Степан Мазур - Клятва рода
— Пока, Марьяш!
— До скорого!
Подруг поглотил автобус, оставив на остановке среди мёрзнувших людей. Седьмая пара в институте выпустила к остановке остатки студентов и преподавателей. Последние огни аудиторий потухли. Все спешили первыми прорваться в автобусы, троллейбусы, чтобы быстрее оказаться дома в горячих ваннах, да за семейным столом. А если подъезжала маршрутка, народу набивалось столько, что в окнах
Маша вздохнула и спрятала лицо в воротник шубы. Мороз кусал щёки. Но не столько холодила погода, сколько холод внутри. Безжалостный и беспощадный, он накатывал всякий раз, когда оставалась одна, без подруг.
"Сколько прошло? Четыре месяца? Не обманывай себя. Четыре месяца две недели и два дня. Ты считаешь каждый день, сколько бы не заставляла себя буквально жить в институте, приходя к первой паре и уходя на последней. Ты получила все "автоматы", намозолила глаза всему преподавательскому составу, первой закрыла сессию и записалась на все дополнительные занятия и кружки. Но даже эта колоссальная нагрузка не может убить желание считать каждый день, пока Его нет".
Подошёл относительно свободный троллейбус. Из открытых дверей повеяло теплом. В конце концов, ехать на одной ноге на ступеньке лучше, чем мёрзнуть на остановке на двух. Через остановку кондуктор, вдавливая пассажиров, пробрался за билетиком. Маша подтянула сумочку и обомлела. Среди тетрадок, учебников, и косметички напрочь отсутствовал кошелёк и сотовый.
— Билетик берём, — буркнула кондукторша.
— А…эээ… у меня кошелёк вытащили, — ошарашено пропищала Мария.
— Девушка, не морочьте мне голову. Берём билетик или выметаемся.
Маша посмотрела по сторонам. Безмолвный народ без тени сочувствия витал в облаках так же, как она минуту назад. Все уже дома греются в ваннах, сидят в тёплой домашней одежде у телевизоров или спят на мягких кроватях.
— Правда вытащили!
— Так, выходим! — непреклонно отрезала кондукторша.
Маша попятилась к выходу. Ближайший народ посмотрел, как на "зайца". Ещё бы, с ежегодным ростом тарифов каждый становиться всё непреклоннее к халявщикам.
Троллейбус остановился на почти пустующей, тёмной остановке. До дома было ещё шагать и шагать по темноте и холоду. Не могла даже позвонить знакомым или домой, чтобы…
"А чтобы что? Выехали навстречу? Посочувствую и иди, скажут, домой, растяпа. В следующий раз будешь осмотрительнее. Родители ведь тоже с работы и устали. На три остановки и внимания не обратят. Час ходу… А вот Сёма бы обязательно приехал", — невольно подумала Маша.
С ней из автобуса вышло только двое мужчин. Причём вышли как-то странно. Слишком близко друг к другу и сразу же направились к ней. Маша замерла, сердце забилось быстрее. Приготовилась вспомнить всё из приёмов, каким учили ребята… Как всегда ничего не приходило на ум. Всё выветрилось. Перед глазами почему-то стояли лишь преподаватели за кафедрой, вещающие, как правило информацию, что забывалась сразу, едва стоило покинуть аудиторию.
Мужчины приблизились.
"Будь что будь, всё равно далеко не убегу".
Один пихнул другого, зло обронив:
— Ну, давай же, подонок. А то третий палец сломаю.
Парень с обломанным передним зубом сделал шаг вперёд, протягивая милый сердцу потёртый кошелёк и старенький сотовый.
— Извините…
Маша, обомлев, взяла украденные вещи и кивнула, не в силах из себя что-то выдавить.
— А теперь вали отсюда, урод. В следующий раз копчик прострелю.
Карманник отошёл на пару шагов и оглядываясь, побежал. Вскоре его поглотила тьма. Маша повернулась к спасителю, убравшему едва заметный пистолет во внутренний карман дублёнки. Парень виновато расплылся в улыбке:
— Да вы не бойтесь, Мария Григорьевна. Мы с напарником по строжайшему наказу Семёна и структуры в частности, день через день вас сторожим, сопровождая от дома до института и обратно. В последнее время совсем легко стало — вы приходите к первой паре и уходите после последней.
— Он… Он всё-таки и сейчас обо мне заботится?
— Конечно, Мария… Можно я буду звать вас просто Мария? Как сериал, поработивший мою маму на несколько лет. Как по часам сидела у телевизора. Я в армию уходил, она сидела, я отслужил и вернулся, а она всё сидит. Жуть, правда?
Маша кивнула. Его болтовня и беззаботный голос успокаивали.
