Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы
– Ты говори, о чем спрашивают! – Эгвальд даже притопнул от гнева. – Я тебя спрашиваю про йомфру Ингитору, понимаешь ты или нет!
– Да я и говорю! Сам-то я не видал, а отсебятину плести нам не в обычай, вот я и говорю: эти, которых отпустили, на побережье нам встречались, они и рассказывали. Говорили, что эта йомфру при Торварде конунге теперь. Еще вроде болтают, что он спит с ней прямо на постели Бергвида. Но это, может, и врут! – поспешно добавил торговец, переводя беспокойный взгляд с Эгвальда ярла на его благородную сестру, которые оба сильно переменились в лице при этом известии.
– Да, всякую непристойную болтовню повторять здесь не годится! – строго заметил Хеймир конунг, и торговец даже попятился, прикрывая рот кончиками пальцев в знак своего раскаяния. – А не говорят ли, как долго Торвард конунг намерен оставаться на озере Фрейра?
– Откуда же нам это знать, конунг? – Вандры развели руками. – Об этом на побережье никто не знает, а отсебятину всякую плести нам не в обычай.
После этого Эльвенэс надолго получил пищу для разговоров. Обсуждали в основном две вещи: Эгвальд негодовал, что конунг фьяллей не позвал его в поход, как между ними было условлено, а кроме того, их обоих с сестрой весьма неприятно поразили слухи о его связи с Ингиторой.
– Это неправда, это все болтовня, гнусная болтовня! Если он ее обесчестил, я его убью! – кричал Эгвальд, не задумываясь, а легко ли будет это сделать, и не замечая, что противоречит сам себе. – Чего стоит все его благородство, чего стоят все его заверения в дружбе, если он обесчестил мою невесту!
«Если ее не обесчестил еще раньше Бергвид!» – думала Вальборг, но молчала, понимая, что этот довод Эгвальда не утешит.
После возвращения из Аскегорда Эгвальд стал не тот. Юношеский задор его исчез, он держался сурово, разговаривал мало. Несмытая горечь поражения и плена грызла, точила и изнуряла его, как болезнь. Много, много подвигов придется ему совершить, чтобы к нему вернулось прежнее равновесие духа, вера в себя, гордость. И вот случай восстановить свою честь безнадежно пропадал: в борьбе с врагом обошлись без него, оставили его сидеть дома, как мальчишку, отняли все, что ему было дорого, оставили все глубже тонуть в пучине позора!
Боль и горечь за Ингитору жестоко его терзали, и каждый день, проведенный в бездействии, казался мучительным. Узнав, что Ингитора сама вызвалась вместо сестры отвезти выкуп за него, он был безмерно тронут и восхищен ее преданностью и смелостью, в которых увидел неоспоримые доказательства любви. И неизвестно, обрадовался ли он на самом деле, когда обнаружил Вальборг дома и узнал, что не она, а Ингитора попала в руки Бергвида Черной Шкуры! А теперь она у Торварда, в руках у своего злейшего врага! Для Вальборг, в конце концов, это было бы далеко не так опасно!
А этот враг от самого же Эгвальда услышал сложенные Ингиторой «песни позора»! Теперь Эгвальд чуть ли не рвал волосы от жестокой досады на самого себя. Не пожелав в тот день после битвы у Трехрогого фьорда придержать язык, он подверг свою возлюбленную большой опасности и, может быть, значительно ухудшил ее участь! Ибо теперь Торвард конунг не по наслышке знает, каким вредом для своей чести и удачи ей обязан!
Познакомившись с Торвардом, Эгвальд не ждал от него уж очень больших подлостей, вроде того чтобы убить Ингитору или продать в рабство, но что касается… этого … Отлично зная красоту и привлекательность Ингиторы, Эгвальд понимал, как трудно было бы его противнику и союзнику, молодому, здоровому и горячему, устоять перед подобным искушением. И при мысли о том, что этот человек , к которому Эгвальд испытывал так много противоречивых и в основном неприятных чувств, будет своими сильными руками обнимать Ингитору, его Ингитору, прижимать ее к своей смуглой, исполосованной шрамами груди, Эгвальду хотелось умереть.
– Однако этому можно подобрать объяснение! – говорил Хеймир конунг, который был озабочен, но не слишком удивлен. – Ведь она причинила ему слишком много неприятностей. Она опорочила его своими стихами на весь Морской Путь. А кроме того, она молодая, красивая и весьма привлекательная девушка. Когда он освободил ее из рук Бергвида, для него было вполне естественным… воспользоваться плодами своей победы. На его месте многие, очень многие поступили бы так же. Она своими стихами бесчестила его, а он отплатил ей тем же. Только не стихами, а другим, не менее надежным оружием. Которое у него, как у мужчины, всегда при себе. Я понимаю, что это не слишком приятно и тебе, и нам всем, но не вижу, почему это было бы невозможно.
