…
Рука Вебранда все еще держалась возле горла. Хагир склонился к ней: мертвые пальцы зацепились за кожаный шнурок. Амулет? Потянув за шнурок, он вытащил из-под рубахи что-то округлое, тускло блестящее, похожее на старое серебро…
На его ладони лежала небольшая застежка в виде змеи, свернувшейся кольцом. Да, гранны ведь почитают Мировую Змею, и у них все со змеиными узорами: оружие, украшения… Вид ее показался знакомым. Когда-то давно Хагир уже видел такую застежку. Разве Вебранд показывал ему свой амулет? Вроде бы нет… И не Вебранд это был…
Вид застежки вызывал воспоминания о чем-то совсем другом, очень далеком и от Вебранда, и от фьяллей, и вообще от всего… кроме Хлейны. Почему она вспомнилась? Мысль о ней смутила: сейчас Хагир казался противен сам себе и не смел даже думать о Хлейне, как будто мог своим замутненным взором запачкать ее ясный и нежный образ. Да если бы она сейчас его увидела, черного от грязи и чужой крови, сидящего на пустоши среди мертвецов! Сам волк-оборотень из кургана не показался бы ей ужаснее!
Но все же стало чуть легче: мысль о Хлейне была как журчание чистого ручейка, и все существо Хагира, измученного и грязного внутри и снаружи, стремилось к этому ручейку. До него так далеко, но все же он есть на свете, и от этого чуть легче жить…
– Не успел, – шепнул Лэттир.
Он тоже сидел на земле и не сводил глаз с лица мертвого вожака. По его щеке ползла капля воды, и Хагир заметил ее с недоумением: разве идет дождь? Вроде сухо… Но парень как-то странно дернул носом, капля побежала быстрее, и Хагир сообразил. Они любили его, он был вторым отцом для каждого из своих хирдманов.
– Что – не успел? – сдавленно спросил Хагир.
– Дочкой распорядиться, – ответил Морд, застывший и растерявший всю живость проворной куницы.
– Какой дочкой?
– Ну, своей. У него же дочка есть. Это ее застежка. То есть от жены. От той, что у кваргов увез.
– У кваргов? – Хагир хмурился. Он понимал, что ему говорят важные и значимые для него вещи, но не мог найти им места в своей голове.
– Ну, да. Я не знаю… – Морд пожал плечами. – Давно, я тогда не здесь… не с ним был. У него дочка где-то у кваргов живет, и у нее вторая застежка. И уговор, что он сам ей жениха найдет и с этой застежкой отправит. А если кто еще захочет ее взять, значит, должен к нему с застежкой прийти и биться. Он говорил, дескать, сам проверю, чего он стоит. Уговор такой. Она у конунга воспитывалась, что ли…
– Чтоб я сдох…
Хагир склонил голову и оперся лбом о кулаки. Он все вспомнил, и огромное открытие придавило его к земле. Хлейна! У нее на груди была приколота точно такая же застежка, и он еще удивлялся, зачем она нужна, когда платье держится на двух больших, золоченых, роскошных и дорогих. Она сама же… «Я знаю: мой отец оставил у себя одну застежку моей матери, пару вот к этой. И взял клятву, что Гейрхильда выдаст меня замуж за того, кто покажет…» Сам же объяснял это Фримоду ярлу… Зелено-золотистая роща Бальдра, где они встречались после похода к мысу Ревущей Сосны. Ее большие светло-карие глаза, совсем близко, и легкое, кипучее чувство счастья… Хагир снова ощутил на своих плечах руки Хлейны, такие легкие по сравнению с этими окровавленными засохшими лоскутами… И сам воздух стал чище и светлее, в лицо веяло пьянящей свежестью ранней осени и молодой, чистой, незамутненной жизни, полной надежд на достойное исполнение долга, на любовь, согласие и счастье…
Выпрямившись, Хагир всмотрелся в мертвое лицо Вебранда. Было чувство маленького, но непоправимого опоздания, хотелось разбудить его, окликнуть: подожди еще чуть-чуть, одно мгновение не уходи, только миг, я должен сказать тебе самое важное… Я понял, что я должен был тебе сказать… Но нет, его не догонишь. На лице погибшего все больше утверждалось каменное спокойствие, только рот был чуть оскален и в углу застыла кровавая струйка. Кровавый ручеек подсыхает в полуседой бороде, кожа бледнее обычного, морщины углубились, глаза застыли… Ветерок теребит уцелевший стебель вереска и с ним пушистые пряди полуседых волос Вебранда. Рядом с неподвижностью тела и лица это оживление одних волос яснее ясного говорит о смерти целого. «Хе-хе»… больше никогда…
Что он говорил? Что-то такое говорил, совсем недавно. «Я вот тоже увел одну девчонку у одного болтуна… Ярко цветет шиповник… Но лучше отраду я знаю… Лучшей отрады не знаю, чем липа огня приливов…» Что-то такое было в его неуклюжих стихах. «Осталась одна писклявая девчонка, ее воспитывает дочь конунга. Вот какого я знатного рода!» Дочь конунга… фру Гейрхильда… Она же… постой, она сестра Рамвальда конунга. А значит, дочь предыдущего… как звали конунга кваргов? Да тролли с ним. Все сходится. Это она. Хлейна и есть та «писклявая девчонка», о возрасте которой он в тот вечер не догадался спросить. Нет, не так. Вебранд и есть тот загадочный отец, которого скрывали даже от самой Хлейны. Она так и не знает… Почему-то они не хотели, чтобы она знала свой род.