"Сёма всё-таки и сейчас обо мне заботиться. Всё продумал наперёд. Я даже прощу ему эту слежку. Конечно, когда вернётся, своё получит за вторжение в приватную жизнь, но сначала… сначала отблагодарю… таких пирожков ему напеку…".
К остановке подъехала тёмная иномарка.
— А вот, Мария и такси прибыло. Это наши. Садитесь, не бойтесь. Довезут до подъезда. Ещё и проводят, — он ненавязчиво подтолкнул к автомобилю, открыл дверь и усадил в тёплый салон. — Можете звонить на Сёмин номер сотового, если что-нибудь понадобиться или будут неприятности в самом институте. Он пока при нас и мы с радостью поможем, пока блондин за пределами страны.
— Как вас зовут то? — успела крикнуть Маша.
— Чётный, — улыбнулся незнакомец и, попрощался, закрывая дверь.
"По числителю или знаменателю?" — едва не спросила Мария.
Автомобиль плавно тронулся, укачивая дорогой её и молчаливого водителя, который не спешил ловить в зеркало заднего вида её настойчивого взгляда.
"Ну, что ж. Этот салон лучше, чем в автобусе", — улыбнулась самой себе Маша, завидев знакомый дом и подъезд.
Тибет Где-то в горах
Рука напряглась, поднимая большое медное кольцо. Стук железа о железо прокатился по темнеющей улице и всему монастырю. Сёма замер, стараясь вслушаться в шаги за большими, массивными вратами. Вира за плечами беспокойно потеплела, предчувствуя близость драки.
После драка с двумя неизвестными в Индии его подобрали местные жители. Посчитав его, то ли за святого отшельника, сражающегося с дивами, как индейцы называли демонов, то ли за посланника самих богов, окружили бессознательного всей возможной заботой. А его ночное бормотание на всех языках мира "отдыха, очага, одежды" принимали за заклинания против тех же злых духов. Но как бы то не было, через два дня, накормленный и одетый, Сёма с мешком припасов и секирой в перевязи за плечами, а так же вырезанным из редкого дерева посохом на дорогу, уже переходил границу страны. Никаких документов не потребовалось. Менталитет населения количеством более миллиарда многим отличался, по крайней мере порядком на границах. На одиноких людей мало обращали внимания. К растрёпанному отшельнику в потёртом, подвязанном халате, приготовившемуся к переходу в горы, пограничник отнёсся с симпатией. И вместо документов попросил у белобрысого благословения. Сёма, прошептав на монгольском "в лесу родилась ёлочка", бодро направился в земли Аватара Здравы. Выручать из неволи ныне почившего пленителя Духа и заодно спросить, куда делся брат.
Рука повторно подняла кольцо, опустила, и стук расплылся металлическим звоном. Одна из ворота, скрипя, подались внутрь. Тощий, лысый старикан протиснул голову в узкий проём, бурча на китайском:
— Туристов не принимаем. Это не Шао-Линь.
— Мне нет дела до туристов. Я пришёл к настоятелю, — ответил на языке собеседника Сёма.
— В ученики не берём, — не меняя хмурого выражения лица, обронил монах.
— Вам нечему меня научить. Я пришёл не за этим.
— Ты слишком горд своей миссией? Смири гордыню. Настоятель не принимает дерзких выскочек.
— Я отполирую твой череп, противный старикан, если не пустишь меня к настоятелю… Или кто там у вас?
— Хм, ты груб и настойчив. Может припадать тебе пару уроков?
Сёма развёл руки, скидывая почти опустевший походной мешок, и откладывая в сторону ветхий, весь в трещинах, с отполированной ручкой, посох. Отошёл назад, давая место драке, скидывая халат и бормоча под нос:
— Конечно, старикан. Преподай мне пару уроков.
Пыльный халат полетел в грязь выложенной камнем дороги. Сёма расправил плечи, поигрывая рельефным торсом.
Старичок хмыкнул и проворно скрылся за дверью. Оттуда едва слышно донеслось:
— Урок первый: избегай драки.
Сёма невольно открыл рот:
— Э, а ну вылазь. После теории учитель должен преподать ученику практику.
— Я уже победил тебя в уме, глупец. Зачем подтверждать ещё и наяву? — Донёсся едва слышимый писк из-за двери.
Сёма отвязал от мешка секиру, перебросил перевязь через плечи и взял разбег. Сгущающаяся темнота скрыла от глаз, как забор в три человеческих роста едва ощутил на себе поступь ног и странный блондин взглянул на старичка сверху вниз желтоватыми глазами, отражающими свет факелов внутри двора.
— А, злые духи! — Старичок засеменил вглубь здания, вопя, насколько позволяли лёгкие.
Сёма спрыгнул со стены и спокойно пошёл следом, напевая под нос стишок, который придумал, пока поднимался в недружелюбные горы.