«Ничего другого, в общем-то, с самого начала и не следовало ожидать!» – мысленно добавлял Хеймир конунг, помня, как сам в тот знаменательный день предупреждал Ингитору о существующей опасности и намекал, что не случайно сумма назначенного выкупа так невелика. Но вслух он этого не говорил. Оставаясь верным себе, Хеймир конунг заботился в первую очередь о собственном благополучии, а во вторую – о том, чтобы при его достижении ущемлять благополучие других как можно меньше. Вот и теперь он принял сторону Ингиторы: она сама заменила в опасной поездке его дочь и тем оказала роду большую услугу, притом сделала это сознательно, проявив отвагу и самоотверженное благородство. И теперь Хеймир конунг видел свой долг в том, чтобы помочь ей выпутаться с наименьшим уроном в глазах Эгвальда, который все еще был в нее влюблен.
– И тебе стоит обдумать… как дальше вести себя, – ненавязчиво советовал Хеймир конунг. – Обстоятельства изменились, и нам неплохо бы подумать о чести рода.
Отвернуться от Ингиторы теперь означало бы проявить неблагородство и неблагодарность, но и взять в род женщину, побывавшую в объятиях другого, тоже не слишком приятно. Здесь Хеймир конунг оставлял решение Эгвальду: достаточно ли он ее любит, чтобы даже ее бесчестье не охладило его любви? Конечно, более удобным выходом стал бы ее брак с кем-нибудь из ярлов, и тут Хеймир конунг был готов очень щедрой рукой увеличить ее приданое, чтобы покрыть позор.
– Да, Торвард конунг – он такой! – вздыхала кюна Аста, которую несколько смущали разговоры об этом, но которая слышала достаточно много сплетен о любвеобилии конунга фьяллей. – Богиня Фригг! Как подумаю, что это могла бы быть Вальборг, так прямо мороз по коже и слезы из глаз!
Вальборг же не знала, как к этому отнестись. О чести Ингиторы она не особенно жалела, чести Торварда это происшествие ничуть не порочило, наоборот. Но пищу для размышлений и даже тайных волнений она получила богатую. За последнее время, благодаря Анвуду, она привыкла к мыслям о Торварде конунге и он казался ей почти знакомым. Это был именно тот человек, который ее заслуживает – благородный, умный, смелый, удачливый! Он – конунг, прославленный на весь Морской Путь и острова, не то что какой-нибудь там Адальстейн ярл с Самоцветного мыса, который проживет жизнь и умрет всего лишь младшим конунговым братом! Нынешние дела Торварда конунга служили доказательством, что слухи ничуть не преувеличили его достоинств. Мало кто мог бы так дружелюбно вести себя с поверженным врагом: приглашать его с собой за стол! Предложить ему поединок для восстановления чести, хотя битва и без того расставила их по местам! Отпустить врага без выкупа, положившись на его слово, когда оказалось, что у них есть более опасный общий враг! И справиться с этим врагом без посторонней помощи! Мысли о том, что ей, при ее происхождении и прочих качествах, было бы гораздо уместнее выйти за Торварда конунга, а не за Адальстейна ярла или еще какую-нибудь мелкую пташку, приходили Вальборг все чаще. А тем более этот брак оказался бы кстати сейчас, когда мир между Слэттенландом и Фьялленландом нарушен глупой и вздорной мстительностью девы-скальда!
Из-за всего этого Вальборг почти не отпускала от себя Анвуда: ей доставляло удовольствие постоянно иметь рядом человека, служащего напоминанием и даже как бы связью между нею и тем, о ком она столько думала. А поскольку Анвуд, кроме того, был умен, опытен и держался с учтивым достоинством, вскоре он сумел внушить йомфру Вальборг такое уважение и доверие, что она уже не могла без него обходиться. В Эльвенэсе его даже прозвали ее воспитателем.
Новости вандров ее смутили: Ингитора дочь Скельвира, так благополучно исчезнувшая, появилась снова. И именно там, куда устремлялись все помыслы Вальборг. Но, в конце концов, все это пока что были только вздорные слухи, и даже с Анвудом она не решалась их обсуждать.
Очередные, более связные и надежные вести подоспели, к счастью, довольно скоро. В Эльвенэс явился Хьяльмар сын Брендольва, бывший воспитанник Дага Кремневого, который приходился дядей старшему сыну Хеймира конунга и потому считался в Эльвенэсе родичем. Своего воспитанника прислал сам Даг, чтобы тот в подробностях поведал о том, что привелось узнать хёвдингу Квиттингского Востока.