«Они» – фру Гейрхильда, Фримод ярл – казались очень далекими и чужими, зато Хлейна снова стала близкой, как сестра, и мерещилось даже, что она сидит рядом с ним над телом Вебранда, точно так же смотрит в мертвое лицо. Хагир ощущал, что с потерей Вебранда новое сиротство еще сильнее сблизило их. Они трое – двое живых и один мертвый – были в его глазах единой семьей, крепко спаянной и единственной, какая у него имелась.
Хагир сидел над телом Вебранда и уже не помнил, что когда-то считал его своим злейшим врагом. Он не помнил, что от этой руки погиб Стормунд Ершистый и сам Хагир избежал, быть может, той же участи лишь благодаря появлению фьяллей. Сейчас Хагир знал только то, что Вебранд был честным и верным другом ему. За все время их странного союза сын Ночного Волка ни разу не показал себя ни трусом, ни подлецом. И сейчас в груди у Хагира стояла боль, как будто этот нож, до сих пор не вынутый из тела, нанес ту же рану и ему.
Он вынул нож из раны. На рукояти черненым серебром был выложен узор из темного переплетения угловатых лент, а в середине виднелась руна «науд». Хагир смотрел на нее, как на знак своей судьбы. Руна терпения и силы, обретаемой в невзгодах.
– Кто его? – почти неслышно спросил он.
– Да Хрейдар. – Лэттир дернул носом. – Чтоб его тролли драли!
Хагир молча кивнул, как будто узнал все, что нужно.
Глава 7
Остаток дня занимались тем, что перевязывали раненых и хоронили убитых. Трудно было сказать, кто вышел победителем: войско квиттов потеряло половину, у фьяллей дела обстояли не лучше. Бергвид послал вперед дозор, и выяснилось, что фьялли отходят к побережью.
– Они испугались за свои корабли! – говорили в дружине. – Вот сейчас бы их и накрыть!
Из дружины «Змея» Хагир нашел девятнадцать человек: шестеро своих и тринадцать граннов. И отметил, что вот уже в третий раз за последний год ему приходится пересчитывать поредевшую дружину, вглядываться в лица уцелевших, каждому радоваться, как великой и неповторимой драгоценности, а про себя прикидывать: хватит ли их, чтобы выжить и делать дело?
Не прислушиваясь, что намеревается делать Бергвид, он занял своих людей устройством могилы для Вебранда. Застежку в виде змейки он повесил себе на шею, на том же ремешке, на каком ее носил Вебранд. Хагир верил, что Вебранд перед смертью хотел отдать ему эту застежку. Зачем? То ли на память, то ли поручал ему свою дочь… Наверное, так. Может быть, сейчас она уже называется женой Фримода ярла. Но и это не разорвет теперь связи между ними: Вебранд связал их почти кровным родством. А она ждет, с каждым кораблем ждет, что явится чужой человек, предъявит застежку и потребует… Нужно освободить ее. Нужно рассказать ей о гибели ее отца, вернуть застежку на память и навсегда избавить от тревоги этого ожидания. Пусть живет спокойно. То, к чему он так страстно стремился, обмануло его и стало его проклятием, но сам он не станет проклятием для нее.
